Табу. 1. 1. Оборотень полнолуния

«Луна – главенствующая сила, мотор всей органической и умственной  жизни на Земле. Все мысли, все действия обычных людей, как и рост растений и инстинкт животных, повинуются лунным флюидам. Тонкая чувствительная пленка органической жизни, охватывающая  земной шар, полностью зависит от спутника, который действует на  биосферу, как электромагнит. В обычной жизни человек не имеет возможности освободиться от влияния Луны. И даже после смерти его душа рискует быть притянута  Луной. Инициация есть освобождение от магического лунного притяжения. Это единственный способ стать человеком пробужденным, то есть независимым существом или, как говорят последователи даосизма, Настоящим Человеком.»
                Ян Хануссен



«Ночь - его стихия. Ночью в нем живет другой человек.»

                «Секрет власти Гитлера», Жан Графье

               

Часть первая

ОБОРОТЕНЬ ПОЛНОЛУНИЯ


1.

Запах только что пробежавшей здесь, отбившейся от стаи  суки, приторно-дурманящий, манящий, заставляющий звенеть каждую жилку в теле, подниматься шерсти на загривке, обнажаться белым клыкам, обычно прячущимся под меланхолично отвисшими брылями, вел его. Он втягивал этот запах влажным подвижным носом, он весь пронизывался им, как  громоотвод электрическим током во время грозы; однажды в бурю, меряя поле прыжками, чтобы добежать до ближнего леса, он видел как в высоковольтный столб ударила молния и, сопровождаясь стократно усиленным выстрелом охотничьего ружья, голубой змеей пробежала по ветвям железного дерева, чтобы уйти в землю.

С тех пор волк стал держаться подальше от этих пахнущих металлом штуковин. Его стихией были лес и поле, иногда он забредал на кладбища, ловил чутким носом запахи тлена, мышей, змей, роющих норы в этих холмиках, из под которых сочилась, струилась, выплывала воплощенная в запах тоска. После смерти полежавшие в земле люди пахли так же, как и погибшие, догнивающие в лесной чаще волки, раненные охотниками, но не добитые, попавшие в забытый капкан или истерзанные в драке за суку. Вбирая в себя так не похожий на  запах суки, запах смерти, глядя на остатки шкуры на проступающих наружу ребрах, ему хотелось скулить. Этот запах тоже волновал. Но это не был запах ликования жизни. Это был запах небытия.  Бывало – он натыкался  в лесу на  трупы людей – мужчин и женщин. У долго лежавших под деревьями тел выветривались все человеческие запахи –и они пахли так же, как  мертвые звери, птицы, или валяющаяся на берегу реки протухшая рыба—лакомство медведей.

Возле его хребта, доставляя боль, а часто и приводя в ярость, засел кусочек заостренного свинца. Пуля мешала. Она не давала покою. Вначале он пытался ее выгрызть. Ложась на брюхо, он просил сделать это самку, нарожавшую от него пушистых щенят. Но никак не получалось. И он свыкся с болью, став от нее еще свирепее в схватках с соперниками. Когда нос ловил запах течковой волчицы, боль утихала и даже помогала ощутить остроту предстоящего блаженства. С этим экстазом запаха мог соперничать только экстаз лунного света. В полнолуние волк, влекомый непонятным ему притяжением, выбегал на поляну -садился на задние лапы и, задрав морду к ночному светилу, выл. Полная, мерцающая, как тусклый взгляд волчицы, луна.

Призрачный, текучий, холодным серебром  втекающий сквозь щелочку пасти свет. Воспарение. Полет. В эти мгновения он превращался в Лунного Волка. Онемевшее тело оставалось внизу, боль уходила. Он парил. Оглянувшись, он видел внизу себя, маленького, быстро уменьшающегося, окаменевшим истуканом застывшего на той поляне. Пасть дымилась ртутно-серебристым облачком. Сияли глаза. Он улетал, предвкушая вхождение в светящийся круг-бубен, ему мнилось, что там, на этой поляне, обратившись в человека с глазами-щелками, он совершает прыжки вокруг костра, бьет колотушкой в обтянутый кожей круг, и, вскрикивая, бормочет что-то  полузвериное-получеловеческое. И это ощущение не покидало его, пока длился полет и лапы, сквозь которые прорывались наружу человеческие руки. Ладони ощущали  удар в упругую поверхность Луны-бубна – и эхо  возвращало его заунывную песню в ту же точку пространства и времени, откуда она рвалась, навылет пронизывая расстояния и времена.