Пасхальное яйцо

Дышало всё вокруг уже весною,
Последний снег лежал среди стогов,
Ручьи звенели талою водою,
А был конец сороковых годов.

В далёкой деревеньке захудалой,
Среди бескрайних паханных полей,
Где люди не стыдятся доли малой,
Где песню напевает соловей,

В домишке старом, что соломой крытый,
Каких бы можно множество найти,
Жил мальчик Ванька, добрый и открытый,
А от роду всего лет десяти.

Жил с матерью и бабушкою старой.
Отец ушёл когда-то воевать,
Да только кроме карточки поджарой
О нём уж ничего не отыскать.

Вот как-то рано утром появилось
В избе лукошко крашенных яиц
И каждое из них теплом светилось,
Как щёчки нарумяненных девиц.

Одно из них мать Ваньке предложила,
Чтоб съел, но никому не рассказал.
Какой-то праздник нынче, говорила,
Тот с радостью яичко это взял.

Но есть его не стал, хоть был голодный,
Он захотел яичко в школу взять
И там, за партой, как-то в миг свободный
Своей подружке Лизе показать.

Располагалась школа та большая
В одном селе, что было в двух верстах.
И вот, наказом он пренебрегая,
Решился всё ж, преодолевши страх.

В тот миг, когда настала перемена
Сказал он Лизе: - «Праздник наступил»
И просто так, не требуя обмена,
На парту то яичко положил.

Яичко в праздник, как же это мило,
Отрадно было думать им двоим.
Но тут холодной тенью их накрыло.
Учительница выросла пред ним.

И закричала, оттолкнувши Лизу:
«Ты в церкви был? Ах ты поповский сын!
Идём мы к свету, ты нас тянешь к низу,
Из нашей школы только ты один!

Когда покончим с этой мы заразой?
Когда научим вас умнее быть?»
Её лицо с ужасною гримасой
Заставило про всё вконец забыть.

И не было в словах её уступок.
У Ваньки слёзы хлынули из глаз.
Да, видимо, такой уж был проступок
Серьёзней всех обыденных проказ.

И в гневе за рукав его схватила,
Своей, в мелу, измазанной клешнёй
И в кабинет к директору тащила,
Какой-то, угрожая всё статьёй.

И зашвырнула бедного мальчишку
В директорский обширный кабинет.
Как кошка часто истязает мышку,
А мышке каково ей дела нет.

И всё про Ваньку с жаром рассказала
В таких словах, что не забыть вовек.
Всё говорила и рукав терзала,
Что он растёт прескверный человек.

Что нам такой, как будто, не товарищ,
Мальчиш-плохиш из стана наглецов.
И множество горит войны пожарищ
Из-за таких, как Ванька, подлецов.

Что надо научить его манерам.
За это срочно стоит проучить
И показательно, для всех примером
Их пионеров Ваньку исключить!

У Ваньки сердце уж наружу рвётся,
Но тут директор проявил свой бас.
Сказал, что с этим делом разберётся
И попросил её вернуться в класс.

Степан Егорыч строгий был директор.
Прошёл войну и штурмовал Берлин.
Пред Ванькою стоял он как прожектор,
Как башня, как маяк, как исполин.

Он Ваньку посадил на стульчик, рядом.
Тот в страхе сел и сразу весь застыл.
А сам взглянул на Ваньку хитрым взглядом
И нижний ящик у стола открыл.

И как-то было неопределённо,
Его смягчилось строгое лицо,
И Ванька вдруг увидел удивлённо
В том ящике такое же яйцо!

В далёком сорок первом шли сраженья.
Солдаты бились из последних сил.
И с личного, тогда, соизволенья
На фронт Степан Егорыч уходил.

Он испытал все тяготы, лишенья,
В атаку шёл иль в отступленьях брёл,
Но только в эти страшные мгновенья,
Свою, на фронте, веру приобрёл!