Левит Владимир Миронович. Малолетний узник. Памяти

     Сегодня почувствовала... Позвонила с утра...
 Сказали...
     Он 5 дней назад слёг - инсульт, пролежал в
коридоре пушкинской больницы и - вот, умер в
 5 утра сегодня, 9 мая 2011 года.
     Хочу написать о нём то, что знаю.
     Знакома с ним недавно, всего несколько лет.
 Но у него столько родственников, он всё время у них,
 с тех пор, как похоронил жену.
     После смерти жены я зашла к нему, просидели мы
с ним на кухне долго, разговаривали за жизнь...
     Мне давно хотелось спросить о том,
 как он в годы войны выжил... Знала, что он был
малолетним узником. Здесь напишу то, что помню...
 Жалею, что не всё запомнила, что нет подробностей,
 что больше с той встречи не удалось поговорить.
 Меня поражала и грела его любовь к людям и какой-то
 неистощимый оптимизм, лёгкость ответов на вопрос:
 "Как вы себя чувствуете?" - это при его астме и
 болезни сердца.
     Он родился 28 октября 1931 года в Симферополе.
Отец был директором ресторана. Он помнил его хорошо.
И маму помнил. Теперь - его рассказ:
     "Немцы пришли в Симферополь 1 ноября 1941г.,
 многие жители эвакуировались. Мы не успели.
И вот приказ - явиться всем евреям с вещами...
У папы и мамы не было никаких сомнений в том,
что предстоит нам... Папа... У папы была любовница
- русская женщина, вот он и отвёл меня к ней,
доверил меня, своего единственного сына. Больше я
его и маму не видел...  Но у неё не долго я прожил...
Она испугалась. По главным улицам города висели
тела повешенных за то, что они укрывали еврея у
себя. Она передала меня своей знакомой, которая
жила на окраине, но и та испугалась и попросила уйти
из её дома... (У меня холодеет сердце.)
    Я подумал: "Куда же мне идти?" (Ему - 10 лет!)
И пошёл к своему дому...(Рассказывает спокойно,
без приукрашивания и бесстрашно.)Соседка, татарка,
увидела меня, испугалась: "Володя, не ходи тут,
тебе опасно тут бывать!" (Понимаю - почему, он,
10-летний, тоже.)"Чем же тебе помочь?" И придумала:
"Вот тебе адрес моей сестры, запомни, иди к ней,
скажи, что я просила, она тебя обязательно спрячет."
А идти - за тридевять земель, через весь Крым, на
другой конец, кругом - немцы. (У меня, у которой
на момент рассказа тоже 10-летний сын, темнеет в
глазах и волосы встают дыбом.) "Как же Вы шли,
Владимир Миронович?" "А так и шёл..." "Что же Вы
ели?" "Подходил к женщинам и просил: "Тётка, дай
хлеба!Дай молока!" "И давали?" "Давали..." (Мне трудно
представить, нет, не то, что - давали, а то, что
у него были силы идти.)
     И вот однажды под вечер около одного села
какая-то женщина пожалела: "Куда ж ты идёшь, милый?
Скоро ночь... Пойдем ко мне в дом, переночуешь у
меня, только надо осторожно, а то у нас в селе
немцы." Мы пробрались огородом, но рано утром в
избу - стук. Немцы... Кто-то доложил... Меня -
к коменданту, тот сразу: "Юде?" - А я давно уже
понял, что нельзя говорить, что я - еврей: "Нет,
я - русский." В ответ - смех... Я: "Я правду
говорю, я русский." "Где же твои родители?" А я
знал, заранее придумал, что скажу: "Мои родители
погибли во время взятия Севастополя, я из
Севастополя." Они, конечно, не поверили и отправили
меня в лагерь... Там начальник также сразу: "Юде?"
- "Нет, я русский, из Севастополя!" В ответ - смех...
"И сколько же Вы были в лагере, Владимир Миронович?"
Говорит примерно: "Год или полтора." "Как же Вы?"
"Я жил на нарах, запомнил баланду и  огромнейших
клопов, забыть их не могу до сих пор!" "Как же Вы
освободились?" "Однажды призвал меня к себе начальник
лагеря:"Ну что, Юде?" "Нет, я - русский!" В ответ -
смех. "Ну что ж, иди..." И выпустили меня... (у меня
отлегло от сердца, я не знала о том, что могло быть
и такое. Дальше я не очень помню, куда пошёл мой
Владимир Миронович, Володенька, сыночек спасённый,
но он дождался того момента, когда освободили
Севастополь и пришёл в Севастополь. Дальше - как в сказке...)
    Вот иду я по Севастополю... И вижу - мой дядька,
который из Москвы, идёт!" "Как так?" "Он меня узнал и я
его - тоже. Дело в том, что перед войной мы с отцом
объездили всех родственников, и были в Москве у его
брата, я его хорошо запомнил и он меня... "Ты тут как?"
"А ты тут как?" Дядька служил офицером флота, выбивал
немцев из Севастополя, и когда последний немецкий корабль
уходил, то пальнул и ранил дядьку в ногу, он лечился в
госпитале. (В интонациях - ничего необычайного, обо
всём повествуется без плаксивости, как-то смело и
по-житейски просто). Вот он, дядька, и написал письмо
в Москву жене и затем отправил меня туда (то есть сюда).
"А дальше что, Владимир Миронович?" "Учился в ПТУ,
закончил, работал... Вызывали, спрашивали, задавали
вопросы, и не только обо мне, а ещё о тех из знакомых
отца, кто в Симферополе оставался во время  оккупации..."
"А Вы?" "Я - ничего не знал..." Он, Владимир Миронович,
 большой умница был... Теперь - был...
     Я очень его любила ещё за то, с какой он интонацией говорил:
"мой брат", "мой брат" (это двоюродные, троюродные), "мой сын",
"моя дочь" (это о детях жены). Эта интонация мне слышится
и сейчас. Никогда не решалась спросить, были ли у него собственные
дети.
     Мой брат, спи теперь спокойно, пусть тебе земля будет пухом!