По Толкину

Здесь данный текст вывешен лишь для того, чтобы было свидетельство о публикации. В последнее время слишком много плагиата. А так это анкета персонажа на одном из ролевых форумов. Это не стихи. Потому можно и не читать)))



…Копыта вороного коня выбивали ровную быструю дробь по дорогам Мордора. Всадник чёрной молнией летел сквозь выжженные пустоши Горгорота на юг, в сторону солёного Нурнэна, где ему уже была назначена встреча, встреча, которую нельзя было пропустить.
Руки человека вцепились в поводья, а на безымянном пальце тускло мерцало кольцо. Чёрный плащ развевался на ветру. Лица не рассмотреть. Да и зачем? Встретил этого всадника – беги, ибо перед тобой назгул…
…Северо-восточный берег Нурнэна. Здесь нет ни полей, ни плантаций, возделываемых слугами Владыки Гортхауэра. Люди живут либо южнее, либо западнее, либо ещё где… А в этом месте, где в море впадает река, берущая начало в отрогах Эред Литуи существует нечто иное, нечто…
Всадник спешлся и поднял голову вверх. Перед ним высилась скала, вершина которой плавно перерастала в антрацитово-чёрную, мерцающую башню, тонкую и изящную. Наверное, более нигде на всём побережье этого огромного озера. Названного морем, таких скал было не отыскать. Здесь же они полукругом охватывали небольшой залив. Казалось, что это челюсть древнего, уже давно отошедшего к Мандосу великана так и осталась в этой земле. Человек усмехнулся. Нашёл же сравнение.
А башня была в самом сердце скальной гряды…
Назгул ничего не знал о ней, впервые видел, более того – раньше он даже не подозревал о её существовании. Но приглашение было прислано именно отсюда. Никаких сомнений не могло и быть. И от кого. От госпожи Таринвитис, второй майэ Мордора. Таким женщинам в визитах не отказывают. Но почему здесь? Почему не в покоях майэ в Барад-Дуре?
Вопросы теснились в голове кольценосца, кружили мысли и не давали покоя.
Поднявшись по крутому серпантину, ведя коня в поводу, призрак достиг ворот. Они были открыты, но складывалось ощущение, что в округе нет ни души. Башня выглядела совершенно необитаемой.
Пожав плечами, улайро вошёл в просторный двор за высокими стенами. Вход в «иглу» был прямо перед ним.
- Поднимайся наверх.
Спокойный глубокий голос. Госпожа Таринвитис не любит ждать. Это известно тут всем и каждому. Назгул привязал коня и отправился на поиски той, что звала его.
Лестницы и переходы. Башня, казавшаяся чуть ли не игрушечной оказалась и шире и выше. Чем можно было предположить. Казалось, улайро поднимался уже целую вечность, а ступени всё не заканчивались. Наконец витая лестница вывела его к тяжёлой тёмной двери на самом верху. Откуда-то кольценосец знал, майэ находится по ту сторону. Он рванул тяжёлую литую ручку… но дверь поддалась совсем легко.
Склонив в почтении голову, улайро вошёл в небольшую шестиугольную комнатку. Слева от него горел камин, рядом с которым лежала внушительных размеров шкура неизвестного зверя. Белая… Стрельчатые окна с почти невесомыми завесами, выход на полукруглый балкон, высокие книжные шкафы у стен, круглый стеклянный столик посередине комнаты, а рядом два чёрных бархатных кресла. Одно из них уже занято…
Назгул на миг задумался. Что он вообще знал об этой женщине? Она майэ, она живёт с начала мира, а то и больше. Она посланница Гортхауэра и ближайшая его соратница. Посланница? Что ж она столько лет сидит в Мордоре без дела? Крамола… гнать мысли, гнать…
В этот момент женщина улыбнулась и посмотрела на своего гостя. Глаза… лёд Хэлкараксе жарок в сравнении с ними. Светлые, серые ледяные глаза. Взгляд, единожды увидев который, вряд ли можно его забыть. Жаль, не разглядеть само лицо. Серебряная маска скрывает всё, кроме этих глаз да улыбки бледных губ. А волосы майэпрячет под чёрным покрывалом. Говорят, они чернее ночи… Да мало ли что говорят.
- Проходи, присаживайся. Вина? Возможно, ты не знаешь, но у моря Нурнэн есть свои виноградники. И вино здесь намного лучше харадского. Так что советую попробовать пока есть возможность.
Наверное, когда ты не жив и не мёртв уже несколько лет, сложно чему-то удивиться. Оказывается, что всё же и такое возможно. Назгул медленно опустился в крсло и принял от хозяйки башни бокал с золотистым зельем. Хозяйки? Именно. Отчего-то в этом нет сомнений.
- Ну что ж, добро пожаловать ко мне в гости. Здесь я провожу намного больше времени нежели в Барад-Дуре. Иногда там становится слишком шумно, - женщина усмехнулась. – Это место зовётся по-разному. У него много имён, но я называю свою башню Хэллъе Эннор. Это имя больше ей подходит.
Женщина замолчала. Её глаза прожигали назгула, стараясь проникнуть в самую суть его души. Тот молчал и внимательно смотрел на майэ. Кольценосец не понимал, зачем его позвали сюда…
- Не понимаешь? – женщина улыбнулась. – Нет, я не читаю твои мысли. Просто вопросы написаны у тебя на лице. Что ж, я объясню. Теперь вы девятеро самые верные соратники Гортхауэра. Хотите вы того или нет, но это так. А значит. И мои тоже. Мне следует узнать каждого из вас получше, да и вам меня. Ведь нам предстоит провести бок о бок вечность, - последние слово прошелестело рассытавшимся по мрамору бисером. Назгул вздрогнул.
А женщина продолжала.
- Я хочу тебе рассказать одну историю. Она довольно длинная, но, надеюсь, тебе хватит терпения дослушать до конца. Для начала, я раскрою тебе одну маленькую тайну. Ты ведь думаешь, что моё имя Тхурингветиль, вернее Таринвитис, как принято именовать меня в Мордоре, что у меня чёрные как ночь волосы, что я превращаюсь в огромную летучую мышь и служу у Гортхауэра на посылках. Это не совсем так, а если точнее, то совершенно иначе.
Последний глоток вина так и застрял у назгула в горле. О чём говорит эта женщина? Что значит нетак? Кто перед ним?
Женщина улыбнулась, понимающе и насмешливо глядя на своего гостя.
- Сейчас ты всё поймёшь, - майэ встала, подошла к камину и сняла со стены небольшую картину, которую назгул раньше не заметил. Вернувшись на место, она протянула ему рамку из витого чёрного металла, лёгкую и прочную. Это был портрет. – Да, мой друг, это Тарис. Видишь? Как ты себе её и представлял, да? Волосы темнее ночи, бедная, с горящими льдом светлыми глазами. Это действительно она. Но, - голос женщины стал тихим и бесконечно печальным, - она погибла. Это было очень давно. Тогда ещё Белерианд не ушёл на дно Оссэ. Я ношу её имя в знак памяти. На тёмной стороне тоже есть привязанности, человек. Она была мне сестрой ешё в Чертогах. Сестрой и осталась. Вот только Эндоррэ на всех действует по-разному. Кто-то из нас может терять плотскую оболочку и возрождаться к жизни в иной, а вот она не смогла. Как и Готмог. Знаешь такого? Знаешь. После её гибели в Тол-ин-Гхаурот, я заняла её место в мыслях тех, кто много говорит о Тьме, но ни разу её не видел. А теперь… расскажу, что было в самом начале.
Женщина пригубила вино и лукаво осмотрела на улайро. Тот будто заворожённый следил за каждым её жестом, ловил каждое слово. Тайна, открывающаяся ему теперь, не могла оставить кольценосца равнодушным. Ведь желание знать как можно больше знакомо всем людям.
- Мы ушли во Тьму не сразу. Более того, ушли даже поздно. Мы не видели расцвет Утумно, лишь его закат, когда пришли вместе с воинством Валар пленять Отступника. Да-да, я была там, и Тхурингветиль тоже. Но звали её иначе. Фириэль. Знаю, есть ещё одна, в легендах, сложенных уже тогда, когда имя потеряло смысл для его обладательницы. Но моя сестра была не смертной, она была самой Смертью. Майэ Намо, если можно так сказать. Мы были Безликими Амана. Появлялись везде, у всех учились, но были сами по себе. Хотя я чаще всего проводила дни на вершине Таникветиль или в садах Ирмо, а вот ей было приятнее общество Владыки Судеб. В его чертогах мы и встретили Мелькора. Нам хотелось знать, что заставило его уйти от остальных Сил Мира. Если не вдаваться в подробности наших долгих разговоров, то можно сказать, что он просто хотел делать всё сам, а не по высшей указке. Вот и ушёл. Остальным это мало понравилось. Знаешь, друг мой, мы его поняли быстро. Очень быстро. Сами были такими же. Наверное, именно так нас спел Эру, когда этого мира ещё не было.
А нашу судьбу решили нольдор. Мы были привязаны к ним. Когда Фэанаро поднял мятеж и призвал всех идти с ним, мы с Фириэль уже знали, что добром это не кончится. А Валар не остановили, хотя могли… Что теперь это вспоминать? Мы просто ушли, потому что так захотели. Это совпало с исходом нольдор. Боюсь, что о нас тогда даже не вспомнили. Валар не вспомнили, зато вспомнил Мелькор…
Мы стояли в огромном, потрясающем по своей красоте зале, а на троне сидел он в железном венце с тремя огнями. А рядом с троном был Ортхэннер. Я помнила его ещё во времена, когда он был Артано Аулендилом. Веришь ли, мне всегда казалось, что он не на своём месте. В кузнях Ваятеля он смотрелся слишком уж ярко, слишком вопиюще… Не могу даже подобрать слов, чтобы описать это. Но в том зале он был своим. Это непередаваемое чувство, когда ты понимаешь, что вот теперь-то всё правильно, теперь все фигуры расставлены и начинается настоящая игра.
Мы остались. Эндоррэ изменило нас. Что-то ушло из наших сердец, но пустоты в них не было. Она стала посланницей, летучей мышью, левой рукой Мелькора. Ведь десницей был Гортхауэр. А я… Не погрешу против истины, если скажу, что была сердцем этого, нового для меня мира. И оно стучало в едином ритме с теми, кто был мне дорог. Там ещё был огромный кот, - майэ рассмеялась, - наш Тильд.
Немного помолчав, будто уносясь мыслями куда-то далеко-далеко от башни на берегу Нурнэн, женщина продолжила.
- Нас учили всему. Мы творили песней, мы жили. Правда, эльфов мы ненавидели. Они доставляли слишком много хлопот. Никак не хотели оставить нас в покое. Пришлось их резать. Впрочем, абсолютно без сожаления. Уже тогда у нас были люди. И ставка шла именно на них. Пусть вы недолговечны, но горите вы ярче. Вы можете развиваться, изменяться, а нам претило всё застывшее-спокойное. Мы научились менять облик. Летучая мышь, видишь ли, это миф, весьма далёкий от истины. Хотя крылья, огромные, чёрные, перепончатые с острыми когтями у нас были. И этими когтями мы рвали вражеские доспехи с такой лёгкостью, с какой ты и лист бумаги не порвёшь. Но как назвать существа, в которых мы обращались? А и пусть будут мыши. Столь ли это важно? Мы владели оружием, она любила мечи и копья, а я сабли и кинжалы. Поверь, за долгую вечность мы отточили своё мастерство настолько, что были более чем опасными противниками в любой схватке. А ещё мы играли в видения. Некогда этому нас научил сам Ирмо, мы продолжили во тьме. Иногда приходилось использовать иллюзии для великих дел, но чаще мы просто соревновались в искусстве создать лучшую. Это было интересно. И никто нам не мог помешать. Знаешь, Мелькор умел улыбаться. Правда, улыбался он только своим самым близким друзьям. Остальные видели его именно таким. Каким знает большинство. Он считал Эндоррэ своей вотчиной. И я до сих пор с ним в этом согласна.
А ещё мы с ней любили. Самозабвенно и неистово. Я хочу, чтобы ты знал и это, человек. Мелькор дал Фириэль имя Таринвитис, Тхурингветиль, и более она его не меняла. Понимаешь почему? – майэ, о которой, как выяснилось, назгул ничего раньше не знал, заговорщически подмигнула ему. – А вот мне дал имя Гортхауэр, но намного позже. Второе. Теперь у меня их три, если вспомнить, что я пользуюсь чужим. Меня зовут Анриэн, а имя-дар Энгэ. Теперь ты это знаешь. Знай и то, что в Тол-ин-Гхаурот Тринвитис была отправлена с посланием Гортхауэру. Оказалась не в том месте и не в то время… Это был её последний полёт. Ученик вернулся, а вот она – нет. Когда теряешь часть себя, это больно, настолько больно, что тебе этого лучше не знать. Особенно когда ты понимаешь, что эта часть больше не вернётся. Я не знаю, почему так случилось… Но случилось. Я стала ею. Я летала с посланиями, служила Мелькору и Гортхауэру,  взяла её имя и под ним наводила ужас на эльфов и людей трёх домов. Мне казалось, что так я смогу сохранить её. Не смогла… Она истаяла даже из моего сердца, боль притупилась. Наверное, нам тоже дан дар подобный забвению. Вот только имя переродилось, стало прозвищем, даже должностью. Своё я называла редко.
А потом Мелькор оказался за гранью мира, Белерианд ушёл на дно моря… Я не буду говорить об этом. Остались трое – я, Гортхауэр и Тевильдо. Мы пришли в Мордор, остались здесь, на юге, но помня о Севере. Скажу тебе честно, я всегда буду здесь. Я ненавижу свет, отобравший у нас всё, что было некогда дорого нам. Моё сердце навсегда отдано тому, кого ты зовёшь Властелином Гортхауэром. Так было и так будет. Нет ни Мелькора, ни Тхурингветиль, но мы с Ортхэннером живы и не успокоимся, пока не закончим начатое некогда.
Женщина глубоко вздохнула и сняла маску. Улайро остолбенел. Перед ним была точная копия той, кого он видел на портрете, вот только волосы были белее снега и сияли серебром.
- Видишь, я даже похожа на неё как две капли воды. Так что… Останусь Таринвитис и дальше. Но если моё настоящее имя будет звучать в Мордоре, я буду рада. Знаешь, почему я тебе всё это рассказала? Потому что до сих пор мы делаем ставку на людей. Мы верим в них. И есть те, кто оправдывают надежды. Несколько лет назад в Умбаре мне встретился один человек, который мог бы стать одним из девяти, не будь у колец хозяев. Пока в мире есть такие люди, наше дело не проиграно. Рано или поздно ты всё поймёшь, и твои братья тоже. А теперь иди. Ты и так слишком задержался.
Назгул, будто во сне, встал, поклонился и вышел. Что-то подсказывало ему, что эту историю не стоит обсуждать ни с кем, хотя известна она каждому в Барад-Дуре.
…Чёрный конь отстукивал ровную быструю дробь по дорогам Мордора. Всадник чёрной молнией нёсся к оплоту Владыки Тьмы…