Лавка в переулке Каховского

Старуха в возрасте пророков,
стоит безвыходно у входа
в плаще пожарного колора,
поди, семнадцатого года,
с клюкой и в вечных черных ботах,
с коробкой мелочи негодной
времен Бориса и Егора.

Скандал давнишний, вполнакала,
и лавка всякое видала,
а эта – если бы просила!
Но то рыдает, то грозится,
и то ли лжет, то ли божится,
что три часа, как из больницы.
Вокруг, как по краям могилы,
толпы опущенные лица.

И тот сует ей сторублевку,
другой стократно объясняет,
что касса медь не обменяет,
но не берет и не внимает,
стоит, обвиснув тяжело.
Клюка стучит, дрожит коробка
под заклинание вполсилы:
«Копилку только что разбила.
Какое ноноче число?»

Скандал привычный, как тоска,
течет бессмысленностью речи.
Пади, безумная клюка,
на этот век, на наши плечи!
Разбиты вдребезги, летят
копилки грозные над нами,
за каждым медными очами
монеты мертвые следят.

Вновь обернусь – горючий цвет
ползет по сточенным ступеням,
сто без пяти считая лет
во тьму сходящим поколеньям.

                20 – 22 мая 2011