Зайчик...

          Осень была какая-то странная в том году. Уже и ноябрь перевалил за середину, а снега всё не было и не было. Морозы стояли устойчивые, далеко за минус десять градусов, но холодное солнце светило сквозь тёмные стволы высоких деревьев ярко и насыщенно жёлто. Било острыми лучами сквозь ветки, как стрелами. Только покрылись прозрачным льдом лужи, озерца и старицы, красиво выставив на обозрение вмороженные в лёд листья кувшинок, да обмороженная желтая и бурая трава белела по утрам твёрдым колючим инеем. Лес с опавшей листвой стоял голый и беззащитный в своём непонятном состоянии и хрустел под ногами ломкими от мороза коричневыми и неприглядными листьями.
 
          Ну и какая охота может быть в такую погоду? Любого охотника зверь чует уже за километр. Утки и редкие гуси давно подались на жаркие юга. Жирные лисы обленились, нагуляв жирок на зиму. Бобры затаились в своих подводных хатках. Изредка всё же появлялись в огромных полыньях на реке, но тут-же бесшумно уходили под воду, обламывая тонкую кромку льда. Прожорливые гибкие норки, изредка осыпали крутые берега своими когтистыми лапками, тёмными стрелами мелькая вдалеке у самой воды. В голом лесу пусто и скучно. Но настоящие охотники и в такое время умудрялись не терять надежду, хоть и приходили почти пустыми домой, сам процесс оказывался важнее результата. Была надежда на расставленные петли.

          Мой отец со своим шурином тоже бодрились друг перед другом. Бродили днями по тайге, заранее присматривая места, будущей зимней охоты да утепляли дальнее зимовье. По первому снегу они надеялись отыграться за вынужденные неудачи. Кроме того, на дальних озёрах у них были расставлены рыболовные снасти, которые почему-то назывались «морды» и если с охотой было туго, то крупных карасей по полтора-два ведра они каждый день имели, для поддержания авторитета и заодно штанов.

          В один из таких актированных дней, шурин Санька и притащил домой маленького зайчонка попавшегося в петлю. Большинство зайцев, поддавшись на провокации поздней осени уже поменяли свои одежды. И теперь днём сидели по норам, так как были заметны в своих белых шубах издалека. И если и рисковали днём, появится, то проносились с такой скоростью, что оставляли в охотничьих зрачках только длинный фантом, да свист рассекаемого воздуха. Невозможно было не только успеть снять ружьё с плеча, но даже и понять сразу, что же это было? В петлю попался только вот один, этот недомерок.

          Что-то видно не заладилось у его матери с женихом. Обычно к осени они уже вызревали в крупных особей. А этот был почему-то позднорождённым и к наступлению зимы был всего лишь небольшим подростком в своей непрезентабельной шубке болотного цвета. Да и по неопытности и медлительности своей видно забрался в петлю. Как его только раньше Саньки в петле не нашла и не сожрала лиса? Или не склевали злобные вороны. Видно попался и сидел тихо, не брыкался и не вырывался а спокойно ожидал своей участи. Вот только шею сильно порезал. Петля была очень тонкая, из стальной струны расплетённого тросика. Так и принесли его домой в рюкзаке, испуганного, больного и покорившегося неизбежности. Первым делом, вытащив зайчонка из рюкзака он показал его своему четырёхлетнему сынишке Витэку.

          - Пусть поиграется немного, - сказал он своей жене, - а завтра мы из него сварим суп! Шкурка-то совсем маленькая, что с неё толку.
          Витэк весь вечер не спускал зайчишку с рук, видимо он услышал о супе и хоть был ещё очень мал, но решил предпринять какие-то свои меры. Хитрости ему уже и в таком возрасте было не занимать. Пытался кормить его принесённой из погреба матерью морковкой, напоить молоком. Но заяц только шевелил ноздрями, обнюхивая предлагаемую ему пищу и ещё сильнее прижимался к новообретённому другу. Видно давал знать о себе сильный порез на горле от стальной петли. Ложиться спать Витэк долго не хотел и уснул только тогда,  когда рядом с его кроватью поставили картонную коробку, в которой устроился на ночь лесной гость. Так он и спал,  положив одну руку в коробку. И время от времени поглаживая зайца по тёплым ушам.

          Утро началось с грандиозного рёва. Отец попытался незаметно забрать зайца, но это не удалось, моментально пробудившийся ребёнок ударился в истерику и лил слёзы такими объёмами, что Саня предпочёл быстро вернуть друга на место. И снова весь день Витек возился со своим зайцем и водил его на экскурсии по дому и пытался кормить капустой и свеклой. Но заяц опять, только несколько раз макнул свой шевелящийся нос в блюдце с водой, и равнодушно отказался от угощения, ещё больше прижимаясь к своему маленькому хозяину. Мать осмотрела шею ушастого, и попыталась смазать ранку зелёнкой. Заяц, остался к процедуре равнодушен. Только уткнулся носом в живот и так надолго затих. Ночевал он снова в коробке под чутким присмотром Витэка.

          Положение становилось безвыходным. Отобрать зайца у ребёнка было невозможно. Он начинал не просто плакать, а отчаянно бросался в драку, из последних сил перекрывая своим телом, любые попытки родителей забрать животное. И даже лёгкие шлепки по пятой точке не помогали. В конце-концов Саня плюнул.
          - Бог с ним, пусть живёт, - сказал он, - жалко вот только что ничего не жрёт, так и подохнет скоро, может всё же когда ранки подживут, начнёт питаться нормально? Как ты думаешь? – спрашивал он у своей жены. Та только пожала плечами.

          Так продолжалось ещё три дня. Заяц  спокойно позволял делать с собой всё что угодно. Катать себя в большом игрушечном самосвале, заворачивать в бабушкин платок и носить себя по дому на плечах вместо мехового воротника. Выпивал в день по паре глотков воды из блюдца и ничего не ел. Только движения его становились всё замедленней и замедленней, а взгляд всё больше покрывался тоскливой поволокой. Мать ещё раз попыталась осмотреть его горло и смазать почти незаживающие ранки. Витэк оставил его в покое и больше не таскал по дому, а только подходя изредка гладил. Наконец ушастый  совсем отказался от пищи и воды, и только дремал в коробке на сенной подстилке, изредка открывая большие глаза и стараясь не двигаться. На четвёртую ночь он уснул и утром не проснулся.

          В обед Саня с зарёванным Витэком пошли в самый конец огорода и закопали серую тушку в промёрзшую как камень землю. И сразу, после того как последняя лопата земли была брошена на крошечную могилку, с серых и хмурых небес повалил снег. Он падал такими огромными хлопьями, что в метре от себя не было ничего видно. Снег был белым и пушистым, как белоснежная шёрстка у лесных зайцев.

          Больше, Саня живых животных домой не приносил ….