Белая кошка...

Если уж ему хотелось пожить в одиночестве совсем, то тогда кот жил в  самом тёплом углу подвала. Ненавидел блох. Весьма снисходительно относился к крысам, мышей даже любил. С собаками дружил. Неплохой был кот. Даже красивый. Угольно-серый, какой-то. С жёлтыми глазами.  Жил он в подвале такого дома, где обитали прекрасные люди. То оденут ему неудобный ошейник от блох. То, в очень холодные зимы, ему поставили корзину, с мягкой подушкой внутри, прямо рядом с отоплением, и со столом за которым сидели, по очереди, консьержки, тётя Люба, и Зинаида Михайловна. Их так все звали, и кот в том числе. Только про себя, естественно. Тётя Люба, была полной женщиной, но не черезмерно, похожая на румяную булочку. У Зинаиды михайловны, была почти такая же фигура, только бёдра пошире, а плечи поуже, а так весу они были одинакового, думал кот. Но вот тётя Люба, была вся очень-очень уютная, от неё пахло ванилью, пшеничного цвета волосы были всегда красиво уложены, и закалывались красивой заколкой... И она баловала кота колбасой. Иногда тётя Люба тащила его к себе, мыла , сушила, брызгала какой-то гадостью от блох, и он выглядел как самый настоящий домашний кот. Она потом даже позволяла ему отдохнуть на своём диване. Именно из-за этого (хоть он и не очень любил все эти процедуры, но понимал, что тётя Люба делает их не ради глумления над несчастным животным, а наоборот, он не трогал волнистого попугайчика Кешу. Хоть и хотелось растрепатть его, до сумашествия... Кеша всегда беззаботно чирикал в кетке, тётя Люба его закрывала, перед тем как принести кота... А кот мечтал распотрошить милого Кешу. Но не мог. У кота всё же были свои принципы. Зинаида Михайловна, тоже неплохо пахла. Валерьянкой, и вообще аптекой. Она была брюнеткой, с короткой химической завивкой, и у неё у самой дома был кот. Подобранный ею лет 5 назад. Он редко выходил из её квартиры, и звали его Барсик. Поэтому Зинаида Михайловна, иногда угощала кота печёнкой, купленной для Барсика, и всякими мясными обрезками. Кот хорошо относился ко всем жильцам дома. А уж своего парадного, и подавно. Даже к рыжему мальчику Славке, который надоедал ему, и постоянно, летом, вытаскивал на улицу, чтобы посмотреть как кот ловит воробьёв. Перед этим Славка щедро его угощал сосисками, молоком, или сметаной, и коту было совершенно всё равно и на воробьев, и на остальных пернатых двора.
 Только одна беда не давала ему жить спокойно. Проклятая кошка с первого этажа соседского дома. У них был один общий двор. Первый раз, он увидел её, когда пошёл, накупанный, набрызганный тётей Любой, вместе с ней на улицу, потому что ей надо было развешать бельё. А он хотел лечь на лужайке рядом с песочницей, и погреть свои гладкие бока. Только надо было лечь строго на траву, без песка и земли, чтобы тётя Люба не ругалась на него. Он сместился вправо, от центра, прикрыл глаза, и слушал, сначала, как тётя Люба развешивает бельё, а потом, как она разговаривает с пенсионерками на лавочке... И уже когда их голос стал смешиваться со всем на свете, и с полётом насекомых, и с шелестом листьев на ветках, и с криками детей, играющих в детском саду, который был неподалёку... В метрах десяти от него, кто-то распахнул оконную раму. Он встрепенулся, от своего сытого кошачьего забытья, и устремил  взгляд на источник звука. Ничего удивительного,  не увидел, да и женщина, открывшая окно, уже отходила в глубь квартиры, как на подоконник запрыгнула ОНА... Сама грациозность. Само изящество. Таких кошек кот ещё не видел. Она была вся белая. И очень гладкошерстная. А глаза зелёные. Хотя ей бы пошли голубые. Но это вообще была бы мечта... Ах, она и так была хороша, с этими зелёными и глазами... С этой аккуратной головкой. С этими розовыми подушечками. Кот  не стал ничего предпринимать, он даже остался лежать на месте, и отвернулся, показывая всем своим видом, что ему абсолютно всё равно. Никогда его сердце не билось так сильно. Даже когда он дрался с целой сворой крыс в подвале... А тут... Фи, какая-то ДОМАШНЯЯ кошка... Он терпеть их не мог. С одной стороны, он сам осозновал, что истинным бродячим котом его не назовешь. Ещё котенком он прибился в этом дворе... Поначалу, его просто подкармливали, а потом, он добился расположения, и кормили его каждый день, и зимой у него был угол рядом с самими консъержками. И хоть он порой и спал в подвале, то только для того, чтобы как-то обозначить своё место. Он же не домашний в конце-концов. Не смотря на постоянные сомнения, о правильности своего жизненного уклада, кот считал себя очень достойным и очень одиноким котом. Таким он и был. Он был как бы изгой. Ещё подростком, он разогнал других бродячих котов со своей территории, и теперь они лишь пробегали тут мимоходом, и считали кота полноправнным хозяином этого двора, поэтому дружбу он ни с кем не водил. Ему было стыдно, с одной стороны, ведь он знал, что есть коты, которые очень плохо живут. Но и эти коты гордились собой. Они считали себя свободными котами, и все перетрубации старались воспринимать с достоинством. Особенно кот жалел их, из-за глистов. Глисты, это были самые первые враги всех бродяг. Они не давали почувствовать себя сытым. А избавиться от них можно было с помощью человека... К сожалению... Кот слышал, что есть ещё вроде такая трава, которая их убивает, но поскольку, повторяюсь, кот был одиноким, и дружбу с бродячими котами не водил, и бесед не беседовал, и разговоров не разговаривал, а самому ему с этой бедой постоянно помогала, то тётя Люба, то Зинаида Михайловна, он совершенно ничего не мог сказать о какой-то там траве...
 Домашних котов, он тоже не любил, и домашним быть никогда и не хотел. В общем, положение своё он ценил, и за устойчивость, и за свободу, и за сытость. Коту казалось, что он умудрился схватить кошачьего бога за усы. Так оно и было.
 А теперь... Теперь домашняя кошка, с первого этажа, испортила всё. Вчера, Зинаида Михайловна принесла свежей рыбы. Кот даже не стал есть. Сначала начались разговоры, что кот совершенно зажрался, потом, уж не заболел ли, потом его осмтрели на предмет клещей, и он улёгся в свою корзинку, чего летом почти никогда не делал. Вечером он поел рыбу. Но поедая её, он думал о том, что ест эта зеленоглазая на ужин... Дальше кот так жить уже не мог. Белая кошка занимала все его мысли, он сидел перед её окном целыми днями, делая вид, что не замечает её... А сердце его заходилось от безысходности...
 Она сама заговорила. Первая. Он был рядом с её окном, охотился за воробьями. Она спросила, как часто он промазывается, и упускает добычу из лап. Она смеялась над ним. Так невинно. Так по-доброму. Кот возненавидел её ещё сильнее. Но теперь они стали общаться. Они говорили обо всём на свете, о погоде, о её хозяине и хозяйке, о еде, о снах, о снежинках, и о том, что есть ли рай для кошек, и если есть, то как там всё устроено. Одной темы ни косались никогда. Темы её подоконника. Он боялся пригласить её на прогулку. Она всегда вела себя так, будто бы этот подоконник, это навсегда, и никогда её мягкие лапки не коснутся земли. Никогда они не будут резвиться рядом покусывая друг друга за шею... Он ненавидел её за это, вместе со всеми домашними кошками, и подоконниками всего мира. Однажды шёл ливень. Он сидел в подвале, а она у окна. Он видел её. Как она наблюдала за барабанящими каплями. И тогда он решился, что позовёт на прогулку. Так, между делом. Мышей половить. На следующий день он решился. Вскрылась ужасная правда, которую он ожидал. Что она домашняя кошка, и её хозяева её не поймут. Но она решилась бежать с ним. Она знала, её простят. Они сбежали тем же вечером. Они ушли со двора... Они бекгали где-то на пустыре, он вдыхал аромат её шкурки, он отдыхала у него на боку, тесно прижавшись. Все оборачивались на них. Он, угольно-серый, с полудлинной, не пушистой шерстью, она беленькая, гладкошерстная... Красавцы... Они считали звёзды. Она рассказывала о Египте, и отм. что кошкам там поклонялись. Они поняли, что если вернутся сегодня её не выпустят больше. Они неделю, кое как питались, но были счастливо безумно. Чтобы она не ела с помоек, он ловил мышей, крыс, голубей... Он был готов на всё ради неё. Потом они решили жить в его подвале. Его по-прежнему купали, и он приносил ей свою еду. А она всё чаще смотрела на своё окно, и всё сильнее ненавидела этот подвал. Его она любила. Она пыталась уговорить его, что должна вернуться домой, что зиму, проведет за стеклом, а потом они снова будут гулять. Он знал, что этого не будет. Если она вернётся, её никогда не выпустят на улицу. Не выпустят к ему. Через пару месяцев её нашёл хозяин, когда они вышли ночью погулять. Он возвращался, домой, он был в шоке. Кота, он будто и не заметил. Она нет пыталась убежать. Он видел, что она рада, что всё решилось без её участия. Ну, вот, вышли они, поймали её... VALE ET ME AMA, прошептал за неё ветер... Теперь она была снова за стеклом... Кот ушёл с этого двора. Тётя Люба, Зинаида Михайловна, и все остальные, были в недоумении.