Она, конечно же, боялась, Страдая чистою душой. И

Она, конечно же, боялась,
Страдая чистою душой.
И боль живого одеяла
Звала на вечный упокой.

Её изрезанные груди
И струп сожжённых ягодиц
Кричали сердцу: «Завтра будет
Глазам измученным – конец!»

Когда под ногти забивало
Гвоздей холодных остриё,
Она молчала, но дрожала,
И капал с глаз холодный лёд.

На ней одежду разрывали,
Насиловали как могли,
Звездою плавящейся стали
Узлы на коже заплели.

Глаза прекрасные, как небо,
Кипящим маслом ослепив,
Пинали девушку с разбега,
Сдирая кожу с рук нагих.

О молодая комсомолка,
Ты наш народ не предала,
Не ведая о жизни толком,
Отведала бурлящих лав.

Сейчас же пишут: «проститутка…»
Кричат о ней чёрт знает что.
И мне от боли просто жутко.
Мне сердце прорезает ток.

Легко топтать святую душу,
О память ноги вытирать,
С улыбкой оскорбленья слушать
О том, что Зоя – просто б…дь.

А вам бы гвозди да под ногти,
А вас б на красную плиту
Усаживать! Эх вы, ублюдки.
Я слов получше не найду.

А вам б, как Зое за молчанку,
С корнями вырвать языки.
Да вы же в крик, увидев ранку –
Любой секрет за бой руки…

Пришло другое поколенье.
За что народ в войну страдал?
Неужто, дабы без стесненья
Героев кто-то оскорблял?