Белена

 
   БОГУ ЛИ… (триптих)

   Яви мне суть, и я, быть может, не умру
   от ужаса, увиденного мною.
   В твоей рубашке стоя на ветру,
   я выживу, я лишь глаза прикрою
   не от песка и ярости лучей, -
   от прозорливой точности догадок,
   но даже в этом будет мне награда:
   я обрету свободу быть ничьей
   и стану беспризорна и вольна -
   лишь только взгляд не так открыт и светел -
   да что мне взгляд, когда полынный ветер
   мой лёгкий чёлн гоняет по волнам…

   ***
   Когда оскомина от божеских щедрот
   наполнит рот сухой и ты уйдёшь на волю,
   где Сва, как облако, парит над чистым полем
   и Гамаюн тебе твою судьбу поёт,
   где ты услышишь, как шуршит болиголов
   в жемчужном мареве, дрожащем над поляной,
   и лепестки его пленительны и пряны,
   а стебли тоньше и нежнее летних снов, -
   тогда,
   как жизнь прожив,
   поляну перейдя,
   ты вздрогнешь, встретившись с очами дикой птицы,
   в её зрачках увидев боговы зеницы,
   что неотступно за тобой следят…

   ***
   Полынная правда с горчинкой, но всё ж
   в полынное поле, забывшись, войдёшь
   и, медленно тая
   в его аромате в его серебре,
   до самого мелкого беса в ребре
   себя пролистаешь.

   Деревья становятся голыми спать
   и, лишнее сбросив с макушек до пят,
   скрипят под снегами,
   отринув сухую листву, как слова,
   уже не деревья - уже дерева
   стоят перед нами.

   И я, обнажаясь до божьих кручин,
   до самых рябиново-горьких причин,
   до правды полынной,
   увижу тебя в очарованном сне -
   и дарьей застылой приникну к сосне,
   горчащей былинно…


   БЕЛЕНА (триптих)
 
   Ты прав, небесный господарь,
   всей правотой подкожной дрожи:
   мне - бабья суть, я навья тварь,
   всегда творящая по-божьи.

   Кто в эту суть не вовлечён,
   тот не увидит в блеске странствий,
   как из - моей - руки течёт
   тепло, творящее пространство,

   в котором ты, и глух, и слеп,
   прильнул челом к моим коленям,
   оно по навьему веленью -
   твой верный кров, твой чёрный хлеб.

   ***
   Осталось только расчесать
   волос и дум седые космы,
   за веки спрятать синий космос -
   и спать хотя бы три часа,
   и даже позу не менять.
   Нагрянет день без сновидений,
   платком ажурную-меня
   в колечко медное проденет,
   проверив, так ли уж тонка
   кудель моих ночных наитий,
   и так ли крепко держит нити
   судьбу творящая рука:
   свивая вместе явь и сон,
   спрядёт мне то, что неизменно,
   где явь чугунно-откровенна,
   а сон лебяжьи-невесом.

   ***
   И снова будней вымученный плен,
   и кошкой не сходящая с колен
   моя пустая бабья одинокость.
   У неба на глазу бельмо луны.
   Объевшихся любовной белены
   уже не видит божеское око.

   Облокотившись на дубовый стол,
   себя патроном загоняю в ствол,
   когда над садом ветер ветви треплет,
   легонько нажимаю на крючок,
   саму себя пустив себе в висок -
   и - белену завариваю крепко.


   СТРАСТИ ПО ГОГОЛЮ ПОД КОФЕ С СИГАРЕТОЙ (диптих)

   Сидят на Гоголе голуби,
   и я на бульваре Гоголевском
   под взглядом его - как голая,
   и мысли - этаким моголем:
   на Гоголя голуби - могут ли?!
   Да только что ему, Гоголю…

   А я стою - птица редкая -
   а до середины - сгину
   со всеми своими бедками,
   и метками,
   и сединами.
   И мне-то голуби - долго ли?
   Много ли надо - с голубя
   на эту больную голову?
   Поодаль бы мне от Гоголя…

   ***
   Вот докурю, допью свой крепкий кофе -
   и спатеньки.
   В кофейно-тёмной ночи
   увижу долгий белый-белый день.
   Я буду спать, и всё мне будет пофиг:
   капелью мне апрель окно намочит, -
   я буду, холодея, молодеть…