Рассказ

Она не то, чтобы, не верила в любовь... Но давно не ощущала её... Такой, как в семнадцать лет. Когда ты дрожишь, каждый раз, занимаясь любовью, и даже попросту оказываясь в Его объятиях... Когда ночью, голыми, идёшь есть, смеешься и смотришь друг на друга, улыбаясь... Когда ждёшь встречи так сильно, что представляешь его сидящим у твоего подъезда, каждый день. Когда... Когда это было? И возможно ли повторение того накала страстей? Этого она не знала... Но истово верила, что однажды, она встретит нечто подобное, а если повезёт, то гораздо более… более... далее слов подобрать она не могла.

Это был прекрасный, один из её любимых, дней. Осень. Ранняя осень, небо было пасмурным, и порой накрапывал мелкий дождь. Её пепельные волосы были собраны в аккуратный пучок, благодаря чему открывались изумительной формы аккуратные ушки, и вдетые в них серьги, из  серых жемчужин. Аккуратный, идеально сидящий по фигуре плащ, туфли-лодочки... Сама элегантность. С ангельским личиком. Что могло быть более желанным для чувственного мужчины? И только холод серых глаз, и что-то там, лежащее на самом дне её зрачков, отпугивали от неё тех, кто отваживался заговорить, или просто обратить на неё взор. Она любила одиночество. Она мучилась, и наслаждалась им так, как наслаждаются связью с женатым мужчиной. Страдая, тоскуя, но верно оставаясь рядом, и всегда находясь в ожидании. Наверное, поэтому, у неё никогда не было женатых мужчин. И, наверное, она любила своё одиночество, именно из-за того, что оно дарило ей это ожидание...

Он вышел из подъезда, держа в одной руке поводок, на котором вёл смешного бежевого мопса, а во второй руке у него была холщовая сумка... Он хотел закинуть её в машину, потому что, совсем недавно понял, каких оттенков красок ему не достаёт, чтобы написать тот пейзаж, с видом затона, на который он когда-то ходил купаться в детстве... Она остановилась, чтобы раскрыть свой оригинальный зонт, чёрного цвета,  внутри которого были нарисованы, в духе импрессионизма, белые лебеди... Лебеди состояли из таких лёгких взмахов кистью, что ей казалось, они могут растаять, от дождя, даже от микро-капелек, которые, вероятно впитывались в ткань купола... Хотя, в этом, она особо, не разбиралась... Ей только так казалось...

Из-за дождя, волосы, которые выпали из причёски, начали виться, и от этого её облик, стал таким притягательным и милым, что он не мог не отметить, что женщина, проходящая мимо его подъезда, со всей своей безупречностью, и красотой, просилась на его холст. Его зрачок, как фотоаппарат отметил мельчайшие детали, вплоть до капель дождя на туфлях и форм луж под её ногами...

Уже через два месяца картина была готова. Через полгода она переехала к нему. Он отговаривал её любить его. У него была онкология. Она убеждала, что всё равно живёт в соседнем доме. Она знала, что вылечит его.

Он любил её. Любил за её естественность. Естественность во всём. Любил её цвет волос. Пепельный. Натуральный пепельный цвет, который так восхитительно сочетался с цветом серых глаз. Любил цвет и бархатистость её кожи, оттенка слоновой кости. Любил форму её ладоней и пальцев. Любил эти миленькие аккуратные ушки, форму её губ. Сладостный аромат её тела. Аромат жасмина... Любил её веру в то, что он излечится... Он писал её и в профиль, и в репродукциях, и обнажённую, и как Мадонну... Он её любил... Не потому что, его мучала мысль о том, что скоро он покинет этот мир. Он совсем не хотел губить её. Он знал, что его уход причинит ей неимоверную боль. Он готов был жить нищим и убогим, лишь бы защитить её от боли... От любой боли и страданий. Эту хрупкую, эту беззащитную и сильную одновременно, женщину, с такими красивыми серыми глазами...

Она была удивлена, что такие как он существуют, в принципе. Когда она сказала, что ей нравится аромат малины, в его доме появилась туалетная бумага, именно с ароматом этой ягоды. Он ставил ей Вивальди, когда она не могла уснуть, тихо-тихо, ступая босыми ногами... Но ведь он знал, что у неё бессонница, и всё равно, старался чтобы Вивальди начинал играть в полной тьме и тишине... Он делал ей массаж так долго, что она могла в это время просмотреть свою любимую телепередачу. Он никогда не оставлял её надолго одну, но пытался приучить к самостоятельности. К жизни без него. Это единственное, что у него выходило неважно... И иногда, у него не получалась утка по-пекински... Всё остальное он готовил изумительно. Иногда он заплетал ей косичку, и вплетал туда красивые шелковые шарфы, а если они были на природе, то тогда украшал её голову цветами... Он существовал. Это был факт.


Она перечитала кучу литературы, связанной с его заболеванием. Она выписывала ему БАДы, заваривала травки, она стала ходить в церковь... Она практиковала с ним голодание, и они изучили кучу систем питания... Увлеклись сыроедением... Больше никакого виски, и шарлотки... Ей было всё равно. Она покупала фрукты и овощи, сервировала стол, и в их квартирке всегда на столе стояли вазы с фруктами. Она покупала посуду разных форм. Чтобы ему было веселее при столь скудном питании, и как-то компенсировалось отсутствие любимых блюд. Ему стало лучше. Его больше не мучала боль. Он посвежел. Они были счастливы.

Она пришла домой, бросила ключи на тумбочку у двери, и бесплатные газеты в "газетницу". Газеты он стелил когда работал... Чтобы не запачкать пол. Он был всегда аккуратен. Что было несвойственно людям творческой профессии, в принципе... Мопс, кинулся к ней поскуливая... На столе лежала записка... Она подошла улыбаясь. Он наверняка написал ей что-нибудь милое. Почерк был незнакомый. Адрес больницы, и чей-то телефон.

Ему не было лучше. Он притворялся. Он старался. Он терпел боль. Он любил её. Врач сказал, что он в реанимации, она оплатила какие-то лекарства, купила какие-то пелёнки, она ничего не понимала... Он был в реанимации... Её не пустили... Она ехала домой, чтобы позвонить завтра, и узнать как он себя чувствует. Врачи не давали ей надежды.

Из окна их квартиры, были выброшены все фрукты, все книги, все вырезки из газет. Люди хотели вызвать милицию, видя как сочные персики, виноград, груши и черешня, летят с тринадцатого этажа...  Превращаясь в разноцветное и яркое месиво…

Она задыхалась, она кричала, она смотрела на его картины,  ей казалось, что его душа уже раскололась на мелкие частички  и теперь живет в каждой картине... Она не вынесла больше. Она взяла деньги из сейфа, и поехала в больницу. По дороге остановилась у супермаркета, вспомнив, что следует купить конверт. Подошла к стенду с открытками. Ведь конверты идут вместе с открытками, она это помнила, или смутно знала… В состоянии шока, ты либо припоминаешь, будто бы, что-то должна делать, либо знаешь. Но знаешь ты в это время одно, например то, что должна идти прямо, а чувствуешь, совсем другое, чаще всего, что твоё сердце покрылось какой-то непонятной обволакивающей субстанцией… И она скоро закупорит все артерии и вены. Она выбрала открытку. Как бы ему, в тоже время она понимала, что он её может уже и не увидит… Но это понимание было где-то далеко… И открытка, была выбрана машинально, и даже скорее естественно… Красивые цветы в вазе… Ирисы, и ещё какие-то… А внутри можно было написать всё что хочешь. Она бы всё равно никогда там ничего не написала. Даже если бы он вернулся домой. Вернулся к Ней.

Она положила на стол врача конверт. Десять тысяч рублей. У неё было больше. Гораздо больше. Но она знала, что и так дала ему много. Если бы он попросил, она бы отдала всё.
Её пустили в реанимацию. В палате лежал ещё кто-то, она даже не поняла, мужчина или женщина… Опустилась рядом с ним на колени, и припала губами к его ладони. Иногда она что-то беззвучно шептала, иногда даже дышать боялась… Сколько прошло времени? Час? Три? Оказывается восемь часов. Когда к ней подошёл врач, она умоляла, оставить её с ним ещё… Ей предложили съездить домой и вернутся. Она подумала, что позже съездит, прогулять и покормить собаку… Она отказалась уезжать сейчас. Врач смотрел на неё с какой-то тоской. Наверное он устал от этих людей, с больными глазами… От людей, которые ждут от него чуда. Черствая работа не лишила его ещё участия к людям, и он посоветовал ей хотя бы выпить кофе, или чай из автомата, в холле, и может быть съесть что-нибудь. Она выбрала чёрный кофе. Она не пила кофе год. В супермаркете заранее купила сигареты. Она знала, что закурит. Не курила она больше года.

На улице было очень свежо, и майский ветер играл с её волосами… Она слабо затянулась, и сделала глоток той редкостной дряни, что выдают за арабику. На востоке алела полоска, сопровождающая восход солнца… Начинался новый день…