Томительная разлука VI Часть

Поэма "Клеопатра"


Часть VI


Антоний праздновал победы
Под звёздным шлейфом Андромеды.
Он устрашил, казалось, мир,
Готов устроить пышный пир.
Чтобы раскаты звуков грома
Летели молнией истомы -
Во все далёкие концы
Под сенью облака, луны…
Да, он герой больших походов
И покоривший мир народов -
Бесстрашьем копий и клинков
Ковал могущество веков.
Бой при Филиппах завершён,
Народ в рабов порабощён
И Македония взята
Оружьем мощного огня.
Трусливый, кающийся плут,
Кем был всегда трусливый Брут,
Был умерщвлён клинком из мести,
И тощий Кассий, как отверста
Бежал от битвы, словно трус
И дух его смешён и пуст.
А дальше Парфия, вассалы,
Кровь окропилась на кинжалы,
Походы в Сирию парфян,
Мятеж жены, Октавиан…
И вот правитель Иудей
Стал править массами людей.
Протекторат над Палестиной.
Менялась общая картина -
Владений римских рубежей
Убийством знати и царей -
Богатой части Финикии
И государства Киликии,
Завоеваний дней черёд -
Крушеньем царств, хранивших род.
Тянулись бедствия войны…
Но, не спокойствие жены
Звало Антония в покои.
И подчинившись своей воли,
Он обратил горячий взор,
Распутать узел зла и ссор.
Чтоб разрешить противоречья
Словами сцены красноречья,
Но проявил беспечность здесь
И запятнал, казалось, честь.
Антоний позднею весной
В Афины следовал, домой…
К жене законной поспешил,
И свет Октавии пролил:


Антоний:

Признаюсь, выглядишь красиво!
И жизнь твоя неторопливо
Течет, как Тибр в берегах
И на твоих больших устах
Есть утончённые манеры,
Они полны таинства, веры…
Но, я, вернулся, чтоб сказать:
Октавиан стал забывать -
Мои успехи и победы,
Готов лавиной бросить беды
К моим растоптанным ногам,
Чтоб обратить всё в пух и хлам.
Публично дал он завещанье
Фаготом робкого прощанья.
Был очень скуп на похвалы,
И приуменьшил роль войны
Мной завоёванных земель.
Вот я и думаю теперь:
Как нам вражду остановить,
И желчь войны не допустить -
На театр римского Сената
Без подхалимства и разврата.


Октавиа:

Антоний, пыл свой остуди!
Не время распрям на пути.
Затеять ссору очень просто:
Могилы плит, стоят погосты…
Несчастной буду я меж вас
И не сомкну от горя глаз.
Зачем решил затеять ссору?
Ведь я не вынесу позора -
Мольбой за ваши имена,
Нужна ли вам сейчас война?


Антоний:

Ты принимай сама решенье,
И не вводи дух в искушенье.
Отдай любовь свою тому, -
Кто может радовать судьбу -
Твоих порывов, настояний
Без лишних слов и обещаний.
Но если будет примиренье
Идти устами откровенья -
Твоей безудержности слов,
Тяжелым бременем оков…
Тогда войны не исключить,
И будешь ты себя винить.


Октавиа:

Воздастся слава Громовержцу,
Когда открою миру дверцу!
Он даст мне силы для любви -
Ярчайшим контуром зари.
Бог видит, вас я примирю,
На путь гармонии сведу.
И вам не стоит крови лить.
Достоин каждый, в мире жить!


Антоний:

Тот, кто, достоин твоей славы,
Пускай падут все листья лавра.
Свой взгляд неспешно обрати -
Тому, кто близок по крови.
Делить любовь наполовину
Нет основания причины.
Возьми охрану для себя;
И будь, что будет: мир, война…


                ***

Александрийские чертоги,
На постаментах, в мрамор, - Боги
Взирают гавань кораблей
В убранстве оси площадей. 
Тимпаны царского дворца…
И в этот миг письмо гонца -
Для восхищённой Клеопатры -
В предместье царствия палаты.
Покой Царицы, шёлк, как сцена,
Бассейн балладою катрена.
И пол мозаичный блестит, -
Как отшлифованный гранит.
Попеременно входят слуги,
Ждут поощрений за услуги,
Несут Царице весь доклад
Под звуки лёгких серенад.
Она их речь едва вкушает,
Затем любезно провожает
На взмах протянутой руки
Без сожаленья и тоски.


Клеопатра:

Жена, Октавия! Как лестно!
И чем она ему прелестна?
Мне говорят, она смешна
Овальным образом лица.
Скромны манеры в обращении,
Кружит прозрачным приведеньем,
В одежде спит, ну, как змея!
Под редким всполохом огня.
Копна волос чернее ночи,
Миндальной формой – губы, очи…
И что в гадюке той нашёл?
Когда она бледна, как моль.


Ирада:

Что ж, Госпожа, она не пара,
Не стоит жемчуга и лавра!
Ей обольстить не хватит чар,
Скорее пустит злостью пар,
Прогнать вояку из дворца
Холодной дерзостью лица.


Клеопатра:

Она ревнива, как нарцисс
И липнет к телу словно лист.
Во всём желает угодить,
Как с ней Антоний может жить?!
Он будет плакать и грустить,
Любовь мою боготворить…
Здесь нет сомнений, он вернётся,
Жизнь там кошмаром обернётся.
На крыльях ветра прилетит,
Когда всё пламенем сгорит.
Попросит скорого прощенья
За слепоту и униженья,
Когда ревнивая луна
Взойдёт над сводами дворца.


Ирада:

Да, Госпожа, вы всё же правы:
Без удобренья – плод агавы
Завянет коркою, в труху,
Иль превратится в шелуху.


Клеопатра:

Раздор пылает востоке,
Ему понадобятся соки
Вести жестокую войну,
Он искупит свою вину!
В мои чертоги приползёт,
Попросит золота, и вот…
Я дам ему, и, в свете лиц
Склонит Антоний главу ниц.


Хармион:

Вы дальновидны Клеопатра,
Блестят так мило его латы.
В боях наверно он Персей
И любит удаль лошадей.
Его характер, настроенье…
Вы изучили очень верно!
Он далеко не Геркулес,
И ждите скорой нотой – весть.


Клеопатра:

Антоний падкий на дары,
Когда осколками войны
Его империя пылает.
Пакор надежды разбивает.
Он, как ошпаренный кипит,
Пальцами ножны теребит.
И этот Царь ему, как кость
В нём вызывает только злость.
Едва разбил его ряды,
Пакор ожи'л из темноты
И наступает волчьей стаей,
Летит орлом на горностая,
Мнёт под собой сухой ковыль,
Лишь оставляя прах и пыль.
Антоний вынужден бежать,
Владенья римские терять.
Нет провианта, фуража
И недостаток вин, зерна…
Тут вспомнит дом и Пенелопу
Прискачет по полю галопом
Просить средства для войн, взаймы,
Вгоняя армию в долги.


Хармион:

Вы говорите про долги?
А где же магия любви?!
Что движет им под небосклоном?
Идти, потворствуя законам,
Срывать приветствие толпы,
Не прибегая к силам тьмы.


Клеопатра:

Его стремление – быть первым!
Любовь – к красивым римским стервам
И подражание толпе
На переломном рубеже.
Одно что, любит изваянье!
Без ноты таинства признанья,
Влача судьбу – порочный круг -
Холодной ненавистью рук.


Хармион:

Какая мерзость и беспутство!
Ведь, правда, можно встрепенуться! -
От похождений за моря.
Не знает, видно, где заря
С восходом солнца ожидает,
Когда на подвиг вдохновляет
Аврора утреннего неба
В лучах зенита вечной Гебы.


Клеопатра:

Он пожалеет, что родился!
Когда со мной в ночи простился.
Отплатит гордостью своей,
Тогда я стану веселей.
Разгульный, бешеный сатир,
Перевернул, ведь, целый мир!
А мне, лишь, слово обронил, -
Как он меня, лобзал, любил…
Ну, а потом, пустился в путь,
Чтобы Октавию вернуть.


продолжение следует...