2011 - 4 конкурс. Финал. Произведения

1.

В начале, или Ветхая Космогония
Порывами реликтового света
Укутана, светла и горяча -
Земля горела лампой Ильича,
Но не была любовью обогрета,
Не где-то здесь, не там, не просто где-то
В начале всех начал.

Тогда ещё не началось Вселенье.
Вселенная невинность берегла,
И не было ни алчности, ни зла,
Ни лени, ни томления, ни тленья.
Елена не явилась на глумленье
И даже не жила.

Ещё не обрели значенья числа;
И календарь — не жив, не отменён —
Не изменял движение времён,
И девушка, наполненная смыслом,
Не шла с ведром и старым коромыслом
Обыденным путём.

Здесь никогда не жили по приказу,
Здесь свет и тьма, здесь таинство пустот,
Здесь сингулярность начала исход,
И до, и от — не поддаётся глазу.
Здесь даже Бога не было ни разу.
Но он ещё придёт.

2.
Небо

До сих пор есть на Земле существа, которые не могут поднять
голову наверх и посмотреть на небо. Весь их мир – это плоская
равнина. Видел ли кто-нибудь из нас, чтобы какое-либо животное,
кроме волков и собак, задумчиво смотрело на небо…
В. Козлов «Волосы Вероники»)

Небо от ран не скроется
в сумерках ежевичных –
утром стечёт сукровицей,
выплавится живицей…
Будут спешить прохожие,
под ноги глядя глупо –
лишь бы их не тревожили…
Неба разбитый купол,
в лужи смотрящий с жалостью,
вряд ли они заметят…
Разве что в горькой старости
или при виде смерти.
Катятся дни черешнею,
много теряют люди…
Небо прощает грешников,
всех по-отцовски любит.
…Если бы чаще падали
с искренних губ молитвы,
снова взошла бы радуги
высохшая палитра,
раны, как под десницею,
сжались бы в одночасье…
Если бы мы ресницами
гладили небо чаще.

3.
Ты поднимаешь занавес ресниц...

                N.N.

Ты поднимаешь занавес ресниц...
Кто ты теперь - Медея? Клеопатра?
В сто первый раз я упадаю ниц
пред истинною примою театра.

Сомненья прочь - тебе подвластно всё!
О, как твой зритель счастлив и ликует,
как гордо на руках тебя несёт,
как он боготворит тебя - такую!

Я тоже зритель, только страшен мне
твой ясный взгляд, где и любовь, и злоба.
Я ухожу. Сомнений больше нет,
Твоё искусство - наивысшей пробы.

Я ухожу. И не остановить
свободой переполненную каплю
ни жалостью, ни памятью в крови
и ни тоской в глазах в конце спектакля.

..Остыл, отгрохотав, огромный зал,
и только я, чудак неугомонный,
сижу и плачу по твоим глазам
Офелии, Джульетты, Дездемоны...

4.

Поминальная по Тоске

Шапка беличья. Пояс кованный.
Крест серебряный на груди.
Обряди Тоску в платье новое.
Как здесь принято,
Обряди.
               
Причеши Тоске гребнем волосы.
Пыл, что раньше был, вышел весь.
Положи вокруг гладиолусы.
Зеркала везде
Занавесь.
               
Оботри Тоску маслом с травами.
Запали две белых свечи.
Фотография в рамке траурной,
Как положено,
Помолчи.
               
Время тёмное. Ночь ненастная.
Разгулялся ветер во ржи.
Положи Тоску в гроб из ясеня.
Не жалей её,
Положи.


5.
Она любила серебро

Снимая комнатушку в каком-то из миров,
Работая на совесть, упорно и прилежно,
Она всегда твердила, что любит серебро
И, в общем, равнодушна к "парфюму" и одежде.
А губы от обиды и зависти дрожат,
Скрывается в манжете рука с колечком тонким,
Но нужно на орбите планету удержать.
На ней - больная мама и младшая сестренка.
Там - росные рассветы и черные грачи -
Единственное место, где можно быть любимой,
А здесь - чужая роскошь презрительно молчит
И хочется воскликнуть: "Не проходите мимо!"
Возьмите, что вам стоит, на белый теплоход,
На серебристый лайнер, сверкающий огнями
И, может быть, при этом еще перепадет
Сестренке на учебу и на здоровье маме.

Ведь звал же овдовевший хозяин - "бес в ребро",
Сулил морские пляжи и золотые горы,
Но сердцу не прикажешь, и только серебро
Глядит из-под манжеты с любовью и укором.


6.
              Она поёт...

Не говори, чего не можешь знать,
Не измеряй других своим аршином, -
Пьянчужка эта – тоже чья-то мать,
Она поёт на рыночке блошином
Старушечьим дрожащим голоском,
Отчаянно мотив перевирая…
В замызганной кофтёнке, босиком, -
Она дошла практически до края,
До той черты, что отделяет нас
От бессловесной, безымянной твари.
…Но теплится на дне пьянющих глаз
Такая тяга к жизни! Лишь гербарий
Из старых писем тех, кого уж нет,
Из пожелтевшей кипы фотографий
Напоминает то, что много лет
Подпитывало старческие страхи -
Тот день, когда осталась вдруг одна,
Без мужа, без детей – в пустой квартире…
Она поёт… Насмешками пьяна.
Совсем одна в безумствующем мире.


7.
На озере
                "Я чай заварю себе на ночь
                и стану всю ночь горевать,
                что не был на озере Нарочь,
                что в этом-то и виноват"
                /Евгений Клюев/


Грустишь, обнимая колени,
Не спишь - под глазами круги,
А вечер на озере Сенеж
Случается с кем-то другим.
И солнце пакетиком чайным
Ложится на донышко чувств -
"Вчера" настоится, крепчая,
И станет чуть горьким на вкус.
И что-то, забытое напрочь,
Вернётся закатной волной,
И вечер на озере Нарочь
Случится, возможно, со мной,
И молния небо расколет,
И в лодках отчалят ветра,
Но сети, качаясь на кольях,
Поймать не сумеют "вчера".

Остывшие брызги метафор,
Расплывшись на скатерти, спят,
И чайного цвета жирафы
Скучают на озере Чад...

8.

ПРОЗА В СТИХАХ

Постельное бельё, халат, бумаги.
Ах, да, - и тапочки… уложено в пакет.
Где  корвалол?.. Ах,  да, - не надо влаги.
Всё собрано... отваги только нет.

Итак, - аборт. К шести утра в больницу.
Узнать бы (будущее - чёрное пятно)
"чем кончу дней несчастных вереницу?",
и к старцу, в лес. А ночь почти, темно.

"Не открывай, - жена в сенях ворчала -
покоя нет… шатаются… Володь…"
- Сперва, давай, молись... всё для начала
Поймёт тебя и сжалится Господь...
А я ему: " Что делать?... не готова,
хоть пять годков ребёночка звала...
двенадцать дочери, да - безотцова…
нет денег… закусивши удила…"
- В грехе погрязла – ненависть к мужчинам -
Отца, того, и братьев не простишь.
Душа твоя от злости – мертвечина.
Нет выхода, голубка, .. дело – шиш.
Родишь ты, иль решишься  на убийство -
и так и так придётся умереть.
В случАе первом хоть не так уж быстро…
Спасай душонку… чай, крещёна ведь…”
- Неправда! Я хорошая, не злая…

Со мной, похоже, случай  без дилемм.
... Как в яму провалилась, засыпая…
Вот так контакт отходит между клемм.

… И мне легко, бездумно, бесшабашно.
В прозрачном киселе резвлюсь щенком.
Ни верха нет, ни низа, и не страшно.
Ворота странные и вензель с буквой “О”

Вдруг слёзы, слёзы, слёзы, слёзы, слёзы…
И “Отче наш…” всю вспомнила и крест, -
(наедине с собою не до позы)
Как будто бы я век из этих мест.
Тепло и нега растворились в теле.
Ликую от объятий, - так ни кто
не согревал… Сознанье  тлеет еле…
и нет понятий прежних. Но зато
то ликованье не сравню ни с чем я, -
Что страсть и сытость на горе из шуб!?
- Тебе пора. Изведаешь мученья...
всё впереди ещё… Пора...
                и я дышу.

…Дочь надо мной в слезах. И давит, давит
на грудь, на сердце. Рвота мне в лицо…
- Ах, девочка моя… куда... куда мне?
Здесь не хочу… там хорошо… с Отцом…
И снова я, как в киселе брусничном...
Тепло от горла ручеёчком … Вдруг
раскрылась грудь, - рывок!... Как непривычно…
Большие крылья, - крылья вместо рук!
… Ах, для чего сюда я, (как пустынно…)-
ужели только ради этих крыл?
Навстречу ангел ( как же его имя?!)
... с букетом лилий… значит, - Гавриил…
- Я покажу того, о ком молила
Так много лет у Бога, - и убить?
…У ног моих (с восторгом проследила,
а к сердцу тут же протянулась нить)
плескалось… вижу голову в кудряшках,
два белых крылышка и карие глаза.
И снизу с любопытством та мордашка…
…поверьте, я не знаю - как назвать…

На голос-крик: ”Да что же это, мама!
Ты умерла? Прошу, - очнись, очнись!” -
и давит, давит, давит грудь упрямо… -
- Да, Ника, да…  ... И победила жизнь.

.........................................
У меня реально есть дочь, имя в миру - Ника (крещена Верой)
и сын, имя в миру - Арсений (крещён Гавриилом, так как и родился в день Архангела Гавриила - 8 апреля)


9.
Этот город

Если честно, я очень любил этот город
Если честно, то в нём мне жилось и дышалось легче.
Я хотел бы вернуться, и, может быть, очень скоро
Придёт это утро, и день, и вечер,
Когда разбегутся снега по асфальту ручьями -
По лопнувшему от нетерпенья, а, может, от злости,
И корабль, - пустой коробок, причалит
К знакомому берегу новым заморским гостем.
А ещё каждый год там цветут абрикосы –
В белоснежных нарядах – друг другом не налюбуются,
А летом холодное пиво носят
В кафе на залитых солнцем улицах.
И мне захотелось туда – непременно к солнцу,
Чтобы тепло и нежно, и чьи-то губы,
И чтобы просто жить, а не бороться,
И чтобы вволю, и чтобы – "любо".
А пока – это тема для разговора
Как ненужное бросить и невесомое взвесить,
Чтобы добраться до общего пункта сбора
Множества разных и непременных "если".

10.

Моя беда на карусели
на чёрном ястребе сидит.
Зубастым вывертом панели
скребёт и плакать не велит.

Каким не городись забвеньем,
какой побег не замышляй -
она, нависшим опереньем,
за грань выходит и за край.

Да знаю, что бывает хуже!
Но это где-то, не моё...
А здесь - и плавится, и кружит,
и давит, словно вервиё.

Моя житейская громада
с родством, гниющим на корню.
Как будто я у кромки ада
отпетой грешницей стою.

Стучит, по-братски разделённый,
в затылок бесов инвентарь.
Ещё один, испепелённый,
в небытие летит январь...

11.
                *   *   *
Опять сегодня небо всем прохожим
Взглянуло доверительно в глаза.
И показалось — что-то Бог сказал…
Но нелегко осилить слово Божье.

Послышались стихи. А в них тревога,
Печаль и радость, осень и весна.
Что на земле, что наверху у Бога
Поэзия, наверное, одна.

Мне вспомнились шаги через запреты,
В стихи перераставшие грехи,
Стихи всегда значительней поэта,
Когда они действительно стихи.

Я думал о тебе. О днях беспечных,
Возвышенных судьбою и тобой.
Любовь всегда сильней сомнений вечных,
Когда она действительно любовь.

Еще не раз встречаться, расставаться,
Быть злым и добрым, трезвым и хмельным,
Но все-таки дано объединяться
Стихам небесным и стихам земным.

И, где бы ни был, не скитался где бы,
О чем я не мечтал бы, позарез
Мне нужен взгляд распахнутого неба.
Как во Христа поверившему — крест.

12.

собака

когда душу преследует тень,
это значит, что скоро восход солнца
/арабск/
.
я видела, как всё будет на самом деле:
плоское пресное море, отсутствие тени,
террасы, не видевшие дождя и солнца,
матовые слюдяные оконца,
вечнозеленые травы не выше лодыжек,
температуры нет, пейзаж неподвижен.
и безмятежная тишина: тишина такая,
что шаги посетителей в ней утопают.
крашеные скамейки пусты,
по песчаным дорожкам
прогуливаются семьями, парами, осторожно
расспрашивают о правилах пребывания и посещений.
/разговоров не слышно, просто понятно, что они происходят/
местные, стараясь не нарушить сложившихся отношений,
раскланиваются с соседями по палате,
здесь нет ушедших безвременно - всё приурочено к дате.
когда наступает время прощания, появляется большая собака.
белая большая собака перемещается бесшумно и невесомо,
ты доверяешь ей в сгущающемся тумане, ступаешь по знакам
и приходишь в сознание у дверей своего дома.

13
Обыкновенный


 Перебродившая осень.
 И запах бурь.
 Кажется,
 мир шагнул за черту,
 за финиш.
 Хочется взять его и подарить
 кому-нибудь
 Так, чтобы он перестал быть твоим.
 Отныне
 Длительный выдох неба -
 любви поверх -
 Вовсе не ветер,
 а что-то, чем сны пропахли.
 Вывернуть наизнанку бы белый свет.
 Может быть, там он белый,
 но это вряд ли.
 В солнечное сплетенье пахучих дней
 На перегонных мыслях построчно въехать.
 Всё-таки что-то там есть -
 красота вовне -
 За скорлупою космического ореха,
 Где протыкает вечность душа-комар,
 На хоботок нанизывая мгновенья.
 Жизнь выдыхаю.
 Губительный аромат
 Нежности всюду.
 И день такой,
 обыкновенный.

14. 
Васькин остров

Если станет хреново, буду действовать просто:
взяв колбаски по ГОСТу, "городской" и "Ситро",
я уеду на остров, обитаемый остров
в голубой электричке синей ветки метро.

Остров ляжет под ноги старым шахматным полем,
где неволя и воля разыграют дебют,
и балтийские ветры с лёгким привкусом соли
про грядущую долю мимолётом споют.

Возле старой протоки - новый дом за забором,
рядом целая свора - бродят пегие псы,
пусть не смотрят с укором - мы поделимся споро
булкой с тоненькой коркой и куском колбасы.

Если жизнь оседлает, словно старую клячу,
я рвану не на дачу, не в банановый рай:
Васькин остров уткнётся в руку носом собачьим
и лизнёт на удачу: "Здравствуй! Не умирай!"

15. 
 СМЕРТЬ
 
Умолкли  птицы.  Небо  стало  выше.
Звезда,  мерцая,  вышла  на  простор.
Беззвучен,  прям,  полёт  летучей  мыши.
Затих  дневной  досужий  разговор.
Теней  всё  больше.  В  бликах  мостовая.
Короткий  вздох,  касание  листа,
и  музыка  вечернего  трамвая
так  непередаваемо  проста;
...но  вот  ушла,  закончилась  внезапно...
Остывший  воздух  дрогнул  невзначай:
тупым  стеклом  по  вечности  царапнул
ночной  мопед,  вздыхая  и  стуча.
Малейших  звуков  явственные  звоны.
И  движется,  смыкается,  страшна,
из  каждой  щели,  тонкой  и  бездонной,
бескрайняя,  сплошная  тишина.
Одно  лишь  сердце  с  болью  и  тревогой
наружу  рвётся,  зная  наперёд,
что  рядом,  здесь,  без  света  и  дороги
землёю  Смерть  полночная  плывёт.
Она  хозяйка  тёмной  половины
и  выбирает  время  сладких  снов:
ей  наплевать,  виновных  ли,  невинных,
и  млад  ли,  стар, –  неважно,  всё  равно.      
Застыв,  стою.  Она  струится  мимо,
касаясь  мягко  полами  плаща…
И  до  утра,  до  спазм,  невыносимо
немеет  ниже  левого  плеча.