Машина времени

Кто прочтет до конца - тот молодец!
    
     Изобретатель
Мой друг – изобретатель
Позвал как-то в гости меня,
И я, подготовившись старательно,
Пошел, взяв бутылку вина.
Придя в его квартиру-музей,
Я присел в самодельное кресло,
И друг достал пару стопарей,
И мы предались беседе интересной.
Он рассказал, что придумал чудо,
Что машину времени он изобрел,
И доставал он с закуской посуду,
А я еще бутылочку нашел.
И вот, выпив литр крепкого вина,
Мой друг, храбрости набравшись,
Свою машину времени мне показал,
А я смотрел и все удивлялся.
Машина времени представляла собой
Унитаз с керамическим бочком,
Сбоку слева подкреплен был трубой,
Перевязанной красным проводком.
Лампа накаливания сверху светила,
Под ногами педали – тормоз и газ,
Также по бокам небольшие перила,
Друг мой величайший фантаст.
Стульчак унитаза обшитый из меха,
Имеются кнопки на перилах по бокам,
Мне лично было не до смеха,
Мой друг не принадлежал к дуракам.
Пробы
И я, приняв на грудь очередную дозу,
Сказал со всей серьезностью лица,
Что пора лирику превратить в прозу,
Что надо проверить изобретение Творца.
И тут у нас произошел небольшой спор,
Кому из нас испытывать его машину,
Нет сомнения, мой друг ее изобрел,
Ему и честь отправляться в пучину.
Но, поймав все трезвые мысли воедино,
Я сказал, что когда друг покинет меня,
То есть сядет на этот унитаз красивый,
То куда нажимать и что дергать буду я,
Ведь в этой суматохе рычагов и схем
Я толком ничего не понимаю,
А вдруг начнутся какие-нибудь проблемы,
А я уже пилот неуправляемый.
И мы решили на консилиуме умов,
Что я присяду на меховой стульчак,
Без всяких там светских понтов,
Я же все-таки не Ксения Собчак.
И, приняв внутрь двести грамм,
Закончив третью бутылку,
Сажусь и начинаю давить по газам,
А друг показывает ехидную ухмылку.
Он нажал кнопу на пульте управления,
И лампа над головой загорелась,
Я чувствую небольшое головокружение,
И ладонь у меня запотела.
Смотрю я на друга затуманенным взглядом,
Он растворяется передо мной,
То вдаль уходит, то оказывается рядом,
То предстает голой стеной.
И вот вспышка и искры в глазах,
Дымом окутало комнату всю,
Поплыло все у меня в мозгах,
И я в чем-то непонятном тону.
У индейцев
Пришел в сознание я от боли,
И шумных голосов вокруг,
Болели у меня кисти и ладони,
А передо мною длинный сук.
Я странно трясусь, словно в вагоне,
Рядом непонятные разукрашенные рожи,
И я как будто в перевороте,
И не пойму: стоя я или лежа.
Потом я снова увидел длинный сук,
А снизу земля мелькала,
И я увидел стрелы и лук,
И на меня мысля напала.
Но прежде чем я все осознал,
Ужас внедрился в меня,
Кто-то меня к этому суку привязал,
В плен к индейцам попал я.
Они довольные и жаждущие мяса,
Ведут меня к жертвенному костру,
Вот так, не мешкая и сразу
Оказал я помощь другу своему.
Попал я в древнее время, к индейцам,
Когда еще Бог Урожая силу имел,
Сейчас меня съедят с красным перцем,
Оказался несчастливым мой удел.
В мозгах у меня остатки алкоголя,
Смотрю я по сторонам непонятно,
Зачем мой друг проверил свою теорию,
Теперь я буду съеден очень приятно.
И вот они меня подвесили на поддержках,
Я вишу на все том же длинном суку,
Не знаю – поможет ли мне надежда,
И имеет ли это смысл в индейском плену.
И я увидел, как их, видно, главный,
Встал с трона и с тамогавкой,
Шел ко мне очень тихо и плавно,
А сзади кто-то крался с удавкой.
И вождь, подойдя очень близко,
Сказал на неведомом мне языке,
Чесночной дыхнув в меня отрыжкой,
Но я понял, что пришел мне трындец.
И я сказал ему: великий вождь Чингачкук,
Я Арман с двадцать первого века,
Возьми свой стрелы и лук,
Не убивай невинного человека.
Потом я обратился к его племени,
Великое племя ***мба-барамба!
В каком вы живете времени,
Я тоже потомок Адама!
Но вождь возвысил руки к небу,
Бог Урожая ждал меня,
Я буду съеден непременно,
Чтобы поспели индейские поля,
Чтобы лук и пшеница были в достатке,
Чтобы боги утолились жертвоприношением,
И вот уже девки-индейки в красивом наряде,
Начали плясать вокруг костра с напряжением.
Елозя сиськами, подобными лепешкам с киоска,
Индейские девушки пели песню для Бога,
Сейчас часть моего размозженного мозга
Окропит их плодородную дорогу.
Я снова обратился к их вождю:
Не имею ли я последнего желания,
Но вождь не верил в демократию,
Он был фанатом древней анархии.
Я перечислял свои заслуги перед государством,
Хотел я миром утрясти все непонятки,
Но вождь не хотел поддаваться,
Он решил: убить и съесть без оглядки,
Поджарив словно шашлык из баранины,
И выпустить кровь для их далеких богов,
Меня измученного и раненного
Вождь уже кушать был готов. 
И я увидел, как сверкнул ятаган,
В руках вождя их Чингачкука,
И я крикнул: выручай, братан!
Вытащи меня с царства стрел и лука!
И снова помутнение в мозгах,
В тумане расплылось индейское племя,
Начал исчезать понемногу мой страх,
В какое сейчас попаду я время?
Среди динозавров
Я открыл глаза и был я рад,
Вокруг темнота, но индейцев нет,
Мои руки и ноги свободно висят,
Я был счастлив вернуться в свет.
Хотя вокруг была темнота и сырость,
И воняло чем-то странным под ногами,
Какой-то запах крысиный,
И я дышал алкогольными парами.
Потом я руками начал щупать вокруг,
И я почувствовал холодную стену,
Куда на этот раз отправил меня друг?
К лучшему ли произошли перемены?
Я в кармане взял зажигалку,
Поджег ее и оглянулся,
И увидел наскальные рисунки,
И очень сильно я ужаснулся.
Я нащупал ногами путь к свету,
И выглянул из пещеры осторожно,
Потом пописал против ветра,
И взглянул в даль тревожно.
И вдруг я почувствовал, как земля задрожала,
Начали сыпаться камушки небольшие,
Интересно: чтобы это означало,
Когда происходят изменения такие.
А грохот все продолжался,
Но все сильнее и сильнее,
Понемногу шум приближался,
А я чувствовал себя все хреновее.
Потом я увидел вдали динозавра,
Настоящего дохренаметровго зверя,
Эра мезозоя прошла не напрасно,
Никто мне конечно не поверит.
И это чудище вымершее уже давно
Бежала в сторону мою,
Интересное кино,
Как же здесь я поступлю.
Я снова вбежал в пещеру,
Пробежав немного, я упал,
Потом облокотился о стену,
И увидел то, что не ожидал.
В углу лежали высотою метров два,
Три скорлупычных яйца,
Но яйца это были явно не с холодильника,
И из них не приготовишь омлет,
И я понял динозавра-кентаврика,
Сейчас я сам стану обед.
И я, забившись в углу пещеры,
Думал, что все-таки съедят меня,
Не индейцы, так динозавры,
Я сидел, друга кляня.
И вот его здоровая морда,
Брызжа слюной, смотрела на меня,
Сейчас он съест меня бесповоротно,
И окажусь в его желудке я.
Динозавр меня даже не заметит,
Я лишь частичка маленькая и все,
А на улице веселый ветер,
Свидетель происходящего всего.
И вот динозавр открыл свою пасть,
Снова та же чесночная отрыжка,
Но я не готов был туда упасть,
Мне по любому – крышка.
И я снова заорал – друг, выручай!
Верни меня во время настоящее,
Я буду пить лишь только чай,
И брошу водку такую манящую.
Я заплачу все налоги!
Я отдам все долги!
Сохрани мои руки и ноги!
От динозавра спаси!
И тут снова помутнение,
Снова сиреневый туман,
Куда принесет течение?
Где окажется Арман?
Настоящее
Я долго орал, как ненормальный,
Потом я услышал громкие стуки,
Понемногу приходить стал в сознание,
Где динозавры и индейские луки?
Передо мной унитаз с керамическим бочком,
Стульчак весь блевотиной покрыт,
Дверь туалетная ломается с косяком,
И друг – изобретатель издает злой рык.
Оказывается, я по пьяни занял туалет,
Выпитое вино паленным оказалось,
И мне почудился весь этот бред,
И я уже два часа в туалете проторчал.
Блевал там и приходили глюки,
Динозавры, индейцы и прочая херня,
Трясутся уж от алкоголя руки,
Бросаю пить, друзья!