Аннушка, которая пролила масло

Когда ход времени движеньем черепашьим
Две стрелки сблизит и в одну сведет,
Я точно знаю: где-то там, на Патриаршьих,
На рельсы масло Аннушка прольет.

Она – кухарка при дородном теле.
Я – мастер кройки женского белья.
Но это видимость. Ибо на самом деле
Она фантом, которым управляю я.

По генпроекту всемогущего Мессира,
Мне велено явиться в мир портным.
Снять для свиданий тихую квартиру.
Найти помощницу с характером живым.

Мы познакомились во вторник, на примерке.
Ей сантиметром обмеряя грудь,
Я говорил о кружевах и об отделке.
И предложил интимно отдохнуть.

Вздохнув притворно о своем покойном муже,
Она сказала, что, наверное, придет,
Что нам не помешает вкусный ужин,
Что у нее в запасе есть к тому же
Селедка, масло, бражка и компот.

И вот бежит, спешит, торопится бедняжка.
Я жду ее – дом шесть, квартира пять.
У Анны спрятана под лифчиком бумажка,
Чтоб адрес невзначай не потерять.

Перчатка на снующих пальцах кукловода,
Не виновата Аннушка, что масло пролила.
Тут ни при чем ни день, ни спешка, ни погода –
Ей карта на судьбу крапленая легла.

Все предначертано: она не опоздает.
На лестнице шаги. Сейчас войдет.
Она, конечно, не подозревает,
Что с Берлиозом в этот миг произойдет.

Пора... "Прошу в опочивальню, донна Анна!
Я твой слуга, любовник, альгвасил.
Шампанским пенится фарфоровая ванна,
Блестит в гостиной лаком фортепьяно,
Бокал салфетку тенью обагрил.

Оставь, забудь авоську с жалкими дарами.
С лица следы усталости сотри.
Взгляни, вот зеркало в роскошной черной раме,
Паркет укрыт персидскими коврами,
Снедь на столе с торгсиновских витрин.

Бананы, персики, изюм и авокадо,
Сыр со слезой, прозрачной, как хрусталь,
Свисающие с блюда кисти винограда,
Паштет, икра, закуски и миндаль.

Смотри, окно прикрыто бархатной портьерой.
Свеча роняет воск на кружева.
Тяжелый балдахин манящей полусферой
Нам ложе приоткрыл, моя вдова!"

О, донна Анна! В этот странный дивный вечер
Мы будем пить мальтийское вино
За красоту, любовь, за нашу встречу.
Потом я стану гладить ваши плечи
И мять под платьем москвошвейское белье.

В порыве пьяной страсти, с кос срывая ленты,
Но помня Воландом нанизанную нить,
Пообещаю увезти тебя в Сорренто,
Там наши судьбы навсегда соединить.

Сейчас мне хочется сказать тебе так много.
Но так немного я могу сказать.
Иди, иди ко мне, смешная недотрога!
Ложись со мной. Под полог. На кровать...

Ты роль свою уже практически сыграла.
Тишком, не выходя из-за кулис.
Она окончена. В ней надобность отпала.
И эта ночь – всего лишь мой каприз.

Наивная, хмельная, с перезрелым торсом,
Не знает Аннушка, на что обречена,
Что завтра утром, повязав платочек с ворсом,
За Берлиозом воспоследует она.

В родном дворе, в углу, у мусорного бака,
Анюту заклюет до смерти воронье.
Подружки, смерть нелепую оплакав,
Опустят в землю на Ваганьковском ее.

Но это будет утром. А пока мы рядом.
Нам стрелки на часах отмерят полный круг.
Когда поблекнет на твоих губах помада,
Из наших тел сплетенную шараду
Пусть расплетет прокукарекавший петух.



                26. 3. 2011