Письмо лучшему другу

Я не знаю, что там у тебя, а у нас весна,
и мой мозг постоянно отчаянно чем-то занят:
то придумывает стишки, то исподтишка партизанит:
кто еще крылат? И сжигает меня, как пламя
(будто лампочку в тыщу ват). И мне вновь не до сна.
Я пропорота каждым прищуром, как мечом
обоюдоострым. Пониже груди. Чуть слева.
Улыбаюсь – натужно. И корчу вновь королеву
из себя. И глаза цвета стали и влажного неба
- говорю,- что от солнца слезятся. Что, чувства здесь не при чем.
А он – ведь ты знаешь – в горле сидит, как гвоздь.
Как шипастой розы стебель в меня воткнули.
В голове очутился целый пчелиный улей.
Мысли жалят, кусают, пронзают меня, как пули.
Сердце в панике смолкло совсем (оторви да брось!
Даже слышу костей хруст и пальцев кровавых взмах!) -
я его не чувствую сорок уж с лишним суток.
Или просто утратила напрочь последний рассудок.
И глаза стали красными от лопнувших сосудов.
Тушь разводами. Правый рукав в слезах.
Я не помню, как я тебе не писала давно.
Ты, наверное, посмуглел, возмужал и вырос
под два метра… Куришь какие-то Robert Burns Cigarillos…
Ну а он меня убивает, будто смертельный вирус.
Как в американском этом твоем кино.
Он так просто во мне поселился и вот – живет:
теплокровный, и с сердцем, трепещущим, словно птица,
под ладонью. Глядишь, и моё – вдруг? – решит забиться?
Я смотрю: удивленные самые разные лица
провожают нещадно глазами меня и его.
Да, ты помнишь, наверное, что у меня – чутье
– неудачники вроде меня любят эти пытки:
любят именно эдаких: с прищуром. Тонких и зыбких…
А с небес кто-то вниз взирает с лукавой улыбкой:
«Стой! Стой,девочка. Это опять не твоё».