Всех обожаний бедствие огромно... 1

(судебный обзор)

  Размышлизмы он лайн о примерно двадцатке кандидатов в мою судейскую "Десятку" конкурса  "Супердесятка – поэзия 2010" (Кубок журнала «Рецензент»)


 
"Отбор производится в соответствии с личными вкусовыми критериями и предпочтениями судей"(с).



Этот неправильный (потому что длящийся) обзор - о процедуре горестного выбора в десятку триптихов из двадцатки полюбившихся стихов. В каждой из "отборок" есть особенно полюбившиеся стихи. Их, насколько успею, буду смаковать также он лайн, по мере возможности вставляя "смаковинки" под подборкой. В некоторых из этих "отборок" есть наряду со "смаковательными" - "смущательные" тексты или их фрагменты. Буду думать "вслух" и "метацца". Поскольку двадцать отборок в десятку не влезет. Кому любопытно, следите. Будет правиться и плавиться. Поскольку в моих "компиках", расположенных в разных местах, файлы имеют обыкновение теряться, я предпочитаю работать прямо в открытом окне. Добавления и правки будут вноситься ежедневно. Ибо, это живая размышлялка.
Позже отберу для подобной процедуры смакованья-сомневанья "резервные" обожания. Такой вот проект "Дом два", то есть - десять))

6. Клубок тишины (основной сборник)

Птица
Вишесу

По утрам - в нахохленный стылый свет -
выметает лишнее за окно.
Оставляет хлеб и печаль черстветь -
заодно.

Раздвигает шторы и топит печь.
И - на миг прижавшись - не смотрит вслед.
Лишь сереет - тонок и остроплеч -
силуэт.

На диване - плед и седая шаль.
Впору греть глинтвейн и свивать гнездо.
И лететь - синица? скворец? журавль? -
на излом.

Выводить на стеклах: "Опять среда."
И мечтать, что холод пойдет на спад.

Всё у Птицы вовремя. И всегда -
невпопад.

Рисунки на стекле

Как там муза? Привыкла. Хотя втихомолку
смотрит в небо. О чем-то задумавшись, чертит
по стеклу. Видишь? Ангельски смирные черти
сбились в кучку на кончике хрупкой иголки.

Сосчитаешь их? Множатся уровни смысла.
Быстрый росчерк - и тучи уходят на нерест.
И дождинок мальки, слепо ветру доверясь,
улетают от дома. Отныне и присно,

забывая слова и фальшивя безбожно,
на соборе замшелая пара горгулий
распевает хоралы. Застыл в карауле
сонный вечер. И ангел в хламиде дорожной,

помянув и своих, и противников всуе,
тронет бусинку мира. На нитке суровой
быль и небыль качнутся - и первое слово,
словно имя Его не назвав, напишу я:

и чертей, присмиревших на паперти стылой,
и лихих серафимов в мазуте и саже...
И пойму: как светло (как чертовски отважно!)
тени строк на замерзшем стекле проступили.

* * * (немотное)

Отпустить, как бриз с поводка ручья,
как лавину и листопад.
Разметать, как стайку смешных грачат
с телеграфных рук. Наугад
разбросать дождем - и пускай растут
мухоморы чужих зонтов.
Отстучать не в такт, прочертить маршрут
поперек. Поделить на сто
"надо-жить-по-правилам" всех мастей
и свернуть набекрень луну.
Отучить от рук, отлучить от стен,
обрести, и на миг вдохнув,
отпустить - слова.
И, листком шурша,
помолчать.
И -
за ночь шагнуть,
распустив рассвет, как ненужный шарф,
чтоб в клубок смотать тишину.


Эту вещь, признаюсь, расслышала не сразу. Она не продаёт себя ни эффектной рифмой, ни общим драйвом, ни провокативностью темы. Её можно расслышать, только «за ночь шагнув». Поначалу, читая эти стихи в общей массе, останавливаясь на ярких, «клиповых» вещах, я зацепилась здесь только за финальные строки последнего стихотворения. Поворчала на «музу-ангелов-чертей-паперть-быль-небыль-бусинку», и пошла дальше. Но…ажурное плетение тончайших нитей – оказалось не менее сильным по воздействию, чем «золотая цепь, кангой терзающая плечи».Это другое воздействие, не сбивающее с ног, а...обволакивающее... Связи, узелки, тонкие узоры бытования души, расплетённые на отдельные... нити. Зацепившись за петельку последнего образа – потянула и …шарф петля за петлей, образ-за образом распустился в клубок тишины. До ощущения той самой первоначальной немОты, «что от рождения чиста»(О.М.)… Первое и третье стихотворение – особенно совпало с моим камертоном. Второе – не легло… Вот и дуууумаююю… А, может, ещё настанет и его черёд?
9. Клинопись у глаз (основной)

***
Бережёного Бог бережёт.
Чем летать - лучше мёрзнуть в пехоте.
Я прикрою от солнца ожог,
говорят, так быстрее проходит.

Может, тёмный останется след,
ну и пусть - все решат, что от грязи.
Здесь никто не поверит, что свет
натворил мне таких безобразий.

Я не лучше, чем люди вокруг,
может, в голосе больше металла.
Ну зачем тебе знать, милый друг,
что я тоже когда-то летала?

Я прикрою от солнца ожог -
бережёного Бог бережёт.

Верховая прогулка

Два стремени чуть звякнут, прикоснувшись
друг к дружке. Проезжай-ка ты вперёд!
Моей гнедой породистые уши
легко волненье выдадут её.
Твой вороной привычно и проворно
покажет путь по узенькой тропе,
Мы вслед с кобылой двинемся покорно,
к чему нам быть сейчас эмансипэ?
Я лягу, как обычно, ей на шею,
чтоб ветки не хлестали по щекам.
Я женщинам, ты знаешь, больше верю,
чем молодым и смелым дуракам.
Конец июля. Лист уставший вянет.
Ты это наблюдал так мало раз!
А я теперь за тёмными очками
пытаюсь спрятать клинопись у глаз.
И я тебя, конечно, пропускаю -
я все-таки надежду стерегу,
что, может, ты найдёшь дорогу к раю
в том самом шалаше на берегу,
и может, по утрам твой голос низкий,
и солнца луч, сквозь ветки, невзначай...
Ты вновь ко мне подъехал слишком близко.
Не надо. Скоро осень. Проезжай.

***
Кончилось лето
после обеда.
Ветер улёгся
спать на полу.
Пасынок Феба
катит по небу
медного солнца
тусклый валун.
Время за сорок,
время разборок.
Тонут в стакане
наши пути.
Пыль на ступенях.
Где же мой веник?
Галилеянин,
ты победил.

Об этой подборке я уже написала обзор – с позиций читательского восприятия.В духе герменевтики:)
http://www.litsovet.ru/index.php/litobzor.view?litobzor_id=6310
Но есть одна смущалка, о которой в том обзоре я умолчала, дабы не «обломать себе» общего впечатления… Вот она:
Время за сорок,
время разборок.
Тонут в стакане
наши пути.(С)
«Тонут в стакане наши пути» озадачило меня некоторой двусмысленностью. Пути «тонут в стакане» (в одном стакане, заметьте), потому что там бушует буря? Ну, то есть, обыгрывается фразеологизм «буря в стакане воды»… Или потому что герои… пьют стаканами, точнее, одним стаканом? Напрашивается вопрос - что же они такое пьют? Обычно, во времена журнала «Крокодил», тонущими в стакане рисовали пути горьких пьяниц, потерявших, как водится и совесть, и стыд… Это место меня, признаться сильно сомневает... Что же автор имел в виду, говоря про "пути" в стакане? Амфиболия (двучтение) может быть как стилистической фигурой, так и речевой ошибкой. Что здесь? К слову "победил" и без "путей" рифм и смыслов подобрать можно без-дну, значит, привязка их именно к дну стакана - не случайна?... Дууумаю))
20. Утро, брюки и любовь. (Основной)

***
Случилось утро. Бледный чай.
Омлет. Пол-плитки шоколада.
Мужчина женщине молчал,
Скользя по занавеске взглядом...

Глазами - есть. Глазами - пить.
Глазами- улетать высОко.
На окнах- скользкая финифть.
В глазах - фреон и поволока.

Не долюбил. Зачем блажить?
Зачем грешить... И кто заметит?
Все просто. Но в глазах -ежи
Исколют попросту до смерти...

А все-таки хотелось жить...
Глазами...

Кстати о любви

- Я люблю тебя, дурочка,
Всей душой. Просто так...
На обветренных улочках
Время года - антракт.
Попритихли троллейбусы,
Опустили рога.
Серебристые лексусы
Ткнули морды в снега.
Пешеходы не шастают,
Фонари не горят.
Не молчи же, глазастая,
Три минуты подряд.
Чувства гаснут поленьями,
Пропадает запал.
Сколько раз на коленях я
Пред тобою стоял?

- Я устала, хороший мой,
Под рессорами - хрусть...
Во мне умерли лошади,
По весне заведусь.

Кстати о брюках

Я не надену больше брюки,
Ключи оставлю на столе,
Есть город под названьем "Брюгге",
Там крыши цвета крем-брюле.

Угри копчёные, как надо,
Картофель славно пропечён,
Больных - врачуют шоколадом,
Здоровых -потчуют лещом.

Распевность вольных колоколен
И воркованье голубей...
А тех, кто жизнью недоволен -
Бросают в воду с кораблей.

Эй, капитан, плесни из фляги.
Вильну хвостом. Хороший трюк
Плыть в Брюгге или Копенгаген.
В морях русалкам не до брюк.

Очень приятные стихи, этакие психологические фэнтэзи с элементами головоломок в духе пелевинского постмодернизма. Сочетание юмора, не совсем тонкого, но своеобразного, авторского с элегантным лиризмом. В первом обыгрывается «любил глазами – теперь фреоном и ежами», во втором до самого финала читатель не догадывается, что речь идёт о любви к авто (ну как не вспомнить пелевинскую «Нику», когда герой описывает любовь к женщине «во всём психологизме», а в финальном предложении оказывается, что Ника - кошка?), в третьем читателю открывается замечательный парадокс, дескать "в морях русалкам не до брюк".
...Всё это очень современно, мило, запоминается… Модно, но не колет глаза, и не рождает в них ни ежей, ни фреон, потому что модность эта не сиюминутная, однодневная, кроме, пожалуй, уж слишком «примитивного»: «Во мне умерли лошади"… Парадокс - финала-есть.У Пелевина - кошка. У нашего автора - авто. Но какой-то он неловкий, по сравнению с элегантным, пелевинским с аллюзией в бунинское "Лёгкое дыхание" с лёгкой патиной дзена... Не сравнивать? А как я не сравню-приёмы одинаковые-результат разительно отличающийся... Пелевинская "Ника" в прозе -больше поэзия, чем "Кстати о любви" - в стихах.
...А вот о брюках – хорошо. Ну просто – совсем хорошо…
"Брюки" бы взяла в разведку, то бишь в десятку... Дууумаююю.
25. БЕЛЕНА (основа)

БОГУ ЛИ… (триптих)

Яви мне суть, и я, быть может, не умру
от ужаса, увиденного мною.
В твоей рубашке стоя на ветру,
я выживу, я лишь глаза прикрою
не от песка и ярости лучей, -
от прозорливой точности догадок,
но даже в этом будет мне награда:
я обрету свободу быть ничьей
и стану беспризорна и вольна -
лишь только взгляд не так открыт и светел -
да что мне взгляд, когда полынный ветер
мой лёгкий чёлн гоняет по волнам…

***
Когда оскомина от божеских щедрот
наполнит рот сухой и ты уйдёшь на волю,
где Сва, как облако, парит над чистым полем
и Гамаюн тебе твою судьбу поёт,
где ты услышишь, как шуршит болиголов
в жемчужном мареве, дрожащем над поляной,
и лепестки его пленительны и пряны,
а стебли тоньше и нежнее летних снов, -
тогда,
как жизнь прожив,
поляну перейдя,
ты вздрогнешь, встретившись с очами дикой птицы,
в её зрачках увидев боговы зеницы,
что неотступно за тобой следят…

***
Полынная правда с горчинкой, но всё ж
в полынное поле, забывшись, войдёшь
и, медленно тая
в его аромате в его серебре,
до самого мелкого беса в ребре
себя пролистаешь.

Деревья становятся голыми спать
и, лишнее сбросив с макушек до пят,
скрипят под снегами,
отринув сухую листву, как слова,
уже не деревья - уже дерева
стоят перед нами.

И я, обнажаясь до божьих кручин,
до самых рябиново-горьких причин,
до правды полынной,
увижу тебя в очарованном сне -
и дарьей застылой приникну к сосне,
горчащей былинно…

...В анонимность играть бессмысленно.
Этот диптих бесконечно волнует меня, и я даже уже пыталась «оформить» свои впечатления здесь:


БЕЛЕНА (триптих)

***
Ты прав, небесный господарь,
всей правотой подкожной дрожи:
мне - бабья суть, я навья тварь,
всегда творящая по-божьи.

Кто в эту суть не вовлечён,
тот не увидит в блеске странствий,
как из - моей - руки течёт
тепло, творящее пространство,

в котором ты, и глух, и слеп,
прильнул челом к моим коленям,
оно по навьему веленью -
твой верный кров, твой чёрный хлеб.

***
Осталось только расчесать
волос и дум седые космы,
за веки спрятать синий космос -
и спать хотя бы три часа,
и даже позу не менять.
Нагрянет день без сновидений,
платком ажурную-меня
в колечко медное проденет,
проверив, так ли уж тонка
кудель моих ночных наитий,
и так ли крепко держит нити
судьбу творящая рука:
свивая вместе явь и сон,
спрядёт мне то, что неизменно,
где явь чугунно-откровенна,
а сон лебяжьи-невесом.

***
И снова будней вымученный плен,
и кошкой не сходящая с колен
моя пустая бабья одинокость.
У неба на глазу бельмо луны.
Объевшихся любовной белены
уже не видит божеское око.

Облокотившись на дубовый стол,
себя патроном загоняю в ствол,
когда над садом ветер ветви треплет,
легонько нажимаю на крючок,
саму себя пустив себе в висок -
и - белену завариваю крепко.

Сусло… Очень красивая подборка с высокой плотностью образности и концентрацией над и под-смыслов. Из этого сусла концентрированной поэзии можно приготовить не один напиток и пить его долго, по глотку, раскрывая его терпкий наркотический купаж. Женственность раскрыта всеми гранями - жертвенности, материнскими сутями (именно сутями, ибо не только к дитю, но и… к миру - тепло), наследным даром вещих наитий, колдовских чар; женственность, которая неизбежно и верно опьяняет и… околдовывает. Ранит и лечит. Убивает и воскрешает. И себя самоё - тоже. Всё зависит от доз. Материал на целое эссе.

СТРАСТИ ПО ГОГОЛЮ ПОД КОФЕ С СИГАРЕТОЙ (диптих)

Сидят на Гоголе голуби,
и я на бульваре Гоголевском
под взглядом его - как голая,
и мысли - этаким моголем:
на Гоголя голуби - могут ли?!
Да только что ему, Гоголю…

А я стою - птица редкая -
а до середины - сгину
со всеми своими бедками,
и метками,
и сединами.
И мне-то голуби - долго ли?
Много ли надо - с голубя
на эту больную голову?
Поодаль бы мне от Гоголя…

***
Вот докурю, допью свой крепкий кофе -
и спатеньки.
В кофейно-тёмной ночи
увижу долгий белый-белый день.
Я буду спать, и всё мне будет пофиг:
капелью мне апрель окно намочит, -
я буду, холодея, молодеть…

Давно люблю первое стихотворение (из сборника «Над садом»), иронично–глубокое, берущее в плен и звуковой игрой, и сопоставлением визуального ряда (голуби над Гоголем-памятником) с растворённой вокруг аурой, которую так ёмко ощущает - передаёт «поэтка»… То, что есть для нас Гоголь - со своими сумасшедшинками, поэмами без рифм, бессмертными откровениями - неожиданно вплетается в монолог лиргероини… Вторая часть, «новодел» – отсылает далеко-далеко от памятника. И вот уже энергетика этого колдовского писателя овладевает сном героини… «Поодаль бы мне от Гоголя…»… Да только куда ж она денется, лиргероиня-то от гениального «иностранца» с Гоголевского бульвара - его панночек, «редких» птиц над Днепром, над садом, над памятником и… около него… Она в определённом смысле и сама – родом из Гоголя. Автора роднит со своим героем – «пламенная страсть» к быстрой езде - той самой, безоглядной «езде в незнаемое», в котором маячит волнующе «выпуклая" мандельштамова "радость узнаванья»…
27. Заблудившиеся (основной)

У меня есть две пары чулок

У меня есть две пары чулок
И две сотни правдивых историй,
И влюблённый в меня потолок,
И грустящий без ужина столик.

У меня есть немало зверей,
Не вполне однозначно домашних,
И ключи от забытых дверей,
И развалины солнечной башни.

У меня есть и Бог, и порог,
И донельзя ручная синица,
И засохший слоёный пирог,
И письмо от фальшивого принца.

Заблудившиеся

Долго сидела на лавке.
Слёз суетливые лапки
Трогали робко за щёки.
Сердце сбивалось со счёта
И начинало сначала.
Речка привычно качала
Тёмные, сонные баржи...
Та же, и то же, и там же -
Ночь, и фонарь, и аптека,
Смерто-рождений потеха,
Смех на соседней скамейке,
Пьяный абрек в тюбетейке
Спрашивал : "Ви ист ир наме?",
А в лабиринте над нами
Бог заблудился недавно,
Бог! - ну а мы - и подавно...

Я, как всегда...

Я, как всегда, живу наискосок,
Реальность променяв на небылицы,
И не желаю слышать, как песок
В моих часах скребётся и струится.

Я людофоб, улитка, домовой,
Я тку из слов тугую паутину,
Ручаясь непокрытой головой
За качество написанной картины.

Меня теперь не выманить на свет,
На шорох и мерцание заката,
Моё недосложившееся "нет"
Перерастает в громкое "не надо".

И я уже не верю, что весна
Опять раскроет детские объятья,
И я, как никогда, не влюблена
В свои за год не выцветшие платья.

Неожиданно заучилось. Кусками. Это поэзия без вычуров и игр в оригинальность. Исповедальная лирика. Подумалось, что каждое стихотворение могло бы стать бардовской песенкой. И я бы с удовольствием слушала эти песенки и подпевала. В них всё есть для этого: звонкие, точные рифмы, узнаваемые образы и переживания, преломлённые через авторскую жизнь, судьбу, чувственность… Просто и хорошо. Темы - общечеловеческие, интонации и голос – свой, авторский. Ну и что, что – «объятья-платья». Никакого штампа. Для запоминучести, для пения под гитару, для того, чтобы читать любимым, и быть уверенным - поймут. Очень уместно. Другого здесь ничего НЕ НАДО. Очень цельная, чистая, искренняя лирика. Всё к месту. «Верю». Если моей двадцатки на десятку не хватит – возьму
:)

29. Из воспоминаний невидимых (основной)

Память Вещей

На лаковой поверхности стола
Царапины и пятна от стакана
Хранят следы сидевших здесь недавно
И помнят их движенья и тела,
Как глина помнит пальцы гончара,
И ощущает колотые раны
Сетчаткой трещин; так людей случайных
Потёртой кожей чувствует диван.
Разбитому стакану не вернут
Исходной формы слёзные «простите» —
Невольной жертве череды событий
Сочувствие убийцы ни к чему.
Когда уйдёт последний посетитель,
То скрипнет дверь за упокой ему.

Генерал Февраль

За обозами туч
на гобое ветер мотив
надрывает, чеканя шаг -
Мне не надо свободы, но жизни —
давно не жаль.
В эполетах расснеженных ив,
облаченный в колючую сталь
уведёт меня за собой
генерал Февраль.

И взметнется пурга,
точно флаги поверх голов,
и сигнал протрубят,
дабы миру явилась рать.
Мы ворвемся с тобой
под знамена его ветров,
и под музыку слов его
чистого серебра
с батальонами призраков
маршировать.

Акваланг Офелии - колыбельная

Отяжелели веки,
оковы на губах,
Но акваланг Офелии
наполнен пеньем птах,
умытою антоновкой
и прыгом лягушат,
дыханием ольховника
и шумом камыша.
Плывёт она вдоль берега
где медленна река
и льются цапли белые
из трубки тростника,
а голос её горлится
аккордами воды,
беги, беги бессонница
к другим.

-- Понравилось. Все три.
Однако, баллада, посвящённая разбитому стакану, имеет стилистический огрех, и весьма досадный. Хотела умолчать, но поскольку речь идёт о жестоком отборе, придётся "колоться", аки тот стакан:

На лаковой поверхности стола
Царапины и пятна от стакана
Хранят следы сидевших здесь недавно
И помнят их движенья и тела

Царапины и пятна (мн.ч) от стакана (ед.ч.)на поверхности стола хранят следы сидевших здесь(мн.ч.)...
Создаётся комическое впечатление, что "сидевшие" сидели на лаковой поверхности стола и к тому же - все с одним стаканом. Не мудрено, что он разбился.
А вот "прыг лягушат" в "Акваланге" - хорош и уместен... И "прыгом" и "лягушатами"... Нравится мне этот окказионализм и стихотворение (в целом) нравится. "Вольная бессмыслица")вполне оправдана символическими традициями жанра. Однако, зачем для колыбельной подобран столь маршевый ритм с обилием мужских рифм ума не приложу))
:)

44. Хорошо у нас все... (основной сборник)

Все хорошо

Всё у нас хорошо! Но увозят осенние листья,
Собирая, бесправные, в пыльный казенный мешок,
По этапу, в расход, без надежд и грядущих амнистий...
Инквизитор с метлой, свой участок жестоко зачистив,
Смотрит в землю и помнит, что всё у нас тут хорошо.

Хорошо всё у нас. Этот дождик по капле опознан,
По манере письма, по рифмовке и ритмике фраз.
И стихи у него получаются лучше, чем проза,
Верный признак таланта - неверность погодным прогнозам,
Значит, тоже не врет... бьет и льет: «Хорошо всё у нас».

«Хорошо у нас всё, - говоришь ты, не ведая фальши. -
Вот придет новый день - облегчение он привнесет.
С каждым словом точней, с каждым небом все глубже и дальше...
Потеплее оденься - и так вдохновенно не кашляй,
Не пиши, не ругайся... Не плачь! Хорошо у нас всё...»

О будущей весне

Какие там стихи о будущей весне...
Чем стану я дышать в загаданном апреле?
Быть может, утеку, как надоевший снег,
Цепляясь за стволы безмолвных черных елей.

А может, повезет, и все-таки прорвусь,
Как новый клейкий лист из криворукой ветки,
И солнца тихий луч меня коснется - пусть
На краткий только миг, нечаянной пометкой.

А может, я очнусь от запаха земли -
Тревожно заскрипят мои больные корни.
По жилам потечет древнейшая, как мир,
Та сила, что из тьмы на свет живое гонит.

А может, разольюсь - границы позабыв,
Покинув берега, разбив зеркальный панцирь,
Прогнившие мостки вскрывая, как нарыв,
Чтобы, оставив стыд, у ног твоих плескаться.

Прогорклым летним днем сквозь мути пелену
О будущем, ты прав, загадывать без толку.
Ах, как бы проскользнуть в еще одну весну!
...По краешку, тайком... продрогшей богомолкой...

Сосед

Он занимал немаленький метраж,
Не соблюдал помывочные смены,
Не замечал из сахарницы краж,
Но главное - пытал весь дом Шопеном.

Рояль бренчал и утром, и в обед -
Большой рояль - блестящий, старый, черный.
И утомленный музыкой сосед
Решил прибегнуть к "помощи закона".

Вот время было - так легко вопрос
Решить… И пианист исчез навечно.
Сосед его вещички перенес
В кладовку, а в рояле спрятал гречку.

Менялись мода, власть и города.
Хозяин не завел, увы, семейства.
Он жил и жил. Ни бедность, ни беда
Покоя не нарушили злодейства.

Туманом серым - брёл себе в киоск
И стлался возле дома тенью тусклой.
Шуршал в тиши. Сутулый, как вопрос,
А где же наказанье за "искусство"?

Но Бог не забирал его с земли:
"Anonymus? Без подписи не примем!
Ворота во владения Мои
Открыты лишь тому, чьё знаю имя".

Ну, а чего не жить? Как хорошо -
На личной кухне чай гонять с печеньем…
Но кто-то к деду в голову вошел
И твердо застолбил свои владенья.

И что давно сгноенному за блажь,
Селиться здесь - с роялем непременно?
…Но занял он законный свой метраж
И по ночам играет там Шопена.

--Не стану сосредотачиваться на минизацепках. Хотя их тут есть.
(Ни бедность, ни беда/Покоя не нарушили злодейства. «Покой злодейства»?; «играеТТам»; «облегчение он приВнесет" – «привнести» - не совсем точное здесь словоупотребление … «...По краешку, тайком... продрогшей богомолкой...» - финал второго стихотворения разочоравал какой-то затасканной серийной мелодраматичностью).
Однако, в каждом стихотворении нашлись нотки, заставившие откликнуться «камертон в сердце». Стихи стоят того, чтобы "закрыть уши" на небольшие недочёты. Хотя у меня нет впечатления, что они нравятся мне все три одинаково. Но одинаково нравятся некоторые фрагменты из всех трёх..

Всё у нас хорошо! Но увозят осенние листья,
Собирая, бесправные, в пыльный казенный мешок,
По этапу, в расход, без надежд и грядущих амнистий...
Инквизитор с метлой, свой участок жестоко зачистив,
Смотрит в землю и помнит, что всё у нас тут хорошо.

Эта строфа первого стихотворения настолько хороща, что могла бы стать стихотворением –сама по себе…
Второе - хорошо всё. Без последней строфы с продрогшей богомолкой.
Третье… Несмотря на пару мелких недочётов, берёт темой и очень ёмкой, незабывающейся деталью - гречка, спрятанная в рояле. Такие вот сомневалки с впечатлялками.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

49. Одна история (основной)

Воробей

Мой праздник начинается во сне,
Где ты со мною рядом - но воочью
К тебе не подойду ни днем, ни ночью…
Я стану воробьем в твоем окне.

Пускай мой мир - балконный парапет;
Но мне пирог достался, а не крошки.
Ты - солнце в зимней стуже, а дележке
Не подвергают воздух или свет.

Гардины заломившейся парчу
Рассеянно поправив над геранью,
Заметишь, что я здесь - и мне свиданье.
Но только приглядишься - улечу.

Остров Мертвых

Парку Монрепо посвящается

Вышла луна. На скале удлиняются тени.
Красное солнце ложится в заоблачный грот.
Сыростью тянет от трав, и в ночном погруженье
Розово светится царство несметное вод.

Ты обожал этот парк, и однажды монету
Бросил в залив - в отраженное пламя костра.
Вот этот куст, где висел твой пиджак - это лето
Выдалось теплым, но были свежи вечера.

К пляжу пройдя босиком по иголкам и шишкам,
С камня ты прыгал; уставшим на пенный прибой
Шел улыбаясь - а капли текли по лодыжкам.
Книгу закрыв, я тайком любовалась тобой.

В небе зубчатой каймою, прорезанной в вечность,
Замерли сосны на скалах, и кажется мне -
Будто и вправду он был - вспоминают тот вечер
Там, в озаренном луной поднебесье. Во сне…

Мерзлый лист

В ноябрьский день, пройдя кленовый скверик,
Пустых ветвей касаясь на ходу,
Я выхожу опять на плоский берег,
К светлеющему в сумерках пруду.
Почти неразличима на тропинке,
Промерзшая листва шуршит во мгле;
И близорукой ощупью снежинки
Впервые приближаются к земле.

Как в том году, уходит за качели
Тропинка, огибая длинный пруд,
К скамейке, прислоненной спинкой к ели,
Где мы сидели несколько минут…
Давно твой приговор смягчило время.
Теперь я удивляюсь, что снежок,
Озвучив тишину словами теми,
Скользит, не задевая мой ожог…

…А завтра затуманит воздух стужа,
И солнце закатает в снежный ком;
И куст рябины задрожит натужно
От ветра, налетевшего рывком.
Я, будто тот, не сорванный ненастьем,
Насквозь прожженный солнцем черный лист,
Отдавший все за горе, как за счастье -
За долгую метель и ветра свист.

- Об этой подборке писала в Обзоре. Первое и третье забирают щемящим лиризмом. Второе стихотворение из-за непродуманного фонетического решения финала – просто смазано. Недостатки звукового оформления заключительной мысли породили амфиболию на фонетическом уровне.
В небе зубчатой каймою, прорезанной в вечность,
Замерли сосны на скалах, и кажется мне -
Будто и вправду он был - вспоминают тот вечер
Там, в озаренном луной поднебесье. Во сне…

Несколько раз прочла вслух. Сложная грамматическая конструкция-сложносочинённое предложение с 2-мя причастными оборотами, встроенным уточняющим предложением (будто и вправду он был) и без того тяжело идёт. Но с учётом непрочтения одного из двух »т» (вспоминаю/т/ тот вечер) превращается в абсурдное: «вспоминаю тот вечер/ Там, в озаренном луной поднебесье». Автор имел ввиду совсем иной смысл.
А взяла в свою личную отборку первое. Практически выучила уже…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

52. Мифы народов Лукоморья (основной)

Брат твой

"Погляди - с востока струится тьма, у луны на лбу проступает крест,
Все моря и горы сошли с ума, ощутив нужду в перемене мест,
Воздух режет горло острей ножа, в животе шевелится скользкий спрут.
Но еще не поздно унять пожар, успокоить бурю, отсрочить суд,

Прекратить ветров погребальный вой, заменить вулканы на дым печей...
Смехотворна плата: убей того, кто сегодня спит на твоем плече.
Он - палач и плаха, скудель беды, преисподний выкормыш, адский стяг,
Кровь и гной наполнят его следы... Хоть чуть-чуть промедлишь - и будет так!

Две печати сняты, осталось пять, рыжий конь гарцует у райских врат.
Воды рек вот-вот обратятся вспять, и на землю рухнут огонь и град,
Третий ангел держит у губ мундштук, и звезда Полынь на весу дрожит…
Почему же ты не разнимешь рук? Отпусти, ему все равно не жить!

Отчего ты щуришься, хмуришь бровь, побелевший рот превращая в шрам?
Да какая, к дьяволу, тут любовь, если небо треснет сейчас по швам,
Если чаши гнева уже кипят, для господней жатвы наточен серп?
Ты ведь знаешь цену: твой младший брат - или все. Ты слышишь? Под корень - все!
Ну, решай скорее”.

Шуршит песок, растирая в пыль горизонта нить...
Ты легко целуешь чужой висок - осторожно, чтобы не разбудить.

Кошка Шредингера

Доктор Шредингер, Ваша кошка еще жива.
Написала бестселлер, прекрасно играет в покер
(На каре из тузов ей всегда выпадает джокер),
Раздает интервью, в интернете ведет журнал,
И, сказать по секрету, весьма популярный блоггер.

Ящик - форма Вселенной, какой ее создал Бог.
Геометрия рая: шесть граней и ребра-балки,
По периметру - вышки, забор, КПП, мигалки.
Иногда вспоминается кресло, камин, клубок,
И его почему-то бывает ужасно жалко.

Доктор Шредингер, Ваша кошка не видит снов,
Бережет свою смерть в портсигаре из бычьей кожи,
Не мечтает однажды создателю дать по роже,
Хочет странного - редко, но чаще всего весной.
Любит сладкое. Впрочем, несладкое любит тоже.

Вероятности пляшут канкан на подмостках стен,
Мироздание нежится в узких зрачках кошачьих.
Ваша кошка, герр Шредингер, терпит невольный плен
И не плачет. Представьте себе, никогда не плачет.

Мифы народов Лукоморья. Песнь первая

Берег и море - местная ойкумена,
Море и берег - сколько хватает глаз.
Дохлая рыба, мусор, ракушки, пена,
Чаячья пара ссорится напоказ.

Мир, несомненно, плоский. Ты - в центре мира.
Купол небес прозрачен и невесом,
Шов горизонта наспех прошит пунктиром,
Дуб (баобаб? акация?) врыт в песок.

Ты - всемогущ? Забудь. Лишь прискорбно вечен.
Твой приговор подписан: число, печать.
Цепь золотая кангой* терзает плечи;
В здешней тюрьме нет скважины для ключа.

Впрочем, бывает хуже. Не спорь, бывает:
Язвы, чума и стужа, вороний грай...
А у тебя тут - личный кусочек рая,
Разве что заперт. Ну, так на то и рай.

Спи и гуляй, мешай имена и даты,
Звезды считай и яблоки с ветки рви.
А заболит… не яблоки виноваты,
Это слова бунтуют в твоей крови.

Просто вдохни и зубы сожми покрепче -
Скоро пройдёт, хоть будет саднить слегка.
И - привыкай. Тебе присудили вечность
Без языка.

*Канга - шейная колодка для преступников.

--- Об этой подборке уже опубликовала эссе. Добавлю только, что «исподний выкормыш», столь яростно критикуемый, меня нисколько не смущает. Этот окказионализм (индивидуально-авторское слово, вольность, неологизм), на который поэт, полагаю имеет полное право. Это не неграмотность, это авторское чувство языка. Стиль. Стильность в его решении этих понятий. Неологизмы или, точнее, окказионализмы,- одна из ярких примет языка Маяковского, Северянина, Хлебникова. «Мы приказываем чтить права поэтов… на увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (слово-новшество)…»(с)

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~


54. Свобода воздуха пустякам (основное)

Я навижу эту жизнь в банальной прозе

Означает осень в прозе -
Просто брызги прелой краски.
Плещет дождь, как хлещут розги.
Блещут ивы-лоботряски.

Фонари, качнув корзинки,
Поливают жёлтым цветом
Абрикосовые стринги
Тополей полураздетых.

Грязь шипит, как едкий щёлок.
В небе тлеют сгустки молний.
Льётся страх оконных щёлок.
Щёлкнет гром в каменоломнях

Городских, и нервный всполох
Бьёт стекляшки водоёмов! -
Рви и штопай… Сдох, как доллар,
Летний жар любви наёмной.

Приговор грядущей школы.
Бритвы листьев похоронных,
С передозом пепси-кольным,
Тихо чиркают знакомых…

Чёлки статуй. Дрязги кошек.
Перестуки злых трамваев.
Скрип потёртой чёрной кожи,
Убивающих Незнаек.

Город. Осень. Ровно в восемь
Не расстанусь, я навижу
Эту жизнь в банальной прозе!
Мы ещё с тобой отпишем!

Двойное дно

Я сочиняю до чересчур,
Слова терзаю, как кот парчу,
Корчуя текст с задором - таков мой норов.
Я шквалю строчками взад-вперёд,
Я жду, что звукопись "заберёт",
Изменит ритм, наполнив мотивом новым.

Согну слова в падежах, как жесть,
Сложу все пазлы, чтоб вновь «отжечь»,
Разбавлю речь простым суррогатом "школы".
Гоняю буквы вперёд-назад,
Где ритм и рифма, как два ножа,
Пускают кровь в стоящий по центру жёлоб.

И наконец, перебрав словарь,
Поймав за ухо шальную тварь,
Отмечу, что доволен таким исходом.
Я назову его, чтоб «зажгло»,
Сплетая имя морским узлом,
Как я хотел, в катренах с секретным кодом.

Свобода воздуха пустякам!
Я подарю эту жизнь стихам.
И буду петь тебе, такова природа.
Вложу во фразы двойное дно.
Мне в тайну смысла войти дано.
Я в глубине, нисколько не зная брода.

Взломанный сон

Утро срывало с кровати последний визг…
Утро вставало, сметая обрывки снов…
Утро зияло бездной отвесно вниз.
Утро гасило звёзды прозрачным льдом.

День выползал из пропасти мудрым: « Жди!»
День, ускоряя лопасти, звал нас: «Ешь!»
День выносил из дома, бросал в дожди…
День заставлял нас действовать в мире «беж»!

Вечер сгибал усталостью, звал в кабак!
Вечер, стреляя в плоть, верещал: «Домой!»
Вечер рыдал у зеркала: "Всё! ШабАш!"
Вечер сжигал мосты и кричал: «Отбой!»

Ночь распыляла сажу по сгибам крыш.
Кыш!…Это тьма, касаясь, прошла рубеж.
Спишь? Это дно! Косая, чей облик рыж,
Движется, нежит, лижет, влечёт к себе!

--- Экспрессия и какая-то судорожная нервность подборки не оставляет, захватывает в эмоциональный плен.
Стихи богаты необычными оригинальными тропами, что придаёт им наряду с интонацией привлекательную выразительность.
«Абрикосовые стринги тополей полураздетых», «убивающие Незнайки» и другие неожиданные образы – запоминаются и поражают воображение. Хотя стилистика и синтаксис зачастую небрежны. Ну вот, например, фрагмент с «незнайками»: множественное число имен собственных, употребляемых метафорически для обозначения не конкретного лица, а типизированного явления - довольно интересный приём. Однако, в подобном случае «незнаек» нужно писать с маленькой буквы. Незнайка, как имя собственное, собственно – один, и насколько помнится, совсем не «убивец». Ну и запятая после «кожи» с толку сбивает.
Расплывается в восприятии и фраза с «тополёвыми стрингами»:

Фонари, качнув корзинки,
Поливают жёлтым цветом
Абрикосовые стринги
Тополей полураздетых.

Неточность словоупотребления порождает невнятность поэтического смысла. Глагол «поливает» требует иной тары – не корзинок (у каждого образа, несмотря на иррациональность, есть внутренняя логика). Тополя в абрикосовых стрингах – хороши. Но не понятно происхождение эпитета «абрикосовые». Почему « абрикосовые», если их поливают (несоверш. вид глагола означает длящееся действие) «жёлтым цветом»? А ведь всего-то: заменить слово «цветом» на «светом» - и образ бы сложился.
Мысль финальная в первом стихотворении выражена удручительно невнятно (а ведь «конец - делу венец».
Город. Осень. Ровно в восемь
Не расстанусь, я навижу
Эту жизнь в банальной прозе!
Мы ещё с тобой отпишем!

Я и по сей день гадаю, почему «ровно в восемь» автор «навидит» эту жизнь. А ровно в 22 уже «не навидит»? И с кем он не расстанется, если в предыдущей строфе речь шла о незнайках?
…Не стану продолжать впечатлялку в духе рецензии на второе и третье стихотворение. Недочёты типичны. Автор ярок, самобытен с «необщим выражением лица», однако хотелось большей «неслучайности» в подборе языковых средств.
…А «Взломанный сон» взяла б в «отборку».


55. Имя моё (основной сборник)

Что ты ждёшь от меня? — Я вовсе не Кармен,
Ногти мои не длинны, и чулки не драны.
Я танцую за медь, улыбаясь даром;
Танец мой дик и нежен, как цвет сараны,
Только не хищен, нет, ведь я — не Кармен.

Да, у меня есть нож — он певуч опасно,
Да, я и без ножа — знаешь сам — зубаста.
Юбка моя красна, оттого — прекрасна;
Только душа моя не горда — блохаста,
Только я не умею бывать — согласна...

Веришь? На площадях я танцую — карму.
Видишь — это не шрамы, но всё ещё раны.
Площади! Разве ты видел светлее храмы?
Кровь не сочится, когда я хожу — так странно...
Знаешь — немного жалко, что я — не Кармен.

***

Если не хочешь меня — зачем ты тогда живёшь?
Что за пустая блажь — не жаждать моих объятий!
Я — горький мёд ночей, рук потайная дрожь,
На потолке игра лунного света пятен.

Если ты хочешь дурмана — есть у меня дурман:
Видишь — я, как змея, здесь для тебя танцую!
Вязь моих гибких рук сладостна, как хурма,
Нежный и дивный яд в бёдрах своих несу я...

Я прилетела на звуки тайных твоих молитв,
Я улечу, когда мне надоест забава.
Мой поцелуй горчит: имя моё — Лилит —
Вовсе не значит «любовь», значит оно — «отрава».

***

Она всегда улыбается — совсем не умеет хмуриться,
Руки её — как прутики, талия — как лоза.
Она себя кормит тем, что босая танцует на улицах —
Лёгонькая, как ветер, буйная, как гроза.

Юбки взлетают в танце — рваные, дерзкие, пёстрые,
Руки взлетают тоже — пара бронзовых птиц.
Она улыбается внутрь, словно одна на острове
Среди рыхлого моря болезненных, бледных лиц.

Как знамя, летят по ветру вольные чёрные волосы;
Легче на свете нету босых коричневых ног —
Медь под ногами этими сверкает, как чистое золото,
Звон её превращается в песню больших дорог.

Она всегда улыбается — совсем не умеет хмуриться,
Не может пинать поверженных и падать покорно ниц.
Она себя кормит тем, что босая танцует на улицах —
Безвестная из безвестнейших уличных танцовщиц.

----Сплошная экспрессия. Забирающая в плен напористостью и энергетикой.
Ни особенного психологизма, ни подтекстов, ни инноваций: одни первозданные страсти, дикие, молодые. И картинка. Клип. Экспрессивный романтизм с повышенной декоративностью. Собственно клиповостью и привлекла подборка. И несмотря на наличие пассов типа: «игра лунного света пятен», обаяла. Сделана попытка написать три портрета женской сущ(ч)ности, но получился один, правда, в разных ролях и сценических костюмах. Но чёрт возьми – «интересно девки пляшут»! Особенно - последняя вещь. "Визуализируй"!


56. В окне мотыльковом. Триптих

(основной)

Рухнувшая капель

Одуванчиково семя, одуванчиково семя
у меня
пролетает, будто время, между пальцами, что время
и сорняк.
Распушились подворотни, снег июньский мимолетный -
в парусах.
И мне кажется, что сходни, - так живется мне охотней, -
в небесах.
Одуванчиково племя, одуванчиково племя
там живет.
Унесло в иные земли разлетевшееся семя -
мой народ.

* * *

Я жду, душа моя, когда прибудешь снова.
Сосуд мой пуст, устал он от пустого.
Ты уезжаешь. В лужах дробь дождинок
Разделит ожиданья половинок.
Как ты и я, две капли дождевые
Мелькнули в луже, растворились в Тыя.
Пройдет. И дождь, и лужи.
У цветка
Никто не спросит,
звали каплю
как.

* * *

Сумка через плечо.
Дождь замедляет бег.
Думает ли о чем
стоящем человек.

Он огибает куст
в брызгах кассиопей.
Homo soveticus.
Рухнувшая капель.

В окне мотыльковом

У тумана глаза с поволокой
И ресницами длительный взмах.
Ты уходишь в него одиноко,
А в окне мотыльковом - зима.

Дверь запела, распались мизинцы,
Словно звенья последних времен.
Даже если друг другу мы снимся,
Лучше сон, чем нелепый не-сон.

Холод пальцев и ушка прохлада.
Напоследок тебе прошепчу:
- Не грусти, я люблю тебя!
- Ладно.
Улыбаюсь в ответ и молчу.

* * *

Декабрь никчемен. Небо глючит.
Луны замерзшее окно
до скрипа начищают тучи.
И падают на полотно

летящих знаков встречный свет,
рулетки шарик, что катнули
в душе, которой места нет
в просвете на стекле от пули.

С друзьями в шумном кабаке
горю и морда в табаке.
Счет не закрыт, и в турке стынет
Тобой забытая пустыня.

* * *

Так образуется ( ) пустота.
Все, как вчера, соблюдая обычай:
Лифт, тротуар, щебетание птичье
И остановка под мышкой креста

На перекрестке. В маршрутку садясь,
Знаю - куда, а зачем вот - не очень.
Дождь на стекле оставляет отточья,
Нотные знаки, арабскую вязь

Тихой молитвы, безудержных слез,
Солоноватых, прощальных, безгласных...
Господи, лучше бы высшею властью
Грязью обдал меня из-под колес!

Так образуется ( ) пустота.
Не нахожу на картинках отличий.
Катится день, отправляя обычай
И пассажиров в глухие места.

В рощах фисташковых

В рощах фисташковых, в рощах челона, олу, дулона
Над Киблаи, над холмами хромая пасется луна.
Там над Табачкой боярка дурманится, брызжет в цвету,
Вишня невестится, и ежевика сочится во рту.
Ветер листает страницы и рвет их для семечек дней.
Дырку в кармане ветровки никто не заштопает мне.
Дальше и дальше страницы, границы верстаются, но
Время лукавит и не сокращает того, что должно.
Все еще помню, как ты хохотала, влажнела луна,
Как на холмах наливались челон, алыча, дулона.
Что остается мне - память под солью и перцем седин?
Лампу мечтаний до блеска видений натер Аладдин.
Помнишь, как мартовский ветер - в созвездии рыбы - Магриб
Пел нам в грозу, и под влагою полнился зреющий гриб?
Где этот ветер, чей шепот смущает примятый ковыль?
Нет ни весны, ни страны, только шорох летящей листвы.
Там в одиноких садах заросли' на стволах имена.
Там запустенье живет, и дрова собирает война.
Вот отчего, отчего, отчего, отчего, отчего
Алые маки встают, окружая засохший челон.
В рощах фисташковых, в рощах челона, олу, дулона
Над Киблаи, над холмами хромая пасется луна.
Там, где прошла ты, был ветер улыбчив, певуч и медов.
Тысячи маленьких солнц поднимались из пьяных следов.
Ветер листает страницы и рвет их для семечек дней.
Дырку в кармане ветровки пусть вовсе не штопают мне.

* * *

Где-то в предгорьях
на тридцать восьмой параллели
дождь и туман.
Хмурятся брови
хребтов. В середине апреля
дым по домам
Стелется низко.
И в воздухе горном цепляясь
за бахрому,
Куст тамариска
Приснится, покажется - аист,
мне одному.
Где-то в предгорьях
на тридцать восьмой параллели
старая мать
слушает море
бессонного сердца в постели,
чтоб задремать.
В зябкости крапа
чадят кизяками постройки,
преет навоз.
Родины запах
въедается в кожу, поскольку
горек до слез.

* * *

В меня едва вмещается одна
Любовь моя к тебе, чего же больше?
Седой гончар, насмешник и прикольщик,
Слепил миры без горлышка и дна. -

Да окрылится, падая, весна!
И значит, выбьет окна взрывом почек.
Родник, лаская слух, скалу проточит,
Болеть продолжит нежная зурна.

Нить куколку сплетет и разовьет.
В тенетах представленья, кукловод
Проснется в тюке на осле. Погонщик,
Страж звездных караванов, гулкой ночью

Задремлет у костра в тепле песка
На бахроме крыла у мотылька.


Интересная подборка, ёмкая, поэтически насыщенная чувством, тонким мотыльковым, нежным, рвущимся из кокона. Представитель "одуванчикова племени", лиргерой болеет его болью, страстно желает ему встать на крыло, не разлетаться по ветру, обрывая нити с родиной, без надежды прорасти в иную почву, окрылиться в момент паденья из гнезда очередной весной…Чуткий читатель проникнется плачем нежной зурны - о жизни, о любви, о запахах родной земли, о судьбе своего племени и своей собственной, переплетённой общими с ним нитями. Невольно мной завладевает авторская мысль о недоброй воле кукловода, замыслившего нелепое жестокое представление с превращением крылатого мотылькового племени в «унесённых ветром» детей одуванчика …
Тонкая вещь, рвущаяся, страстная и нежная, не давящая на читателя, а словно проявленная «на бахроме крыла у мотылька». Автор воссоздал свой мир с его запахами, рощами, болью, недоумением… и поселил меня в нём, и вот моя северная душа уже плачет и рвётся в "рощах фисташковых", никогда мной не виденных… Не-весомо, не-грубо, не-зримо передано это воздействие. Но так, что защемило сердце.
… В середине апреля
дым по домам
Стелется низко.
И в воздухе горном цепляясь
за бахрому,
Куст тамариска
Приснится, покажется - аист,
мне одному.
Где-то в предгорьях
на тридцать восьмой параллели
старая мать
слушает море
бессонного сердца в постели,
чтоб задремать.
В зябкости крапа
чадят кизяками постройки,
преет навоз.
Родины запах
въедается в кожу, поскольку
горек до слез.
....
Не хочется останавливаться на некоторых мелких "заусенцах", но хотелось бы обратить внимание автора на такие моменты: часть образов непроста для восприятия
в силу восточного флёра, который, тем не менее органичен духу подборки, но есть и такие, которые выстроены невнятно, непроработаны и просто не доступны людям, далёким от "лузганья" семечек.
Ну, вот, например:
"Ветер листает страницы и рвет их для семечек дней". Признаюсь, я перечитывала подборку не раз и не два и осенило меня только через месяц после появления её на конкурсе. Для тех, кто ещё не осенён: речь идёт о семечках, которыми бабушки торгуют, завёртывая их в печатные листы из старых газет-журналов. Это явление когда-то было повсеместным, но теперь - редко, ибо народ (и бабушки тоже) просветился насчёт вредности свинца, содержащегося в траничках и требует целлофановую упаковку... Да и фонетико-ритмическое построение строки нехорошо: и скоплением ударений, и неблагозвучным ХДЛ, КДН на стыке слов:

рвЁт И/хдл/Я сЕмече/кдн/ей


...Однако, кандидат в мою десятку.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~


58. Дочери (основной сборник)

Дочери

Я приду к тебе в девять, брошу пальто на стул,
и перчатки, и шарф, и шляпу свою, и сумку.
Не вникая в суть дела, сразу тебя спасу
мятным чаем, лукавым взглядом, дурацкой шуткой.

Буду врать тебе, как синоптики, что к утру
солнце вылезет из-за туч приумыто-свежим,
что я буду всегда с тобой и что не умру
никогда-никогда, какой бы февраль ни снежил.

Буду гладить тебя по спутанным волосам,
целовать тебя в бестолковые две макушки,
убеждать, что, по сути, алые паруса -
это просто литературные безделушки.

А в реальности - полотняней всё и грубей,
но устойчивей и прочнее, чем в детских сказках.
Ты поверь мне, я - о-очень стреляный воробей,
Несмеяна моя влюблённая, Златовласка…

Ну и что будем делать?

Ну и что будем делать, кого вызывать на ринг?
Эйфория Победовна - шумная тетка в перьях
непременно обманет, только разок поверь ей,
уничтожит, ей только шансишко подари…

Нереально противно, когда очевидный смысл
ускользает сопливой чехонью из лап рассудка,
виноватый покой не снится восьмые сутки
и нет денег свалить на солнышко, в Дагомыс…

И нет совести у забегавших проведать фиф:
весь сервиз перебили, дурные, на счастье как бы…
А в светлице моей ни веника нет, ни швабры,
то есть нет никаких достойных альтернатив.

Вот и шлепаю эдакой йожицей без прикрас
по стекляшкам экс-чашек, экс-чайника и экс-блюдец.
И вокруг - ни души, лишь старенький Кэрролл Льюис
барабанит по амальгаме который час.

Я бросаю вам вызов...

Я бросаю вам вызов, соблаговолите бежать
наутек от моих громимолний, не ждите пощады.
Я бросаю вам вызов, поскольку дарить и прощать
нужно вовремя, а не ко времени - вовсе не надо.

Я бросаю вам вызов, я бросила - ну же! уже
трепещите, пока меня эта игра забавляет.
Торопитесь, покуда моей сухопутной душе
не желается вас навсегда посвятить в негодяи,

не желается вас наотрез от себя отчеркнуть
красной линией (очень прямой и донельзя красивой).
Трепещите, пока не измерила всю глубину
ваших помыслов, ваших намерений, ваших бессилий.

Торопитесь, пока мне не скучно, пока мне впервой
лицезреть шутовские замашки придуманной драмы.
Я бросаю вам вызов... Куда вам тягаться со мной, -
мне всего тридцать три.
Мне так много ещё - слишком рано.

Об этой подборке написала подробное эссе "Женственней намного Ваша женственность"

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

68. ***** (пять звездочек - основной)

А женщина разглаживает жизнь…

В морщинках простыней так много лжи - застиранной, забывшейся, занозной.
И женщина разглаживает жизнь, ссутулившись под тяжестью вопросов.
А за душой - ни дня, а на душе - ни слова. Белеет простыня и пахнет домом
чужим, другой судьбой, другой любовью. И женщина заглаживает болью.
Устали руки судьбы ворошить…
Но женщина разглаживает жизнь.

Кому-то путь - от имени до отчества...

Кому-то путь - от имени до отчества. Кому-то - славить небеса с земли. А мы с тобой по облакам прошли - кочевьем кучевого одиночества - как по нотам, остановились, соглашаясь - si! - в полжизни от земли
и небосвода.
Горят посадкой желтые огни. Разрушен Карфаген
и восстановлен.
И вязнут в вазе стебельки-пути.
И маков цвет комарно обескровлен.
Кому-то путь через сплошную И. Кому-то штраф за точки над дорогой.

ТРИПТИХ

***

Сперва закончатся сигареты, потом вино, а потом неделя... Я буду хныкать, что надоело, начну стучаться в окошки ветром, и, как в дешевеньком сериале, растекшись нежностью и тоскою, красиво вздрагивая плечами, - полночи страстно молчать тобою. Смывая утром ошметки ночи, на автомате, сварю твой кофе. Застыв над чашкой, поймаю профиль, тобой мелькнувший, похожий очень.
Потом закончится даже это. И ничего уже не начнется. Я буду кутаться, как от ветра, я буду слушать, как он смеется. И без каких-то сюжетов жанра, и днем, и ночью, и днем, и ночью, я буду разной, я буду странной, я просто буду - и многоточье.
Когда закончится все и время, и многоточье точить устанет, ты вдруг отыщешь забытый берег. И завоюешь одним лишь "Таня..."

***

Последний шанс остаться на мели, и в поисках незанятого чуда скулить, чтобы явилось ниоткуда - как будто сделали, и даже - что могли. Чтобы прошло, когда уже не ждали - без препинаний, знаков и отсрочек. Чтоб джокеры представились шутами, а дамы вышли замуж, но не очень.
Набрать с тоски давно забытый номер - вот это номер, скажете, набравшись. А под ребром уже почти что помер тот самый бес, так истово толкавший...
Сюжет сужает горизонт строки - так время мается, соприкасаясь с былью, так мальчик улыбается: а был ли? Так воздух щедро в чепчики бросают...
Так дышится свободно на краю, когда уже и мысли онемели.
Так осень, сделав мертвую петлю, кидается, соскучившись, на шею.

***
(Kali Yuga)

Я отведаю то, что когда-то могла творить, и тебя закольцую твоей и своей свободой. Я исчезну из жизни, но ты на меня не смотри - я стесняюсь, тушуюсь и просто не знаю брода, и не ведаю вед, не помню себя и все, что в последний период совпало с моим столетием. На прощание - можно? - тебя заласкаю бессмертием. И еще поцелую. …Еще поцелую… еще…
Мир, как взятка, алеет потертостью от щеки. А война просыпается только - ей не к спеху. Если б мама сказала греку - не суйся в реку, может, и не завелись бы на дне рачки.
А бывает еще и так, что уже совсем. То есть перепись населению не грозит. Или чувствуешь - остается один санскрит. Или помнишь - останется лишь избыток тем.
Отведи мою душу, пожалуйста, отведи в наш последний, значит - первый период жизни. Извини, мне совсем не хочется быть капризной.
Отведи туда, где все еще позади.

----Это тоже претендент на вхождение в десятку.
Здесь не нужно вникать в смыслы; здесь очень много инсайтных мыслеозарений, идущих от так называемой «чистой поэзии». Я не люблю формат А4. Это, по-моему, слепое подражание западной поэзии, которая не требует строфы, ибо не требует и рифмы, напоминает зачстую, психотерапевтическую медитацию, вовсе не предполагающую читательского внимания, участия или запоминания. Но в данном случае я забыла о своём раздражении по поводу А-4...
И потому, что стихи в рифму вообще-то, и по общему градусу «среднерусской тоски» тоже.
Ещё, потому что запомнила с первого прочтения многие строки и образы, а ещё "побывала внутри" некоторых "теремОв стихотворенья". Это, по ощущениям: " дай запру я твою красоту (или тоску, или ...или... или..) в тесном тереме стихотворенья". И когда автору это удаётся-у меня физическое ощущение остаётся, что я побывала там и ...запомнила атмосферу, энергетику, харизму, XZ что ещё.
Подробно разбирать ЧТО и КАК - не хочется. Лучше перечитать ещё раз.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 http://stihi.ru/2011/04/01/8204