Moralia

Из широких штанин замасленных
достаю деморализатор новенький –
на солнце сверкающий «Нексус-7».
Навожу его как бы небрежно,
а на деле – довольно тщательно –
на табличку «Проспект Дзержинского 211»,
нажимаю на кнопку уверенным пальцем,
и проспект Дзержинского…
и проспект Дзержинского…
и проспект Дзержинского – деморализован!!!

В первую секунду ничего не происходит,
во вторую секунду ничего не происходит,
в третью секунду – вот! вот! – начинает происходить.
Прямой, как павшая корабельная ель,
как верёвка, связующая шею с виселицей,
как крик в колодце, ползущий
сквозь торообразную тьму,
прямой беспробудно и вечно –
проспект начинает кривиться.

Искривлённой улыбкой
холодных, презрительных губ,
извивающихся на безжалостном лике,
начинает проспект изгибаться,
и поток автотранспорта,
в русле его скользящий,
разлетается брызгами –
скорлупою от семечек,
сломленных в челюстях
новых законов вселенной,
известных под именем
Законов Деморализованной Материи.

Ха-ха-ха, хо-хо-хо! – говорю я,
когда, перейдя на соседнюю улицу,
на Волгоградскую,
с безопасных позиций смотрю
на извилистый ужас Дзержинского.
Битые стёкла, и кровь, пламя, дым,
чёрный дым – будто души выходят из тел
(безобразные чёрные души
из тел побеждённых).

И дома, словно пальцы
упавшего в ров великана,
изгибаясь мучительно, рушатся –
праздник бетона,
посмевшего освободиться от форм,
от навязанных принципов,
от целомудрия строгих углов,
милосердия окон,
степенности лестниц,
великих надежд этажей
и веры стремительных лифтов.

Вечером дома пью чай из праха,
из сердца любезного сэра Липтона,
и, кусочек бекона цепляя,
пытаюсь припомнить,
как выглядит в жизни Бекон,
когда скачет по пыльной степи
вслед бегущим от чудища фермерам,
вслед обречённым.
И когда я снимаю штаны,
чтобы голою кожей возлечь на постель,
то мой «Нексус» в кармане не остаётся,
отнюдь, он – чудесная вещь! –
превращается в гладкий
нарост на бедре,
удивительно мягкий, живой –
то ли грудь, то ли гриб, то ли мозг,
то ли воск податливо-нежный.

Ха-ха-ха, хо-хо-хо! – говорю я себе,
погружаясь в пучину,
в подвал архетипов,
где сонные чудища разума
тихо бормочут
слепую невнятицу слов
с неопознанным смыслом,
и звякают глухо цепи,
и чёрные окна холстов
в коричневых рамах
на стенах…

Бывайте, проспекты и улицы,
завтра увидимся вновь.