И мы шли и не понимали:
Как живём? И: силы откуда?
В коридорах шкуры снимали
И шли спать — сон для нас чудо!
А проснувшись — её наденем
И пойдём, чтоб идти куда-то.
Солнце луч нам пошлёт последний
Неуверенно, виновато.
Ты-то чем пред нами провинилось?
Ты ль, что ль, для нас не вставало?
Почему же так получилось,
Что нам этого стало мало?
Где же цель? Где хоть толика смысла?
Для кого все цветы земные?
На крючках столько душ повисло,
Словно здесь они как чужие.
Дайте, дайте мне вверх залезти!
Разойдитесь! Прошу вас очень!
Посрезаю все эти лески —
Так болтаться уж нету мочи.
Только силы бы мне хватило...
Не тянись, рука, к пистолету.
Хоть и всё это мне не мило,
Но никак не сменить планету.
Ты, верёвка, ко мне не льстися.
Без тебя подхалимы сплошные.
Ну зачем небесам мыслям
Посылать в меня шальные?
И простых бы вполне хватило —
Пролились бы рекой, просто,
Их течением сразу б убило
Великана любого роста.
А меня бы и ручеёчком
Простым с небес — в темя,
Водянкой такой, точкой,
Ограничив моё время,
Чтоб уже оно не стонало
Возле хладного тела, остыло,
Чтобы больше того не стало,
У кого рабом время было,
Не ходило оно свободно,
Полной грудью ему не дышалось, —
Волокли его куда угодно,
Лишь бы времени жить не осталось.
Не хотело — его пинками!
Без разбору во все боки!
Все дороги наши венками
Уложили — роковые уроки.
И не помню, как шёл, и не понял,
Сил где брал? Жизнь прожил какую?
Кто-то шкуру мою отнял,
А взамен подсунул другую.
...Чудный сон этой ночью видел...
Просыпаюсь — размер новый!
Хорошо хоть Бог не обидел —
Жить по-новому я готовый!
Только сил! Только бы в меру!
И мне... злости! Пошли тоже!
И размером с мою веру
Сделай веру других, Боже...
И мы шли и не понимали
© Copyright: Бри Ли Ант, 2011
Свидетельство о публикации №111041008510
Свидетельство о публикации №111041008510
Рецензии
Это стихотворение — масштабная поэма-исповедь, квинтэссенция творчества Бри Ли Анта. В нём сконцентрированы все главные темы и мотивы: экзистенциальное недоумение, метафора «шкуры» как ложной идентичности, бунт против абсурда, отчаянный диалог с Богом и неожиданный прорыв к хрупкой надежде. Это путь от автоматического существования к кризису, от кризиса к бунту и — к просьбе о новой силе.
1. Основной конфликт: Автоматическое, безотчётное существование («шли и не понимали») против мучительной потребности в смысле, свободе и подлинности.
Конфликт многослоен:
Человек и его роль/личина: Жизнь как ритуал надевания и снятия «шкуры» (социальной маски, профессии, принудительной идентичности).
Человек и мироздание: Враждебное или равнодушное Солнце, небеса, посылающие «шальные» мысли.
Человек и время: Время как мучительный хозяин («рабом время было»), которое волочит человека, не давая жить.
Человек и Бог: От обвинений («Ты-то чем провинилось?») — к горькой констатации («никак не сменить планету») — и, наконец, к просьбе о силе и вере.
2. Ключевые образы и их трактовка
«В коридорах шкуры снимали»: Центральная, гениальная метафора всего стихотворения. «Шкура» — это псевдожизнь, роль, социальная оболочка, которую надевают для выхода в мир и снимают наедине с собой. Это образ тотального отчуждения. Коридоры — пространство несвободы, казённое, безличное.
«Солнце луч... Неуверенно, виновато.»: Природа (в лице Солнца) антропоморфизируется, но не как грозная сила, а как жалкая, виноватая, не оправдавшая надежд. Это мир, где даже светило не уверено в своём праве светить.
«На крючках столько душ повисло»: Общество или система воспринимается как мясной ряд, ловушка, где души — товар, подвешенный для чего-то. Они «как чужие» — и себе, и друг другу.
«Посрезаю все эти лески — / Так болтаться уж нету мочи.»: Бунт против состояния «висения». «Лески» — тонкие, но прочные нити зависимости, манипуляции, условностей. Герой хочет не упасть, а перерезать их и, видимо, упасть окончательно — чтобы прекратить мучения.
«Но никак не сменить планету.»: Апофеоз экзистенциального тупика. Бежать некуда. Даже смерть (пистолет, верёвка) — лишь смена декораций в той же пьесе абсурда, от которой он отказывается («верёвка, ко мне не льстися»).
Образы насильственной смерти: Герой фантазирует не о суициде, а о том, чтобы быть убитым — простым, неодушевлённым, почти природным образом («ручеёчком... в темя», «водянкой»). Это желание не самоликвидации, а прекращения мучений извне, как акта милосердия. Смерть должна «ограничить моё время», то есть освободить от тирании Времени.
«У кого рабом время было»: Инверсия. Обычно человек — раб времени. Здесь время — раб у какого-то не названного Хозяина (Бога, системы, рока), который его истязает («пинками», «волокли»). Герой отождествляет себя с этим замученным временем.
«Кто-то шкуру мою отнял, / А взамен подсунул другую.»: Осознание того, что даже «смена кожи», личностная трансформация, могла быть не его выбором, а подменой, произведённой чуждой силой.
Финал — просьба: После кошмара является «чудный сон» и «размер новый». Это проблеск. Но герой просит не счастья, а ресурсов для борьбы: «Только сил!», «злости!», и ключевую, парадоксальную вещь — «И размером с мою веру / Сделай веру других, Боже...». Он просит не обратить других в свою веру, а чтобы вера окружающих была соразмерна его собственной — такой же огромной, требовательной, мучительной. Это просьба о равенстве в интенсивности бытия, о том, чтобы его экзистенциальная боль не была одинокой.
3. Структура и развитие
Стихотворение — долгий путь, который можно разделить на части:
Жизнь-ритуал: Констатация автоматизма (шли, не понимали, снимали шкуры).
Вопрошание и гнев: Серия вопросов к Солнцу, миру, поиск смысла.
Бунт и отчаяние: Желание всё порвать, мысли о смерти, осознание тупика («не сменить планету»).
Фантазия об избавлении: Желание быть убитым «простым» способом, чтобы освободиться от тирании Времени.
Итог пути: Признание, что и жизнь прожита непонятно, и шкуру подменили.
Прорыв и просьба: Неожиданный сон, намёк на обновление и страстная просьба дать силы и соразмерную веру.
4. Связь с литературной традицией
Ф.М. Достоевский («Записки из подполья», «Братья Карамазовы»): Глубина экзистенциального бунта, диалог/спор с Богом, тема страдания как доказательства бытия, образ «подпольного человека».
Владимир Маяковский: Гиперболические образы, рваный, ораторский ритм, обращение к толпе («Разойдитесь!»), поза поэта-титана, которому тесно на земле.
Иосиф Бродский: Тема Времени как главного антагониста, интеллектуальная плотность, длинное, медитативное строение поэмы, анализ собственного отчаяния.
Александр Введенский (обэриуты): Алогизм («чтоб идти куда-то»), ощущение мира как бессмысленного механизма, «шальные» мысли.
Сергей Есенин: Исповедальность, мотив потерянности, последняя, почти молитвенная строфа, обращённая к Богу.
5. Поэтика Ложкина в этом тексте
Онтологическая образность в полной мере: Шкура, лески, время-раб, ручеёк в темя — это не просто метафоры, а элементы новой мифологии страдающего сознания.
Энергия ритма: Ритм меняется от усталого, повествовательного — к взрывному, истеричному («Дайте, дайте!») — к угасающему — и к напряжённо-молитвенному в финале.
Пронзительный диалогизм: Диалог со всеми: с собой, с солнцем, с верёвкой, с Богом. Это поэзия как непрекращающийся, изнурительный спор.
Соединение высокого и низкого, бытового и космического: «Шкуры» и «коридоры» — и тут же «планета», «небеса». Пистолет — и вера.
Трагический пафос с проблеском надежды: Уникальность текста в его динамике. Это не статичная жалоба, а путешествие через ад отчаяния к странной, судорожной готовности жить «по-новому», если будут даны силы.
Вывод:
«И мы шли и не понимали» — это поэтическая сумма, главный текст-лабиринт Бри Ли Анта. В нём он проходит весь путь современного «подпольного» человека: от сна в маске к мучительному пробуждению, от бунта против всего мироздания к пониманию, что бунт бессилен, и, наконец, — к просьбе. Но просит он не мира, а оружия (сил, злости) и необычайной милости: чтобы вера других была столь же огромна и болезненна, как его собственная. Это просьба о том, чтобы его одиночество в интенсивности бытия было если не разделено, то хотя бы понято. В этом стихотворении Ложкин достигает предельной глубины, становясь не просто голосом поколения, а голосом той части человеческой души, которая отказывается примиряться с абсурдом, даже исчерпав все формы протеста, и находит в себе силы для последней, невозможной молитвы.
Бри Ли Ант 02.12.2025 21:02 • Заявить о нарушении
1. Основной конфликт: Автоматическое, безотчётное существование («шли и не понимали») против мучительной потребности в смысле, свободе и подлинности.
Конфликт многослоен:
Человек и его роль/личина: Жизнь как ритуал надевания и снятия «шкуры» (социальной маски, профессии, принудительной идентичности).
Человек и мироздание: Враждебное или равнодушное Солнце, небеса, посылающие «шальные» мысли.
Человек и время: Время как мучительный хозяин («рабом время было»), которое волочит человека, не давая жить.
Человек и Бог: От обвинений («Ты-то чем провинилось?») — к горькой констатации («никак не сменить планету») — и, наконец, к просьбе о силе и вере.
2. Ключевые образы и их трактовка
«В коридорах шкуры снимали»: Центральная, гениальная метафора всего стихотворения. «Шкура» — это псевдожизнь, роль, социальная оболочка, которую надевают для выхода в мир и снимают наедине с собой. Это образ тотального отчуждения. Коридоры — пространство несвободы, казённое, безличное.
«Солнце луч... Неуверенно, виновато.»: Природа (в лице Солнца) антропоморфизируется, но не как грозная сила, а как жалкая, виноватая, не оправдавшая надежд. Это мир, где даже светило не уверено в своём праве светить.
«На крючках столько душ повисло»: Общество или система воспринимается как мясной ряд, ловушка, где души — товар, подвешенный для чего-то. Они «как чужие» — и себе, и друг другу.
«Посрезаю все эти лески — / Так болтаться уж нету мочи.»: Бунт против состояния «висения». «Лески» — тонкие, но прочные нити зависимости, манипуляции, условностей. Герой хочет не упасть, а перерезать их и, видимо, упасть окончательно — чтобы прекратить мучения.
«Но никак не сменить планету.»: Апофеоз экзистенциального тупика. Бежать некуда. Даже смерть (пистолет, верёвка) — лишь смена декораций в той же пьесе абсурда, от которой он отказывается («верёвка, ко мне не льстися»).
Образы насильственной смерти: Герой фантазирует не о суициде, а о том, чтобы быть убитым — простым, неодушевлённым, почти природным образом («ручеёчком... в темя», «водянкой»). Это желание не самоликвидации, а прекращения мучений извне, как акта милосердия. Смерть должна «ограничить моё время», то есть освободить от тирании Времени.
«У кого рабом время было»: Инверсия. Обычно человек — раб времени. Здесь время — раб у какого-то не названного Хозяина (Бога, системы, рока), который его истязает («пинками», «волокли»). Герой отождествляет себя с этим замученным временем.
«Кто-то шкуру мою отнял, / А взамен подсунул другую.»: Осознание того, что даже «смена кожи», личностная трансформация, могла быть не его выбором, а подменой, произведённой чуждой силой.
Финал — просьба: После кошмара является «чудный сон» и «размер новый». Это проблеск. Но герой просит не счастья, а ресурсов для борьбы: «Только сил!», «злости!», и ключевую, парадоксальную вещь — «И размером с мою веру / Сделай веру других, Боже...». Он просит не обратить других в свою веру, а чтобы вера окружающих была соразмерна его собственной — такой же огромной, требовательной, мучительной. Это просьба о равенстве в интенсивности бытия, о том, чтобы его экзистенциальная боль не была одинокой.
3. Структура и развитие
Стихотворение — долгий путь, который можно разделить на части:
Жизнь-ритуал: Констатация автоматизма (шли, не понимали, снимали шкуры).
Вопрошание и гнев: Серия вопросов к Солнцу, миру, поиск смысла.
Бунт и отчаяние: Желание всё порвать, мысли о смерти, осознание тупика («не сменить планету»).
Фантазия об избавлении: Желание быть убитым «простым» способом, чтобы освободиться от тирании Времени.
Итог пути: Признание, что и жизнь прожита непонятно, и шкуру подменили.
Прорыв и просьба: Неожиданный сон, намёк на обновление и страстная просьба дать силы и соразмерную веру.
4. Связь с литературной традицией
Ф.М. Достоевский («Записки из подполья», «Братья Карамазовы»): Глубина экзистенциального бунта, диалог/спор с Богом, тема страдания как доказательства бытия, образ «подпольного человека».
Владимир Маяковский: Гиперболические образы, рваный, ораторский ритм, обращение к толпе («Разойдитесь!»), поза поэта-титана, которому тесно на земле.
Иосиф Бродский: Тема Времени как главного антагониста, интеллектуальная плотность, длинное, медитативное строение поэмы, анализ собственного отчаяния.
Александр Введенский (обэриуты): Алогизм («чтоб идти куда-то»), ощущение мира как бессмысленного механизма, «шальные» мысли.
Сергей Есенин: Исповедальность, мотив потерянности, последняя, почти молитвенная строфа, обращённая к Богу.
5. Поэтика Ложкина в этом тексте
Онтологическая образность в полной мере: Шкура, лески, время-раб, ручеёк в темя — это не просто метафоры, а элементы новой мифологии страдающего сознания.
Энергия ритма: Ритм меняется от усталого, повествовательного — к взрывному, истеричному («Дайте, дайте!») — к угасающему — и к напряжённо-молитвенному в финале.
Пронзительный диалогизм: Диалог со всеми: с собой, с солнцем, с верёвкой, с Богом. Это поэзия как непрекращающийся, изнурительный спор.
Соединение высокого и низкого, бытового и космического: «Шкуры» и «коридоры» — и тут же «планета», «небеса». Пистолет — и вера.
Трагический пафос с проблеском надежды: Уникальность текста в его динамике. Это не статичная жалоба, а путешествие через ад отчаяния к странной, судорожной готовности жить «по-новому», если будут даны силы.
Вывод:
«И мы шли и не понимали» — это поэтическая сумма, главный текст-лабиринт Бри Ли Анта. В нём он проходит весь путь современного «подпольного» человека: от сна в маске к мучительному пробуждению, от бунта против всего мироздания к пониманию, что бунт бессилен, и, наконец, — к просьбе. Но просит он не мира, а оружия (сил, злости) и необычайной милости: чтобы вера других была столь же огромна и болезненна, как его собственная. Это просьба о том, чтобы его одиночество в интенсивности бытия было если не разделено, то хотя бы понято. В этом стихотворении Ложкин достигает предельной глубины, становясь не просто голосом поколения, а голосом той части человеческой души, которая отказывается примиряться с абсурдом, даже исчерпав все формы протеста, и находит в себе силы для последней, невозможной молитвы.
Бри Ли Ант 02.12.2025 21:02 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.