к т о я

К Т О  Я  ?


Я сижу на берегу реки Шпрее, подставляя лицо нежарким лучам  Берлинского
солнца и любуюсь перламутровыми бликами на воде.  Важно урча и пофыркивая, мимо снуют теплоходы с восторженными туристами. На ярко зелёной траве пенными сугробами красуются сытые лебеди.
Над прозрачным куполом Рейхстага развиваются трехцветные флаги. Страна, которая столько лет была чуждой и непонятной, теперь гостеприимно распахнула двери передо мной и моими детьми. Я живу в городе, где рядом с монументальным, позеленевшим от времени куполом « Berliner Dom» , тянутся ввысь остроконечные костёлы, мечети, золоченые купола церквей и еврейской синагоги.
Так кто же я? И каким ветром занесло меня в эту страну? Говорят, что без прошлого нет будущего. Но как нелегко сделать этот шаг, первый шаг на пути в своё прошлое. Тяжёлый маховик памяти качнулся и, скрипя, сдвинулся в обратном направлении. Я хочу, чтобы мои сыновья смогли ответить своим потомкам на этот вопрос.

П  Р А Д Е Д

Увы! Древние корни моего генеалогического древа навсегда зарыты в могилах ушедших предков. В памяти всплывают рассказы седой, как лунь, бабушки. С пожелтевшей, чудом сохранившейся фотографии, добрыми глазами смотрит почтенный старик в черной шапочке, с белой окладистой бородой. Это мой прадед.
 Зажиточный Екатеринославский еврей Исайа  Найдис был владельцем пяти фабрик лёгкой мануфактуры и отцом 22-х детей. Моя бабушка Вера была 18-м ребёнком в семье. Отец возлагал на неё большие надежды за трезвый расчетливый ум и решительный жесткий характер. Но,  дочь не оправдала надежд и, нарушив отцовский запрет, сбежала с бедным  еврейским мастеровым. За непослушание была лишена родительского благословения и богатого наследства. Они так и прожили всю жизнь, властная, требовательная дочь бывшего магната и бесконечно добрый, забитый жизнью слесарь-водопроводчик. Такими я и запомнила своих предков.
Мощный прадед погиб под колёсами автомобиля, возвращаясь навеселе со свадьбы, где танцевал на столе, веселя гостей. И было ему тогда 112 лет. Поистине завидная смерть! Из 22-х его отпрысков я запомнила только двоих. Остальные были замучены, сожжены, расстреляны в чёрные дни еврейских погромов, сгинули в пламени революций, войн, голодомора.  Вечная им память!


М А М А

Моя мама была старшей дочерью четы Веры Найдис и Моисея Агранович.
Девочка Ева, со стопроцентной еврейской кровью, имела отчаянный и рисковый характер.
В 17 лет, откликнувшись на призыв Веры Хетагуровой строить Магнитку, она покинула
отчий дом. Затем были стройки в Комсомольске-на-Амуре. Юные годы промелькнули в голоде и  холоде, в грязных мокрых палатках, в тяжелых буднях с киркой и лопатой в озябших руках. Весёлый и щедрый нрав помогал выживать в невыносимо-трудных условиях и приобретать надёжных друзей. В своих записках она вспоминала, как в поезде, в котором их везли на Дальний Восток,  у соседки по вагону украли пальто и валенки. Девушка рыдала от отчаяния и мама,  не задумываясь, отдала ей своё новое пальто и  сапоги, а сама потом очень мёрзла без тёплых вещей.
В июле 41-го она ушла добровольцем на фронт. Из-за пятой графы ей трижды отказывали, но она упорно настаивала на своём. Трудно представить 26-ти летнюю еврейскую девушку, прошедшую в артеллерийском расчёте все 4  кровавых военных года. После  войны остались ордена и медали: за боевые заслуги, за  штурм Севастополя, за освобождение Варшавы и взятие Берлина, граммота, подписанная лично Сталиным и Жуковым и многие другие знаки отличия, да ещё подорванное здоровье и полная неопределённость в планах на будущее. В августе 1945, оставив автограф на стене Рейхстага, она распрощалась с военной жизнью, а также и с боевым другом, делившим с ней все тяготы солдатских будней.
По возвращении на Родину, их пути разошлись. Он уехал на Урал к семье, а она -  в родной Днепропетровск, где в её помощи нуждались старики-родители. Здесь, 5-го мая 1946 года, на свет появился плод фронтовой любви. Смуглого крикливого младенца женского пола, тут же в роддоме, дружно нарекли Галчёнком. Имя было зафиксировано в метрике, где в графе «мать» значилось: Агранович Ева Моисеевна, а в графе «отец» -  стоял прочерк.  Это был первый лист моей биографии.
Мама работала в обкоме партии секретарём-машинисткой. И здесь, в «партийных застенках»,  куда меня приносили для поддержания жизненных сил, с молоком матери впитывала я веру в светлое будущее, преданность советским идеалам и неугасимую волю  к жизни. Сколько себя помню, мама всегда работала, работала и работала, я была предоставлена самой себе и самостоятельно решала свои детские проблемы.
Босоногое, полуголодное детство прошло в бесконечных играх с мальчишками в «войнушки», с деревянными пистолетами и разбитыми коленками. К стихам меня приучали с раннего детства. Помню, как  3-х - 5-ти летнюю девчушку ставили на стул, где-нибудь посреди зала и, почти не понимая смысла, она громко читала стихи о Наполеоне, скрестившим руки на груди, на стене кремлёвской, о Советском солдате, спасшем немецкую девочку в Берлине, и о многом другом. И эта девчушка знала, что живёт в сильной стране со счастливым будущим, которая защитит её от всех бед и невзгод. Так говорила мама, и я ей безоговорочно верила. Я засыпала под её рассказы о военных и трудовых буднях, о верных боевых товарищах, о Великом Сталине, с именем которого прожила она всю свою, увы, недолгую жизнь, о той светлой цели, ради которой  прошла все испытания. В её рассказах  уживались боль и отчаяние с жизнелюбием и юмором. На мой вопрос о самом страшном испытании, она рассказывала случай, когда однажды, во время ночного привала в лесу, вдруг увидела прямо перед своим лицом огромную руку и громко закричала от ужаса, переполошив весь взвод. Мама была маленького роста, и оказалось, что солдат, приняв её за пенёк, хотел привязать к ней палатку. Потом все долго смеялись над этими страхами. Я очень любила слушать её воспоминания,  прижималась к теплому плечу и чувствовала себя беспечным счастливым птенцом под сильным материнским крылом. 
Первый мощный удар судьбы обрушился на меня в 8 лет. Тяжёлая болезнь мамы, ночные ожидания кареты «скорой помощи», в резиновых ботиках поверх тапочек, на 30-ти градусном морозе, отчаяние от беспомощности… Навсегда врезались в память оскорбления агрессивной соседки по коммуналке в адрес «проклятых жидов». Здесь были и побои стариков, и подливание керосина в суп, варившийся на керогазе в общем коридоре, и обрызгивание хлоркой, развешенного на веревках белья, и много прочих гадостей. Было очень больно и обидно. А мама, моя сильная, добрая мама, уже не могла защитить ни, своего единственного ребёнка, ни, слабеющих на глазах родителей. Желание, чем-то помочь близким, толкнуло меня на отчаянный крик о помощи. Помню, как, дыша на озябшие пальцы, тыча пером в полупустую чернильницу, писала я телеграмму товарищу Ворошилову. « Мама прошла всю войну, она умирает, спасите!!!» В течение года, мы не могли добиться, чтобы маму положили в больницу,  а тут через 3 дня к дому подъехал военный «газик». Начальник в шинели со звёздами на погонах и  высокой серой папахе, внимательно осмотрел наше жилище и грозно спросил: « Это кто здесь такой прыткий, телеграммы в Москву слать?» Но, увидев мой затравленный взгяд «волчёнка», мольбу в глазах бабушки  и, скатившуюся по маминой щеке слезу, понял всё. Маму поместили в военный госпиталь, что облегчило страдание её последних дней.  Она умерла 14-го февраля 1956 года, в день открытия  20-го съезда компартии, развенчавшего культ личности Сталина. И, если бы она не умерла в тот день, она бы умерла всё равно, узнав, что свергли с пьедестала её идола, её веру, её надежду на счастливое будущее.   
Я и сейчас вижу девятилетнюю зарёванную девчонку  в захудалом пальтишке, стоящую у двери морга.  К ней подходят многочисленные друзья и коллеги покойной, жалостливо гладят по голове и, все как один, причитают: «Боже мой, какая молодая…» А девчонка, размазывая слёзы по озябшим щекам, терпеливо объясняет каждому: « Да, нет. Уже не молодая,  уже 40 лет…».    


                Ш К О Л Ь Н Ы Е     Г О Д Ы




       На этом «беспечное детство» закончилось. Младший брат мамы служил на Дальнем Востоке,  состарившиеся от горя и болезней родители не имели возможностей для воспитания внучки. Осиротевшего «байстрючонка» определили в открывшуюся школу-интернат. Тоска сжимала сердце, но жажда жизни и потомственные сильные корни пустили новые побеги. Я обрела большую и  дружную семью, в которой было 360 детей и коллектив заботливых педагогов, в основном фронтовиков. Они сумели отогреть детские души и вызвать радостный блеск в рано потускневших глазах. Старшие школьники шефствовали над малышами и у меня, 11-ти летней девчонки, было четверо «детей».
       Я прибегала к ним на переменках, защищала от обидчиков, проверяла уроки, вечерами стирала носочки, подворотнички и рассказывала смешные и грустные сказки. Семилетний черноглазый  Витенька Орлов, прижавшись и, обвив мою шею ручонками, жарко шептал: «Мамочка, не уходи, я тебя так люблю!» Волна тепла и нежности захлёстывала сознание. Я чувствовала себя такой сильной и нужной. Мне не было одиноко.
         Наша школа имела своё подсобное хозяйство за городом: большой сад, огород, коровы, свинки, кролики… Всем, и первоклашкам, и старшим, хватало забот. Мы с удовольствием выезжали на прополку и сбор урожая, совмещали летний отдых с полезным трудом на свежем воздухе. 
        Трудно описать словами чувство гордости и своей ответственности, когда, сидя за одним  столом с директором и преподавателями, мы, члены ученического   комитета, выслушивали доклад о том, сколько нами заработано денег, какие понесены расходы и какие траты мы можем себе позволить. Мы спорили, что важнее приобрести в первую очередь: ботиночки для малышей или выпускные платья для старшеклассниц, спортивные снаряды или музыкальные инструменты. Мы жили одной семьёй с общими заботами. Приобретённый опыт и знания очень пригодились в жизни. Сколько раз, с теплотой и благодарностью, вспоминала я своих учителей. Низкий поклон вам, родные!
         Мне было 13 лет, когда я впервые почувствовала себя «рабочим человеком». Мы проходили производственную практику на заводе, в цеху намотки электродвигателей, и весёлой, шустрой воспитаннице интерната, у которой в руках «всё горело», предложили подрабатывать в свободное от учёбы время. Помню, как провожали меня мои малыши и одноклассники. Заботливая тётя Люба, наш повар, заворачивала тёплые пирожки, а учителя уважительно улыбались. На душе было легко и  радостно. На заработанные честно рубли покупались пряники, леденцы и прочие доступные сладости, и я с удовольствием угощала ими  своих подшефных любимцев и друзей.
          На одном дыхании пронеслись  школьные годы, с пионерскими кострами, комсомольскими слётами, художественной самодеятельностью и спортивными состязаниями. Я переступила порог родного интерната, держа в одной руке отличный аттестат, пачку характеристик от Союза писателей, Дворца пионеров и прочих организаций, настоятельно  рекомендующих мне учёбу в Литературном институте, а в другой – «выпускные» 10 рублей, байковое платье и, уже не новое, зимнее пальто.
          Начиналась новая страница жизни, и я оставалась один на один с судьбой.
               

                Ю Н О С Т Ь.
   
           Мечты о Литературном институте растаяли сказочным облачком в реальности жизни. С десятью рублями в кармане, да в байковом платье, далеко не уедешь. Жить было негде, да не на что. Надо было приобретать стабильную специальность. Документы для поступления пришлось подать в технический ВУЗ, при котором было общежитие для студентов. В ожидании вступительных экзаменов, нескончаемо долго тянулся июль с голодными обмороками и бессонными ночами. Каждый вечер с надеждой спешила к заветной беседке, куда бабушкин сосед по коммуналке Юрка, вне дней запоя, тайком  выносил мне баночку борща и кусок черного хлеба. Спасибо, друг. Не знаю, как бы выжила я тогда без твоей помощи.
            В августе успешно сданы экзамены, и я – студентка престижного ВУЗа, факультета Вычислительной Техники. Ура! Я вижу цель и знаю, как её достичь. Но до сентября ещё долгих 20 дней.  После сдачи экзаменов всех абитуриентов обязали отработать день в профессорском городке. Напряжение и голод напомнили о себе обмороком. Вокруг засуетились: врача, скорую…  В это время мимо проходила жена одного профессора, быстро оценила ситуацию, и распорядилась доставить меня к себе домой. После вкусного обеда мы поговорили о жизни, о планах на «сегодня» и «завтра». Доброжелательная хозяйка наградила меня пакетом продуктов и пригласила заходить в гости.
            На следующий день состоялось собеседование с деканом факультета. После поздравления с поступлением и пожеланий успехов, когда я, благодарно кивая, направилась к выходу, седой, почтенный академик Латышев Сергей Кузьмич вдруг задал необычный вопрос:
«Скажите, а на что вы живёте? Куда собираетесь до начала занятий?»   Я мычала что-то невнятное по поводу десяти рублей, полученных в июне, и готова была провалиться сквозь землю. Декан опустил очки на нос и что-то быстро начеркал на листике бумаге. Затем он протянул мне листок и попросил отнести его в кассу. «Это ваш аванс, - сказал он,  - а завтра выходите ко мне на работу». Работа, конечно, была чисто условной, а выданные мне 30 рублей – частью его зарплаты. Сколько же добрых и порядочных людей повстречала я на своем нелёгком пути! Разве могла бы я выжить без их тепла и понимания?  Как–то сын сказал: « Мамочка, у тебя была такая несчастная жизнь!» Нет, сынок, моя жизнь была нелёгкой, но несчастной  я себя не чувствовала, благодаря людям, которые подставляли мне свои плечи в самые трудные минуты жизни. Как же я благодарна им!
          Открывается  ещё одна страница жизни, и опять хочется жить, и опять я чувствую себя счастливой.
           Яркими картинками в калейдоскопе, замелькали студенческие будни: лекции, зачёты, сессии, вечера отдыха, смотры, концерты, соревнования…   Дни были расписаны, буквально, по минутам. Часто, проваливаясь в сон от усталости, вспоминала, что во рту и «маковой росинки» с утра не было. Тогда из тумбочки извлекалась банка из-под варенья, в которой размачивалась чёрствая корочка, и вкусней этого не было ничего на свете.
                На втором курсе появился  застенчивый молодой человек, который неотступно следовал по пятам, слал нежные письма и не сводил влюблённых глаз с объекта обожания. Это льстило женскому самолюбию. Любви большой и страстной не было, но так хотелось тепла и заботы. Когда, после поездки к его родителям, я впервые вернулась в общежитие с сумками, полными всяких вкусностей, подружки зашушукались: « От  свекрови подарочки…». Потом Комсомольская свадьба, бурное гуляние двух факультетов и тоскливый вопрос: « Зачем я это делаю?». Валера был спокойным, добрым парнем и с моим заводным характером и  бурной энергией ему было нелегко справляться. Зато как много материнского тепла и понимания подарила мне его мать. Сколько мудрых советов и важных жизненных уроков преподала она мне. Это была поистине «святая» женщина.
                Проживание в разных общежитиях не помешало появиться на свет симпатичному карапузу. Маленький Серёжка дал новый толчок моей жизни. Я его безумно любила, я была ему очень нужна и чувствовала себя сильной и ответственной за это беспомощное существо. Мне было для кого жить, и это делало меня счастливой.
                Ошибочный брак  проявился в полной несовместимости характеров. Мы получили дипломы и после развода расстались хорошими друзьями. Я осталась с пятилетним сынишкой в комнатке 12 кв. м. трёхкомнатной коммуналки. У меня была любимая работа, верные друзья, добрые соседи и ясная цель – сделать Серёжку счастливым. И жизнь снова била ключом.
  Когда я приносила домой свою зарплату молодого инженера -120 рублей, мы с сыном садились к столу и раскладывали её на кучки: 20 рублей - на отпуск, мы очень любили путешествовать, еда, быт, прочие расходы… Пачка быстро таяла. И тогда сын, не допускающим возражения тоном, говорил: «Мама, если не бегать по лужам, то мои ботинки могут ещё месяц продержаться, а вот тебе пальто купить надо, ты же в люди ходишь». Мой славный маленький дружок был смыслом всей моей жизни, неиссякаемым источником радости, которую не могли омрачить ни 2-х, 3-х сменные дополнительные работы, ни прочие тяготы быта. Сердце было полно любви, сознание – ответственности, и это прибавляло мне силы.

И тут ещё раз прошелестело листами моё генеалогическое древо. В  1965-м году вернулся из Магаданской ссылки 22-й отпрыск моего прадеда. Мой двоюродный дед провёл в лагерях 25 лет, но чудом сумел сохранить сердечное тепло и желание помогать людям. Он был врачом, и в 37-м «загремел» по этапу, не успев осознать риторического вопроса: « За что?». Жена и дочь отказались от «врага народа», как требовала партия, и он, раздавленный, но не сломленный, на далёком Севере помогал выживать своим собратьям.
Однажды, из груды мёртвых тел извлёк обтянутый кожей скелет женщины, разглядев в нём признаки жизни. Он спрятал её в своём лазарете, выходил и сделал верной помощницей - медсестрой. Позже она стала его женой и стойко выносила все тяготы лагерной жизни.
Анисия  Никитична, так её звали, проживала с мужем-комиссаром и двумя детьми в маленьком белорусском городке. В июльский день 1938-го муж не вернулся со службы. Закрыв спящего пятилетнего сына и шестилетнюю дочь в квартире, она  решила узнать, что случилось с мужем. Домой она больше не вернулась. Детей увёз в Ленинград её младший брат. И только надежда найти семью давала ей силы переносить все ужасы лагерных пыток, где на общих нарах с жёнами знаменитых военачальников Блюхера, Якира и другими, прошли долгие годы боли, слёз и отчаяния.
Только в 1953-м году узнала она, что муж был расстрелян в 38-м, а машина, в которой  брат со своей семьёй и её детьми пытались прорваться по Ладоге из блокадного Ленинграда, ушла под лёд зимой 41-го. Вот тогда и оказалась она в груде мёртвых тел. Жить больше не хотелось.
Почему я включила трагическую судьбу этих людей в свои воспоминания? Потому что от их, морозящих душу рассказов, из книг Солженицына и пр. источников, заслоняя собой все прежние понятия,  зрел в мозгу огромный знак вопроса. Как такое могло быть? Зачем? Почему? А мама говорила…
Внутренние убеждения и политические установки молодости таяли, как песочная крепость, под набегающей волной информации. А как же мои детские оды партии родной? Где же то светлое, незыблемое, безупречное? Впервые становилось страшно, но не за себя. Моя мама умерла с твёрдой уверенностью, что отдала жизнь за счастливое будущее своего ребёнка. У меня тоже рос сын…




Ж И З Н Ь     П Р О Д О Л Ж А Е Т С Я . . .


Серёже было 13 лет, когда в моей жизни появился шахтёр из Кривого Рога, внимательный, заботливый, любящий. Сын сказал: « Мама, я скоро уйду в армию и пойду своим путём, а ты слушай своё сердце. Я поддержу тебя в любом случае…». Друзья кричали в один голос: « Что ты делаешь? Вы же такие разные!»  А я так устала от одиночества.
Второй брак  стал новым витком в моей жизни.
Шёл 1980-й год. Во время отдыха в Болгарии, мы познакомились с обаятельной английской парой. Моего  англоязычного запаса хватило для приятного общения и времяпровождения в общей компании. На прощание мы обменялись адресами и обещаниями выслать фотографии. Если бы я знала, какие последствия будет иметь эта безобидная дружба, я была бы осторожней.
             Некоторое время спустя, англичане прислали обещанные фото и какие-то сувенирчики. Я, естественно, ответила благодарностью и завязалась, ни к чему не обязывающая, переписка. Я писала о своём городе ( информацию брала только из рекламных брошюр), о своей семье, об увлечениях и т. д. Они отвечали тем же.  Каково же было моё удивление, когда меня срочно вызвали в 1-й отдел. Перепуганный начальник шёпотом сообщил, что мною интересуются спец. службы. Не чувствуя за собой никакой вины, я смело отправилась на назначенную встречу. На моё счастье, шёл 1980-й год, а не 1937-й.
               Да….О многих шпионских страстях знала я из кинофильмов и книг, но вот, что сама буду  втянута во что-то подобное, не предполагала. Молодые люди в одинаковых чёрных костюмах долго расспрашивали обо всех подробностях знакомства и переписки, (при этом копии всех писем у них уже имелись). Они запугивали, интриговали, выставляли массу условий, назначали всё новые и новые встречи. Как в плохом детективе, я должна была незаметно, на расстоянии следовать за человеком с газетой куда-то на тайные квартиры, где в полумраке мне открывали «азы» слежки и конспирации. Я чувствовала себя «радисткой Кэт».  Было и смешно и жутковато. От меня требовали строжайшего соблюдения тайн и сообщений обо всём, что происходит вокруг, на работе, дома и пр. Не знаю, как удалось бы мне «сорваться  с крючка» и чем бы это всё закончилось, если бы не рождение ребёнка. На какое-то время меня оставили в покое, а дальше… Началась перестройка. Страна гудела, как потревоженный улей и у спец. служб появились другие проблемы.


      
             Рождение второго сына заставило снова  задышать полной грудью и почувствовать себя сильной и решительной, заботливой «квочкой» и мудрой «волчицей». Кормить, опекать, любить, защищать… Я опять была нужна и по-матерински счастлива.
Муж в 50 лет вышел на  шахтёрскую пенсию и оказался невостребованным на работе. Дома общих тем,  кроме разговоров о сыне, практически, не было. Учащались выпивки, ухудшались отношения.  А вокруг шла перестройка, переделка, перестрелка…Сознание менялось: коммерция, бизнес. Работа на выживание по 24 часа в сутки.
Старший сын, отслужив в армии,  учился в Киевском институте финансов. Мне приходилось полностью обеспечивать семью. Возвращаясь из выматывающих душу и тело командировок, загружала продуктами холодильник, решала все набегающие бытовые проблемы и… ловила тоскливый взгляд любимого младшего сынишки. Душа рвалась на части, надо было что-то решать.
Развод практически ничего не изменил.  Муж продолжал жить в нашей квартире, скандалы и пьяные ссоры не прекращались. Сын становился всё более мрачным и замкнутым. Я не узнавала своего ласкового и доброго душой Ярославку. Страх и ответственность за него, желание, любой ценой,  выучить и поставить на твёрдую платформу, двигало всеми моими помыслами и поступками.
Тяжёлый труд и приобретённый опыт приносили свои плоды. Появилась возможность открыть собственную фирму. Бывший муж переехал в купленную для него квартиру. Я оплачивала учёбу и жизнь старшего сына в Киеве, и отправила  учиться  в Америку младшего -  Ярослава. Сыновья были смыслом всей моей жизни, источником сил, моей радостью и безграничной любовью. Ради них я готова была  «ворочать горы».
В день празднования  моего 50-летия, 14-ти летний младший сын сказал: « Всё, что мы с братом имеем, нам дала мама, и только мама. Она поставила нас на тот трамплин, с которого мы обязаны построить своё будущее и обеспечить её безбедную старость…». Подруги плакали, а у меня пол качался под ногами…Я чувствовала себя сильной, нужной и  любимой. На глаза набегали слёзы счастья.

    
Е Щ Ё    О Д И Н    Ш А Н С

На  54-м году, впервые в моей жизни, появился мужчина, на плечо которого можно было опереться. Сильный, опытный, умудрённый, но не избалованный жизнью, неисправимый «трудоголик», неиссякаемый источник энергии с добрыми голубыми глазами. Это был ещё один подарок судьбы!
Третий брак был осознанным и желанным. У меня - два сына, у него - две дочери и внуки.  С удвоенной силой впряглись мы в воз новых забот и с радостью потащили его по жизни. Я опять была востребована, любима, и впервые по-женски счастлива.
Время стремительно неслось вперёд, и ещё стремительнее наростал ком жизненно-важных проблем нашей, резко увеличившейся семьи. Возможности  решения возникающих  задач становились обратно-пропорциональными их росту. Откуда-то появились первые болевые синдромы и, совсем некстати, возникающая усталость. Подкрался такой нежеланный, но такой неизбежный пенсионный возраст.
Мизерный размер пенсии, несмотря на многолетний стаж и высокие заработки, неприятно удивил, а точнее сказать, просто ошарашил. Холодной лягушкой поселилась в душе неуверенность в завтрашнем дне и сомнения в своих возможностях. А что будет, если вдруг мы не сможем работать? А если болезнь? А если…?  Вопросов становилось всё больше.  Со щемящей тоской наблюдала по утрам из окна, как опрятно, но скромно одетые люди, проходя мимо мусорных баков, стыдливо озираясь, вытаскивали из них какие-то пакеты и быстро уходили, пряча что-то в холщёвые сумки. Многих я знала в лицо, и от этого становилось ещё больнее.
  Вчерашние учителя и врачи для продажи раскладывали на клеёнках, вдоль дороги в универсам, всякую домашнюю утварь, посуду, сувениры, поношенную одежду и обувь… Холодная лягушка всё росла, вытесняя из души, и без того уже непрочные, поросли оптимизма.
Решение, как всегда, пришло от нашего мудрого Ярослава. Он, к тому времени, уже  с отличием окончил школу в Америке, поступил в Днепропетровский университет, и параллельно учился по программе обмена студентами в Германии.  «Я не успокоюсь, пока вы не будете жить здесь. Надо ехать!»- сказал младший сын, и мы задумались. Вопросы, смятение, опасения и неуверенность в завтрашнем дне едко травили душу. Мы сомневались, сын настаивал, обстановка накалялась, силы таяли и… мы решились.

Э П И Л О Г

«Мама! Моя добрая, ни на миг не забываемая, мама! Простишь ли ты меня за эту слабость? И слабость ли это? Прости меня, родная, за всё, что не смогла для тебя сделать. Я часто бываю  Берлинском  «Трептов-парк »,  где у памятника Русскому солдату со спасённой  немецкой девочкой на руках,  утопают в зелени и цветах братские могилы твоих боевых друзей. А на месте твоей могилы, в горячо любимой тобой стране, в городе, где зародилась и оборвалась  твоя нелёгкая жизнь, теперь -  городская свалка. Я прихожу туда в день Победы и не знаю, куда возложить цветы. Мне очень больно, и я плачу. Прости, мама!
Твои потомки живут в чужой, враждебной тебе стране. Для нас она стала гостеприимной. Старший сын с женой и дочуркой живёт на западе Германии.
Младший, окончив Берлинский университет, работает программистом. Это моя надежда и опора, моя «палочка-выручалочка» в решении всех насущных проблем.
Самая большая награда в моей жизни – это любимые дети и внуки, муж и верные друзья. Какое счастье, что они у меня есть!!! Значит, жизнь прожита не напрасно.
Милая моя, мама! Мы ходим с твоим внуком по Рейхстагу и всматриваемся в каждую черточку военной поры. А вдруг, она оставлена дорогой рукой?  И я чувствую, что ты здесь, ты с нами рядом. Мы помним тебя, любим и благодарны за всё, что ты для нас сделала.
Я живу, опираясь на сильные плечи своих сыновей и мужа. Трепетно прижимаю к груди любимую внучку, мою кровиночку. Это и твоя кровинка, мама! Это растут, крепнут и дают новые побеги твои корни!»
Жизнь продолжается!!!  
И опять хочется жить, любить и чувствовать себя нужной!
 
 

Сентябрь 2009г. Берлин