Игра в хокку. Профанация поэзии или vice versa

ИГРА В ХОККУ: ПРОФАНАЦИЯ ПОЭЗИИ ИЛИ VICE VERSA?

    Чтобы вынесенный в заголовок вопрос не показался странным, сразу же оговорюсь: я вовсе не сомневаюсь в  поэтической правомерности и правомочии хокку, речь здесь пойдёт о своеобразной ИГРЕ, возникшей среди русскоязычных стихотворцев, решивших по той или иной причине писать в стиле этого японского поэтического жанра.
   
    Возможно, темой моих заметок заинтересуется читатель, не очень-то искушённый в «тонкостях» заморской поэзии, поэтому считаю необходимым поначалу хотя бы вкратце познакомить его с тем, что такое хокку и чем оно отличается от других краткостиший.
    Конечно же, в Интернете можно найти множество соответствующих статей, подробных и не очень, но в Большой Советской Энциклопедии, как мне кажется, дана короткая и в то же время довольно ёмкая информация о хокку. Приведу её полностью, в качестве справки:
   
     «Хокку (иначе — хайку) – жанр и форма японской поэзии; трёхстишие, состоящее из двух опоясывающих пятисложных стихов и одного семисложного посередине. Генетически восходит к первой полустрофе Танка (хокку буквально — начальные стихи), от которого отличается простотой поэтического языка, отказом от прежних канонических правил, повышением роли ассоциативности, недосказанности, намёка. В своём становлении X. прошёл несколько этапов. Поэты Аракида Моритакэ (1465—1549) и Ямадзаки Сокана (1465—1553) видели в X. чисто комический жанр. Заслуга превращения X. в ведущий лирический жанр принадлежит Мацуо Басе (1644—94); основным содержанием X. стала пейзажная лирика. С именем Танигути Бусона (1716—83) связано расширение тематики X. Параллельно в 18 в. развиваются комические X., выделившиеся в самостоятельный сатирико-юмористический жанр сэнрю. В конце 18 — начале 19 вв. Кобаяси Исса вводит в X. гражданские мотивы. В конце 19 — начале 20 вв. Масаока Сики приложил к X. заимствованный из живописи метод «зарисовок с натуры» (сясэй), способствовавший развитию реализма в жанре X.»
   
    Из Поэтического словаря А. Квятковского следует, пожалуй, добавить, что «рифм в Х. нет. При крайней сжатости эти миниатюры обладают исключительной смысловой ёмкостью, требующей порой комментариев». В качестве примера, в словаре приводится восемь хокку Мацуо Басё в переводе В. Марковой:

Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.

С ветки на ветку
Тихо сбегают капли...
Дождик весенний.

Откуда вдруг такая лень?
Едва меня сегодня добудились...
Шумит весенний дождь.

Такой у воробышка вид,
Будто и он любуется
Полем сурепки в цвету.

Жаворонок поет.
Звонким ударом в чаще
Вторит ему фазан.

Холод пробрал в пути.
У птичьего пугала, что ли,
В долг попросить рукава?

На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.

Я в руки возьму, о мать,
Слезами горячими растоплю
Белый иней твоих волос.
   
    Наверно,  я никогда не взялся бы за написание своих заметок об «игре в хокку», если бы однажды, «путешествуя» по страницам наших портальных «хайдзинов», то бишь поэтов, пишущих хайку-хокку и ведущих между собой соответствующие дискуссии, я вдруг не наткнулся на любопытные высказывания, долженствующие, по мнению их автора, дополнить, если не исправить, моё представление о японских трёхстишиях.
   
    «Хайку – это удачная предметная композиция явлений в жизни в настоящем времени», как бы остановленное мгновение; это композиция, в которой «абстрактные слова» (типа «добро», «зло», «жизнь», «смерть», «любовь» и т.п.) «запрещены именно на том основании, что их нельзя нарисовать».
     Высказывания эти принадлежат Игорю Александровичу Шевченко, известному на Стихире (и за её пределами) хайдзину и литературоведу, создавшему, можно сказать, свою школу обучения тому, как нужно и как нельзя писать хайку. Свои теоретические исследования и – главное! – практические  рекомендации И.Ш. основывает, как и должно быть, на многолетнем и скрупулёзном изучении творчества японских поэтов-классиков. Что же конкретно предлагает учитель своим ученикам? А таковых, надо признать, у него не мало.
   
    - Можно ли "научиться" писать хайку или это от Бога? – однажды спросила его одна из стихирян Зина-Зиночка-Зинуля (псевдоним, видимо).
    - Считаю, что не только можно, но это и достаточно просто, - ответил И.Ш. -  Если в этом есть потребность, думаю, что смогу написать простенькую статью, прочитав которую, можно будет писать сразу пусть скромные, но хайку.
    - Буду ждать с нетерпением! – обрадовалась ученица.

   С тех пор Игорем Александровичем было написано множество соответствующих статей – интересных, содержательных и чаще всего не таких уж «простеньких». Чему же конкретно можно в них научиться? Об этом можно судить, в частности, хотя бы по тому, как И.Ш. анализирует некоторые классические хокку. (См. его статью в Стихире «О статье Е. М. Дьяконовой, члена жюри АиФ-2009»). Учение ведётся, как и доказательства, по методу «от противного». Итак...

На мёртвой ветке
Чернеет ворон.
Осенний вечер. (Мацуо Басё в переводе Константина Бальмонта).
   
    И.Шевченко считает, что «такой перевод не годится по двум причинам. Не хорошо в хайку даже косвенно персонифицировать – «мертвая ветка», лучше сказать «сухая» или «засохшая». Нехорошо «досказывать», т. е. в данном случае нарочито показывать сходство цвета ворона и вечера».
   
    А вот иная интерпретация этого же хокку, из словаря А. Квятковского:

На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
   
    Наверняка перевод В.Марковой, с точки зрения И.Ш., лучше. Но так ли это, с точки зрения Поэзии?
   
    Другой пример, из Масаока Сики:

На гамак
Лучи вечернего солнца
Струятся сквозь заросли.

    Анализ И.Ш.: «Перевод осуществлен одним предложением. Это плохо, так как не чувствуются опоры, т. е. непонятно, что с чем сопоставляется. Плохо употреблять не только слово «луч», но и «лучи», так как непонятно, что это такое. Тем более непонятно как «лучи струятся»? 
    Моя интерпретация перевода. Сначала выделим опоры: гамак и заросли. Далее соединим их вечерним солнцем».
      
    И что же получилось? Полное исчезновение какой бы то ни было художественной выразительности:

вечернее солнце
сквозь заросли
гамак

    А вот два хокку из Бусона, тоже в переводе В. Марковой:

1.
Сливу зелёную надкусив,
Нахмурила бровь
Красавица.
   
    «Плохо записывать хайку одним предложением, - анализируя, поучает И.Ш. – Плохо  использовать глаголы в прошедшем времени - «нахмурила». Далее он даёт свой перевод, предварительно выделив «опоры: слива и красавица». Получаем:

Хмурит бровки
красавица.
Зелёная слива.

2.
Горе пронзило меня,
В спальне жены покойной
На гребень я наступил.

    «Плохо в хайку использовать местоимения, особенно - «я», - объясняет нам И.Ш. – Плохо употреблять невещественные понятия типа «горе». Горе не может пронзить, это уже оперирование невещественным. Это не хайку... Можно было написать так:

Под ногой
гребень покойной жены.
Холодный вечер».

    Поскольку «этот вариант несколько статичен», И.Ш. предложил другой:

Полная луна.
У трюмо тень от гребня
покойной жены.

(Сомневаюсь, что «сухие» варианты Игоря Ш. по своим художественным достоинствам лучше «сочных» переводов В. Марковой).

    Прочитав все его рассуждения о том, что есть «плохо в хайку», волей-неволей почувствуешь себя ущербным. Не зря Игорь Александрович сетует: «Мне очень жаль, что так мало людей понимают жанр хайку, даже организаторы конкурса «АиФ-2009»... Мне очень жаль, что переводчики (а с ними и многие сочинители, - как, вероятно, считает И.Ш.) профанируют этот жанр. Именно они ставят глухую стену даже к возможности понять жанр хайку россиянами».

    Однако предлагаемые нам «рекомендации» для написания канонического хайку не ограничиваются теми, что упоминаются в вышеизложенных «анализах». Согласно статье И. Шевченко «Как писать и как, самое главное, не писать хайку и трёхстишия», плохо считается и то, когда в хайку наличествует присутствие автора и его мнение, назидательность, просветительство, вопросительные предложения и ответы на них, фантазёрство, афористичность, пророчество, оперирование прошедшим и будущим временем, использование глаголов (поскольку они «не рисуются», их лучше заменять существительными), явное и неприкрытое олицетворение, каламбуры, сравнения, метафоры («... метафорические стихи, - признаётся И.Ш., - я иногда интерпретирую как немного сумасшедшие») и т.д. и т.п.
   (Наряду с этими «запретами», И.Ш., однако, допускает в хайку увеличение количества слогов, использование только строчных букв и только тех знаков препинания, без которых не удаётся воплотить поэтический замысел).
    Короче говоря, на многие важнейшие средства художественной выразительности, по сути дела, накладывается вето, что не может не привести в отчаяние любого стихотворца, мало-мальски озабоченного художественностью своих поэтических опусов. Не ведут ли все эти запреты к выхолащиванию поэзии из миниатюр, состоящих – всего-то! – из 17 слогов?
   
    Наверно, не случайно, полемизируя с Игорем Шевченко, одна из наших портальцев - Инна Гаджиева, к примеру, спрашивает не без горькой иронии: «...получается, что хайку, как прокрустово ложе, сковывает: шаг вправо, шаг влево – расстрел? Разве от этих жёстких рамок не теряется в какой-то мере образность, наполненность чувствами? Я попыталась переделать свои же трёхстишия (следуя рекомендациям И.Ш.) – они стали суше...»
    
    Но что странно: когда читаешь хайку, сочинённые самим И. Шевченко, то сплошь и рядом встречаешься и с глаголами в прошедшем времени, и с олицетворениями, и со сравнениями, и с игрой слов, и с метафорами, и с рядом других отступлений от правил, выработанных самим же сочинителем. Приведём несколько примеров:

Осень весь день
тасует карты дождя
в косую полоску.

Гремят мешки туч
в пунктах приёма молний
на плечах ветра.

Радужные сны
утренний луч вспугнул.
Листопад.

Болтает водопад
ногами босыми
в холодной воде.

Тихо говорит
высоковольтный провод
о силе своей. (И т.д., и т.п.)
   
     Увы, теория и практика вообще не всегда совпадают.  Но в противоречиях Игоря Александровича, по-моему, нет ничего удивительного: просто поэтическая интуиция «подсознательно» не позволила ему (надеюсь, и в будущем не позволит) сочинять серые, выстроенные по схеме трёхстишия.
     (Хайку И.Ш. – истинные творения Поэта, и я искренне рекомендую читателям, ещё не знакомым с творчеством Игоря Шевченко, зайти на его персональный сайт и получить эстетическое удовольствие от чтения его трёхстиший, иллюстрированных умело подобранными картинками).   
     А что касается вышеупомянутого вопроса Зины-Зиночки-Зинули: можно ли научиться сочинять 100-процентные хокку или это от Бога, то я ответил бы ей уклончиво, вопросом на вопрос: а можно  ли научиться сочинять классические сонеты, следуя всем правилам этой строгой поэтической формы? Если и можно, то где гарантия, что Муза не забракует их, как полностью бездарные?
    Если остроумие и скудоумие не совместимы АБСОЛЮТНО, то талант и невежество – ОТНОСИТЕЛЬНО. За знанием иди к УЧИТЕЛЮ, а за талантом – только к БОГУ.

    Исследования И.А. Шевченко в области истории и теории хокку безусловно не лишены интереса и заслуживают уважение. Не случайно, что среди стихотворцев нашего портала у него много единомышленников и поклонников. Жаль только, что некоторые из них проявляют порой (в духе адептов-нуворишей) высокомерие или даже ярую непримиримость по отношению к «инакомыслящим». Как бы там ни было, но, смею полагать, настойчивость И.Ш. и его «школы» в создании некоего эталона «настоящего хокку» с последующим его внедрением в творческую практику остальных русскоязычных поэтов, пока «не понимающих этого жанра», явно бесперспективна.
   
    Какая, скажите, необходимость загонять творческих людей в угол скрупулёзно подобранных правил, в происхождении которых и разобраться-то не так просто: какие из них действительно идут от японских классиков, а какие – плод изысканий И.Ш.? Главное в создании любых поэтических миниатюр, при их максимально сжатой форме и минимальной возможности использования изобразительных средств, – не превратить их в поделки, профанирующие Поэзию.
   
    Нельзя забывать, что хокку-хайку – продукт японской культуры, японской самобытной и в чём-то консервативной ментальности, отличной от нашенской посконной.
    Увлечение сочинением трёхстиший  стало в среде японских горожан 17 века можно сказать повальным, своего рода игрой. Как пишет японский учёный-культуролог Иэнага Сабуро в своей книге «История японской культуры», «доступность хайку, о которой говорили: раз это стихи короткие, то писать их очень легко, содержала в себе условия для превращения в банальные вирши, лишённые поэтического мастерства. И именно это стало причиной отрицательного отношения к хайкай как к искусству второго сорта, какое проявляется к этому жанру и в наши дни».
    Русский народ, как, возможно, никакой другой, умеет смело, быстро, а главное – творчески, обогащать свою культуру, в том числе поэтическую, заимствованиями как с Запада, так и с Востока. Из твёрдых стихотворных форм именно хокку и танка ныне обретают у нас особую популярность. Однако большинство русскоязычных авторов, обращаясь к традиционной японской поэзии, наполняют её формы содержанием, согласно своему национальному менталитету, ибо прекрасно понимают, что в противном случае они обрекут себя на эпигонство. Вот почему можно утверждать, что, осваивая лучшие достижения японской поэтики, они культивируют на своей родной почве, в конечном счёте, не японское хокку, а РУССКОЕ, тем самым демонстрируя гибкость и жизнестойкость русской поэтической культуры.
   
    Что касается определения РУССКОГО ХОККУ, то это, как я полагаю, законченное по смыслу трёхстишие, строго состоящее из 17 слогов (5-7-5) и соответствующее по своим художественным достоинствам нормам Поэзии. Оно, как и любое стихотворение, определение которому дал А. Квятковский, «по характеру замысла и своей направленности» может быть лирическим, философским, публицистическим, историческим и т.д., «вплоть до сатирического и пародийного».
   
    Слегка перефразируя строки из публицистической заметки Натальи Михриной «В защиту русских поэтов хокку», зададим сами себе вопрос: «Если мы, опираясь на японскую форму стихосложения, создаём нечто новое, стоит ли нам оглядываться на Восток, в том числе на наших доморощенных ревнителей средневековых поэтических канонов, и робко спрашивать себя, а то ли и так ли мы пишем?»
   
    Позволю себе сослаться на мнение ещё одного нашего коллеги – Алекса Сандерса. В своём эссе «Магия хайку», опубликованном на сайте «Классическая японская поэзия», он отмечает, что, увлекаясь хайку и танка, мы часто слепо следуем японским образцам, «будто мы живём в Японии», а не «где-то на окраине или в центре Европы». «Почему изучая историю и культуру этой древнейшей страны, мы напрочь забываем свою собственную?.. Неужели природа, среди которой вы живёте, не так прекрасна?.. Неужели мы менее одухотворены?» Пусть хайку и танка русскоязычных поэтов порой не соответствуют канонам средневековой японской поэзии, «но ведь и среди тех, кто их пишет, нет мастеров дзэн, таких как Басё или Сайгё».
    «Так давайте же, засучив рукава, будем разгребать свои собственные завалы, - призывает Алекс. -  Будем учиться у лучших мастеров, но писать о том, что нам близко и
дорого».
   P. S. Любопытно, что в Южной Америке обитают птицы отряда куриных из семейства пенелоповых; а зовут их – хокко, или хокку (в иностранных словах буквы О и У часто замещают друг друга, например, ноль и нуль). У этих хокку короткий и хриплый голос, говорят, напоминающий крик то ли осла, то ли индюка: «ху-ху, ху-ху» или «ракка-рэнга, ракка-рэнга»... Нрав у них драчливый. Но, главное, они с трудом привыкают к чужому климату. Однако некоторые фермеры в Европе пытались приручить этих пенелоп, заставляя жить в мире и согласии с домашними курами.

(Вторая статья из серии - http://www.stihi.ru/2011/05/06/4602)