Рынок. Зажигание...

          Когда перестройка за окнами, буйствовала махровыми цветами свободы, и мозг разваливался от каждодневных газетных откровений, я уволился с завода. И не потому, что мне не нравилась работа или я не любил работать, а потому что у меня уже была семья, был маленький сын, и его нужно было как-то кормить. А заводской долг по зарплате превысил уже пол года. Вместо денег предлагали покупать, то есть выбирать остатки зарплаты - хрусталём, стенками, и посудой по цене, раза в четыре превышающую магазинную. Самый оптимальный вариант был, если можно было отовариться китайской лапшой и чаем, на которую наш завод менял производимые нами экскаваторы.

          По очень большому знакомству мне удалось пристроиться на рынок, торговать сантехникой. Не сказать, что я жаждал этой работы. Поначалу я даже стеснялся,  когда к моему прилавку подходили мои знакомые. Но выхода у меня не было, и достаточно быстро я прижился в среде торговцев. А время действительно было буйное. Цены стали расти как на дрожжах и не проходило двух-трёх дней как мы с удивлением узнавали, что оптовые цены на базах, где мы закупали свои причиндалы,  поднялись! И мы с таким же усердием повышали цены продажные. Деньги в рублях, почти никто не держал. Почти каждый день, после работы, мы заходили в обменный пункт и меняли рубли на доллары. Мы так привыкли к постоянным скачкам цен, что уже ничему не удивлялись.

          Но смотреть на пожилых людей иногда было больно. Всю жизнь, прожив с твёрдой уверенностью, что булка хлеба, стоит шестнадцать копеек – чёрный и двадцать четыре копейки – белый батон, они просто впадали в ступор, узнавая, что за один месяц цена может увеличиться вдвое! Вспоминаю один из первых своих дней на рынке, когда я уже достаточно освоился и моя соседка по прилавку, Наташка, которая торговала запчастями от бензопил, оставила меня на часик сторожить и продавать её товар. Цены я знал наизусть и с удовольствием согласился её подменить.

          Откуда-то из-за угла появился дедушка. Судя по одежде, он скорее всего был деревенским. Невысокий, опрятный, руки за спиной. Он целенаправленно подошел к прилавку. Увидев зажигание к бензопиле, спокойно спросил:
          - Почём зажигание для «Урала»?
          - Сто двадцать рублей, - не менее спокойно ответил я.
          - Ты меня не понял, я спрашиваю про зажигание для бензопилы, - повторил он.
          - Я вам про него и говорю, сто двадцать рублей, - подтвердил я.
          - Одно зажигание? Для пилы? Сто двадцать рублей? – чуть не захлебнулся он от возмущения.
          - Да именно, одно зажигание, - ещё раз подтвердил я.
          - Да вы тут все с ума посходили, - чуть не кричал он, - я два года назад всю пилу за семьдесят пять рублей покупал! А тут одно зажигание сто двадцать! Спекулянты проклятые! – и круто развернувшись так же и исчез за углом, как и появился.

          Оставалось только пожать плечами и сесть допивать свой чай. Однако, прошло всего около трёх минут как он снова появился тем же маршрутом, но на этот раз в сопровождении толстяка. Судя по внешнему сходству, это был его сын. Что-то он мне знакомым показался. Точно, я вспомнил! Толстяк был торговцем шубами, стоявшим недалеко от нас.
          - Где эти  твои зажигания? – спросил он,  тяжело дыша. И отец ткнул пальцем в мой прилавок.
          - Давай на всякий случай, два зажигания! – сказал толстяк, отсчитывая помятые купюры и не торгуясь.
          - Вы извините мужики! Батя из деревни. Не привык ещё к капитализму! – объяснил толстяк, пожал мне руку, хоть и были мы мало знакомы и быстрым шагом удалился,  уводя семенящего за ним деда.
 
          - Смешной дед! - сказал мне, стоящий рядом со мной продавец электрики.
Смешной - мысленно согласился я с ним. Да вот только смеяться почему-то не хочется. Отец сразу вспомнился. Он у меня тоже в деревне живёт, такой же наверное ….