Над картой Киева. Первый отрывок из поэмы

Из главы 1.

Живя в Нью-Джерси, в лиственном краю,
я помнил Киев, родину свою.
Любил я по пенатам погрустить,
да вот, не приходилось навестить.
Я сознавал, что так нехорошо...
Мой родственник на выручку пришёл.
Он в переплёте жёлто-голубом
привёз оттуда красочный альбом.
И я, совку пещерному подстать,
как дар Плейбоя, стал его листать...

Прошли часы. А я вошёл в азарт.
Там более восьмидесяти карт!
И в каждой карте – улицы, дома,
и каждый дом – история сама.
Там школы, вузы, станции метро.
И то, что ново там, и что старо...
И вдруг у карты, без чудесных фраз,
масштаб стал больше в десять тысяч раз!
Вошёл я в карту, будто бы в музей,
но не в Акрополь и не в Колизей, –
с пиявкой-ностальгиею в ладу
я снова по Владимирской иду.

Менялись власти – улиц пересменка...
Владимирская – в прошлом Короленко.
И чем не угодил он, не легко
понять. Ведь был аж на два «ко».
Здесь бегал я в младенчестве вприпрыжку,
и, как учили, сдерживал отрыжку.
Был, как Ромео, молод и здоров,
как сто, а может, тысяча коров
(которым я не родственник по крови,
бо папа мой был человек – Коровин);
теперь иду две мили в час едва...

Вот номер дома «девяносто два».
Друзья-потомки! Это номер дома,
куда я был привезен из роддома.
Всё ж план удался не вполне детальный:
не разгляжу доски мемориальной.
А может, в этом доме я не жил
и потому доски не заслужил?
Слабеет память? Нет. На доску эту
влезают только «щирые» поэты.
Потомки мне, увы, не скажут «здрасьте»,
знать, потому, что не был  «щирой» масти.

Иду я вверх. И справа по пути
зелёный парк. Не грех туда зайти.
Бо в парке том, как пойманный карась,
скучает, пригорюнившись, Тарас.*
А вот песочник. Был я очень мал,
когда я в нём от скуки не дремал.
Песок там был прилипчив, как зараза,
но больше я вобрал печаль Тараса...

* памятник Тарасу Шевченко