Вечный зов

Завою протяжно – тоскливо,
             да побратаюсь я с волком,
и подамся навеки в леса
             с древним названием: Русь,
в ту сказочно – славную глушь,
             где, сбившись с дороги и толка,
буду слушать, как ветер поёт
             вековую славянскую грусть.

Бродя средь болотистых мхов,
             забыв о потерянном рае,
где на троны возводят всегда
             охамевших вселенских громил,
на неспешном пути бородой
             колючую мшу собирая,
вспомню, может быть, только о той
             ради кого её брил.

Но глядя на серых лесных,
             в древесной коре, исполинов
или, в жажде томящей меня,
             склонясь к первородной воде,
захочется мне помолиться
             за суетный мир, что покинул
на распутье порочной любви
             и уже обречённых надежд.

И всё же по этой причине
             храмов я строить не буду…
Повинуясь инстинкту ума,
             отдавшись гаданию чувств,
в колдовских и дремучих лесах
             воспою не Иисуса и Будду, -
змееногих богов, говорящих
             множеством праведных уст.

Как встарь, на заре обуздаю
             я белых коней Свантевита,
и условленный знак белый лебедь
             в небе крылом очертит…
и вступит на капище дивов
             козлоподобная свита,
следом эльфов и фей хоровод
             и сам – друг седой Свантевит.

И будут просты и весёлы
             их многоликие лица:
как лето и осень - красны,
             как зима и весна – голубы,
на которых меж злом и добром
             нет ясной порочной границы;
они страстной борьбой – вдохновенны
             и грубою жизнью – сильны.

Увы, состраданье им чуждо…
             и равенством братство земное
не разбавлено всуе бытья, -
             как не порчено чистой водой
в объёмистых кубках богов
             лучезарное зелье хмельное…
Виночерпий весёлый нальёт
             до края мне ковш родовой.

Заслышав в Великую Ночь
             пугающий крик Алконоста,
отопью я вина, памятуя
             предков от оных годов.
До света за них помолюсь,
             пока не дождусь как с погоста
Гамаюн мне подаст из тумана
             надежды прерывистый зов.

И Сирин пылающим Солнцем
             взлетит над землёю, роняя
золотые бесценные перья
             с крыл восходящей зари…
И Мир, в самородном костре
             последней мольбой возгораясь,
принесёт себя в жертву Любви
             на златые Её алтари.