Ягода-морошка

АННА ЗЕНЧЕНКО
ЯГОДА-МОРОШКА

рассказ



Она вошла в класс в тот момент, когда  Борька  Дементьев, по кличке Жиртрест,  оседлав зажатого между партой и учительским столом Сашку Баландина,  заносил над ним свой  кулак под свист и улюлюканье  расходившихся одноклассников.  Пыль в классе стояла таким густым облаком, что никто и не заметил появления маленькой худенькой девочки-учительницы, больше похожей на старшеклассницу, нежели на «классную даму».
Постучав маленьким кулачком по столу и не добившись к себе никакого внимания, «новенькая» осторожно пробралась  между рядами парт к самому эпицентру драки и дотронулась теплой мягкой ладонью до Борькиной макушки. Вздрогнув от неожиданности, Борька повернул к ней свое красное разъяренное лицо. В классе установилась тишина – все наконец-то заметили постороннего человека и с любопытством уставились на «новенькую училку».
Сашка незамедлительно воспользовался благоприятной для него ситуацией. Словно распрямившаяся пружинка, которую только что сжимали до упора, вывернулся он из-под Борьки, отпрыгнул  и смачно плюнул в его сторону. «Новенькая» резко повернулась к Сашке, и плевок пришелся ей в плечо, повиснув на складочках ее темно-синего пиджачка.
Взрыв дружного хохота потряс стены класса. Сашка, как ни в чем не бывало, перепрыгнул через рядом стоящую парту и скорчил рожу  «Жиртресту», который тяжело дышал за спиной «училки».
Наступила тишина.
-  Извините, я не хотел в вас…. Я в него хотел, - скороговоркой выкрикнул Сашка, шаря  насмешливыми глазами по классу, - чесслово, я в него хотел! Извините!
Новенькая пристально разглядывала Сашку внимательными серыми глазами, отчего Сашке стало даже как-то не по себе, и он, не выдержав на себе прямого взгляда, опустил глаза.  Под любопытным взглядом тридцати восьми пар насмешливых глаз она достала из кармана белоснежный носовой платочек и тщательно вытерла плевок с пиджака. Затем обвела всех взглядом спокойных, немного грустных  глаз, вздохнула и произнесла:
- Ну вот, будем считать, что наше знакомство с вами состоялось.
Через несколько минут в проветренном классе в непривычной для него тишине шел урок русской литературы.

Для Аллы Ивановны Снегиревой – учительницы русского языка и литературы и нового классного руководителя 6-Б (бешеного) приручить класс не составило особого труда. В маленькой, хрупкой, но удивительно живой и обаятельной учительнице было нечто такое, с чем, по словам ее бывших коллег и директора школы, где прежде она работала, надо было родиться. В мастерстве подбирания всевозможных «ключей» и «ключиков» к каждому ребячьему сердечку ей не было равных. Но Сашка был особенный. Она это сразу поняла, заглянув в его прищуренные зеленоватые глаза, в которых плясали насмешливые лукавые искорки. На редкость некрасивый, худенький, заметно уступающий своим сверстникам в росте, он был подвижным и вертлявым, как маленькая нахальная обезьянка.  Он никогда не смотрел своими раскосыми глазами в глаза собеседнику, а отводил их куда-то в сторону,  тем самым вызывая к себе неприязнь со стороны окружающих. Его  тонкие обметанные губы постоянно кривились в нахальной усмешке. Тусклые взъерошенные волосы, казалось, никогда не знали расчески. А грязная, выбивающаяся из-под коротенького пиджачка рубашонка и старые заношенные джинсы с отвисшими коленками дополняли далеко не эстетичный  вид мальчика, что должно было с полным правом вызывать  к себе жалость и сочувствие, если бы не его способность держаться так дерзко и независимо. «Трудный мальчик», детская комната милиции, приводы, драки, кражи, прогулы…» - пестрело в многочисленных характеристиках на ученика 6-Б класса Баландина Александра в его «личном деле». Была в нем какая-то патологически неудержимая тяга к воровству. Крал все, не задумываясь, нужно ли ему это и зачем. Крал с каким-то особым удовольствием, изобретая все новые и новые способы и совершенствуясь в своем поистине профессиональном мастерстве. Бывало, посреди какого-нибудь урока, схватившись за живот и изобразив  страдание на бледном лице, он получал разрешение выйти и, едва прикрыв дверь за собой, по-кошачьи пробирался в раздевалку. Привычным движением ловких рук он «освобождал карманы пальто и курток от лишнего груза», успевая при этом вернуться в класс до звонка и положить на стол справку от школьного врача об освобождении от уроков с диагнозом «острый гастрит». «Острый гастрит» помогал Сашке проделывать те же «фокусы» и на уроках физкультуры. В то время, когда ребята прыгали в спортзале через «козла» или отрабатывали другие какие спортивные навыки, Сашка «изымал» у одноклассников «лишние вещи» из портфелей: ручки, фломастеры, точилки для карандашей вместе с карандашами и мелочь на пирожки. Все это бойко шло потом в обмен на сигареты или «бычки» у старшеклассников, с которыми Сашка курил на школьном крыльце во время перемен и прогулов с уроков. Были кражи и покрупнее, на что в детской комнате милиции регулярно составлялись соответствующие протоколы, подписанные дрожащим неровным почерком вечно хмельного Сашкиного отца.

Попасть в квартиру, где жил Сашка в одном из «кошкиных домов» по улице Советской, оказалось делом совсем не легким. Алла Ивановна долго пробиралась по кривым улочкам между старыми покосившимися хибарками, сколоченными из всякого дровяного хлама. «Кошкины дома», прозванные так по причине часто случающихся здесь пожаров, окруженные со всех сторон многочисленными помойками,  производили мрачное впечатление. Алла Ивановна, тоскливо озираясь по сторонам, вспомнила свой чистенький южный городок, утопающий в цветущих садах, и тяжело вздохнула…
На ободранной  двери звонка не оказалось. Пришлось стучать, хотя, как она сразу поняла, это было бесполезно. За дверью слышались звуки магнитофона. «Без меня тебе, любимый мой…», - пела Алла Пугачева, и несколько недружных пьяных голосов подтягивало ей. Отбив кулачки о куски фанеры, Алла Ивановна  уже решила было отказаться от задуманного предприятия, не сулившего ей  ничего хорошего, но в тот момент, когда она повернулась спиной к выходу, дверь  неожиданно распахнулась, и из нее с грохотом вывалился какой-то взъерошенный субъект. Алла Ивановна прижалась к стенке – это было очень кстати, так как в спину ему полетел башмак и ударился о противоположную стену. Субъект сунул в него ногу и,  выражаясь нецензурно, скатился по ступенькам. Дверь, в которую Алла Ивановна с минуту назад тщетно пыталась достучаться, с шумом захлопнулась, за ней послышался грохот падающего тела, звон разбиваемой посуды, чей-то истошный крик… .  «Клоака»,- подумала Алла Ивановна, бледнея от мысли, что она только что могла попасть в какую-то ужасную переделку, достучись она в эту дверь. «Клоака, клоака»,-  вертелось у нее в голове одно и то же слово в такт ее торопливых шагов. Она почти бежала к своему дому, чувствуя, что еще немного, и тяжелая сумка, набитая тетрадями, вывалится из онемевших рук. По щекам ее текли слезы, выжигаемые морозом, и стекали под варежку, которой она закрывала свой побелевший нос.
Наутро Сашка пропал. Никто не знал, где он находится. Учителя пожимали плечами, не скрывая своего удовольствия от спокойно проведенных в 6- Б уроков.

Алла Ивановна сидела в учительской перед журнальным столиком и крутила диск старенького телефона. В местную милицию сегодня трудно было дозвониться – после пурги где-то была, по-видимому, нарушена связь. Наконец-то ей это удалось:
- Алло! Алло! Это милиция? Вас беспокоит школа… Снегирева Алла Ивановна. У нас мальчик пропал!…. Неделю… . Нет ни в школе, ни дома… . Баландин… . Что? Что значит не в первый раз! Так что, и искать не надо? Записывайте!
Алла Ивановна взволнованно информировала кого-то на другом конце провода.
Учителя выходили и входили в учительскую, многозначительно переглядываясь друг с другом. Им эта «старая история» была хорошо знакома.

В дверь класса постучали в тот момент, когда Алла Ивановна, дуя на пальцы и стуча по доске мелом, торопливо объясняла домашнее задание. В классе было холодно, все ребята сидели в пальто. Она вышла за дверь. Высокий худощавый мужчина в старом военном бушлате держал за руку Сашку. Тот стоял с низко опущенной головой и постоянно шмыгал носом,  время от времени прижимая к нему рукав своего грязного  пальто. Старая шапка - ушанка с полуоторванным козырьком почти полностью закрывала ему лицо. Полы пальто держались лишь на одной уцелевшей пуговице, и голая тонкая шея выглядывала из-под ворота. Вид у мальчика был такой жалкий, что сердце у Аллы Ивановны невольно сжалось.
- Вот нашел сегодня утром. Спал в теплотрассе. Мы там делаем ремонт. Чуть не убил его нечаянно ломиком, когда вскрывал доски. Думал, собачонка забилась от холода. Где живет и чей – не говорит. Привел его в школу, в учительской сказали, что ваш…
- Да, да, это мой! Это мой мальчик! Огромное вам спасибо!  Она подавила ком в горле и, справившись с собой, взяла мальчика за руку.

Сашка рассматривал коллекцию рапан и ракушек в красивой перламутровой шкатулке, сделанной из таких же ракушек, покрытых лаком. На внутренней стороне крышки он прочитал: «Дорогой нашей Алле Ивановне от 7-В класса. Помните наше море, город и школу. Мы  Вас очень любим».
На плите закипал чайник, пахло разогретым супом и еще чем-то таким домашним, что Сашка вдруг впервые в жизни так остро ощутил свое одиночество. Алла Ивановна перекусила зубами нитку и подергала пуговицу на Сашкином пальто.
- Ты не поверишь, - сказала она с улыбкой, с удовольствием оглядывая Сашку в военной рубашке с завернутыми рукавами, - какой у меня Игорь был худой после училища, если его рубашка тебе почти впору.
Сашка, умытый и причесанный, сидел, ссутулясь, на чистой маленькой кухонке с кружевными занавесочками и пил из красивой цветастой чашки чай с кизиловым вареньем, а Алла Ивановна рассказывала ему крымскую легенду про ягоду-кизил, которую хитрый шайтан украл для своего сада да просчитался, ожидая раннего урожая.
- А у нас в тундре морошка растет. Вы когда-нибудь пробовали? Очень вкусная  ягода. В прошлое лето ее было так много – хоть лопатой греби.
- Морошка…, - задумчиво протянула Алла Ивановна. – Нет, не пробовала, но где-то читала. Должно быть, очень вкусная ягода.
- А где он растет-то, кизил этот, на кочках? – спросил Сашка, облизывая ложечку.
- Что ты, Саша, кочки на болотах, а в Крыму болот нет. Крым – это такой чудесный край! – Алла Ивановна сузила серые глаза и мечтательно посмотрела куда-то вдаль за окно, за которым царствовала темно-сиреневая, вся в желтых пятнах уличных фонарей полярная ночь. Сашка слушал восторженный рассказ учительницы о цветущем солнечном полуострове между двух теплых морей под высоким безоблачным небом.  О прекрасном солнечном крае, утопающем в виноградниках и садах с абрикосами и персиками, где на живописных склонах зеленых гор спеет сладкая ягода-кизил.  О знаменитой горе Аю-Даг – огромном сказочном медведе, который хотел выпить целое море, да так и застыл, превращенный в гигантскую гору, у подножья которой расположился  известный на весь мир детский лагерь «Артек». О любимом своем городе, по которому она очень тосковала.
- Хочешь, я подарю тебе эту рапану, - сказала она Сашке, с интересом разглядывающему огромную раковину, похожую на гигантскую улитку. – Послушай – в ней шумит море. Это, чтобы я никогда не забывала свое море и город, в котором я выросла  и чтобы обязательно вернулась туда.
- Вы туда вернетесь?
- Хотелось бы, - вздохнула Алла Ивановна.
- А как называется ваш город? - тихо спросил Сашка, заметив, как погрустнели ее глаза.
- Киркинитида… Гезлев… Евпатория… - моя маленькая, добрая родина, моя тихая светлая гавань…
- Так много названий у одного города?
- Да, он очень древний, красивый, ему около двух с половиной тысяч лет. Город – история, город-сказка…
- А я никогда не был в Крыму и вообще на материке, вздохнул Сашка. - Папа обещал меня свозить в Хабаровск – там живет моя бабушка, но вот все не везет. А вы когда-нибудь видели северное сияние?
- Нет.  Хотелось  бы посмотреть. Я об этом не раз читала. Очень красивое, говорят, зрелище.
- Я вам обязательно покажу. Надо, чтобы не было туч на небе. Это класс! Увидите сами.
- Так ты летом остаешься здесь? А чем же ты занимаешься?
- Рыбалим с отцом. Горбуша летом идет на нерест. Икру заготавливаем за Гудымом. Есть один пацанчик… работу дает…. Иногда…убираю на шахте….
- Саша, - Алла Ивановна помедлила, - а мама… она…
- Мама?… - Сашка отвел глаза в сторону, потрогал рукой скатерть на столе. – Мамы разные бывают…. Их у меня было много…
Сашка вдруг забеспокоился, начал поглядывать на дверь и засобирался. Алла Ивановна почувствовала себя виноватой…
- Ты куда, Саша, оставайся! У нас есть раскладушка. Уже поздно да и тебе, похоже, некуда идти.
- Нет, нет, я пойду. Домой.
- А отец… он…   
- Он уже не пьет, - опередил вопрос Сашка, - вышел из запоя уже три дня как. Он больной. Летом заработаем денег на рыбе, уговорю, чтоб лечился. А так, он хороший, добрый, меня никогда не бьет. Это правда! Сейчас не будет пить… пока.
- Подожди, Саша, сейчас Игорь придет с работы, мы тебя вместе проводим.
- Нет, нет! Я сам.
Мальчик заторопился. Он почти вырвался из рук Аллы Ивановны, пытавшейся удержать его  и уже за дверью крикнул:
          -     Спасибо вам! Спасибо!
Утром Алла Ивановна прежде, чем зайти в учительскую, заглянула в свой класс. На последней парте она увидела Сашку в окружении  группы мальчишек. Они играли в карты, и Сашка шлепал Жиртреста-Борьку по носу бубновым тузом. Увидев незаметно подошедшую Аллу Ивановну, Сашка с мастерством фокусника молниеносно сгреб колоду карт и спрятал ее за спину. Он хитро улыбнулся и посмотрел ей в глаза. Алла Ивановна заметила в них какую-то перемену: чертики в них уже не прыгали, как раньше, а были эти глаза какими-то потухшими, хоть и лукавыми, как всегда.
- Саша, в карты играть нельзя и тем более в школе.
- А мы не играем, мы картинки рассматриваем, - слукавил Сашка и подмигнул мальчишкам, стоящим за ним полукругом.
- Ладно, Саша, давай сюда, потом поговорим, - сказала Алла Ивановна, забирая у Сашки карты. - Морока мне с тобой!
- Морошка, - поправил Сашка, - ягода такая есть, в тундре растет. – И улыбнулся ей своей какой-то грустной улыбкой.
Впервые Сашка  в этот день отсидел на всех уроках.

Еще за дверью учительской Алла Ивановна почуяла что-то недоброе.
      -    Вас вызывают к директору,- сказала ей завуч Ольга Николаевна.
Алла Ивановна постучала в дверь кабинета. За столом директора сидел участковый милиционер, директор Нина Леонидовна и учитель математики Эльза Геннадиевна. «Математичка» всхлипывала, сморкалась в носовой платочек и теребила свой остренький красный носик. При этом она приговаривала:
       -    Целая зарплата! До каких же это пор будет продолжаться!  Развели в школе уголовников,  и управы на них нет никакой.
- Где ваш Баландин? – спросила металлическим голосом директриса, обращаясь к Алле Ивановне.  - У Эльзы Геннадиевны пропал кошелек на уроке – вся зарплата.
- Он был на моем уроке, а потом я ушла в 8 - Г и ничего не слышала. -    Когда это случилось? – спросила Алла Ивановна.
Эльза Геннадиевна сбивчиво начала рассказывать, как оставила сумку на перемене в классе, где шел у нее сдвоенный урок математики, и  пошла в учительскую за транспортиром. Пропажу кошелька она обнаружила сразу же на втором уроке. Баландин на первом уроке был, а со второго урока ушел.
В дверь постучали. Послышалась какая-то возня, потом дверь с шумом растворилась, и на пороге показался школьный завхоз. Он крепко держал за шиворот упирающегося Сашку. Тот пытался вырваться, но цепкие руки  завхоза крепко держали его за воротник.
- Вот нашел под крыльцом, курил с Фоминым. В кармане у него обнаружил пять рублей. Где остальные? – встряхнул он Сашку.
- Я не брал! Не брал я! – кричал Сашка срывающимся голосом. Слезы текли по его щекам, лицо исказила гримаса.
- Ишь, урка! Так тебе и поверили,  ублюдок! Руки ему пообрывать, чтобы знал, как шарить по чужим сумкам! Ты их заработал? Урррод!
Сашка забился в истерике, он сполз на пол, завхоз завернул ему руку, затрещали пуговицы на рубашке, которая задралась, обнажив худой живот.
- -        Не брал я! Не брал!!! – осипшим голосом кричал Сашка.
Алла Ивановна закусила губу и отвернулась.

Домой Алла Ивановна возвращалась поздно. Над суровым северным краем сгустилась полярная ночь. Утро, день, вечер – все было ночью. Казалось, время остановилось здесь, и только стрелки часов отсчитывали его границы. Странное мерцающее свечение заставило Аллу Ивановну посмотреть на небо. Высокое и звездное, оно  вспыхивало сиренево-розовым,  красным сиянием,  словно подсвеченное изнутри. Волшебная игра густых радужных красок на фоне темно-синего звездного полотна была такой завораживающе прекрасной, что Алла Ивановна остановилась на месте, любуясь необыкновенным зрелищем, и долго не могла прийти в себя.
- Боже мой! Это же северное сияние! - догадалась она. Мысли вернули ее к инциденту в директорской, и на душе стало горько и тревожно.

В учительской стояла тишина, когда на другой день Алла Ивановна вошла туда, чтобы поработать с классным журналом. Присев на краешек дивана, она принялась за работу. К ней подсела Татьяна Алексеевна – классный руководитель 6 - А и зашептала ей на ухо:
- -          Алла Ивановна, вы знаете, что кошелек-то Эльзы Геннадиевны нашелся. Его нашла техничка в учительской за диваном, он завалился туда, когда Эльза перекладывала свои пакеты с продуктовыми наборами – вчера в буфете давали. Вы, кстати, получили свой паек?
Аллу Ивановну словно током пронзило насквозь. Она подскочила, отложила журнал в сторону и бросилась из учительской.
- Вы должны извиниться перед мальчиком, - медленно и с расстановкой произнесла Алла Ивановна, глядя исподлобья на Эльзу Геннадиевну и прикрывая за собой дверь кабинета математики. Эльза Геннадиевна отложила в сторону пирожок, который она только что с аппетитом жевала, и указала рукой на стул. Алла Ивановна продолжала стоять и вопросительно смотреть на Эльзу Геннадиевну.
- Не делайте трагедию из ничего, дорогая Алла Ивановна. Ваш Баландин сегодня не украл – завтра украдет. С него все равно как с гуся вода. Хотите пирожок?
- Я настаиваю, - жестко сказала Алла Ивановна, - я буду ставить вопрос перед директором школы… на педсовете… о педагогической этике…
- Успокойтесь, дорогуша, вы это серьезно? – Она взяла со стола пирожок и посмотрела на часы. - У меня урок через пять минут, извините.

Алла Ивановна стояла в кабинете директора и смотрела за окно в ночь. Она не слышала ни слова из того, о чем ей внушительно выговаривала директриса, шагая за ее спиной взад и вперед. Она смотрела сквозь замороженное стекло в безбрежную ночь и чувствовала себя усталой и опустошенной. Ей нестерпимо захотелось домой, в маленький цветущий солнечный город, затерявшийся где-то на зеленом клинышке земли под теплым летним небом.

Прощание было бурным. Девчонки висели у нее на руках, обнимали за плечи. Она вытирала им слезы, вытирала их себе. Прощальная дискотека, «сладкий стол», медленный танец по очереди со всеми мальчиками – все уходило в прошлое, чтобы стать письмами и воспоминаниями, как детство, которое уходит однажды и навсегда, но остается в сердце навеки. Ребята вернулись с материка загоревшими, повзрослевшими, вытянувшимися. Уже почти все приехали, за исключением лишь нескольких. Так много всего было сказано в этот вечер – было что вспомнить и веселого, и грустного за эти три года, пролетевшие незаметно. Рейс на Москву был ночным, и ребята не могли проводить Аллу Ивановну в аэропорт, который был за пятнадцать километров от поселка. Наступила  минута прощания. Алла Ивановна в последний раз обвела всех взглядом. Девчонки всхлипывали, мальчики сдержанно отворачивались.  Алла Ивановна беспокойно оглядывалась по сторонам. Ребята почти все вернулись недавно, и никто ничего не знал друг о друге. О причине отсутствия Саши Баландина высказали лишь предположение: в Гудыме работает с отцом.
Полярный день заканчивался сумерками. Игорь торопил. Машина стояла у подъезда. Алла Ивановна в последний раз посмотрела на дом, в котором она прожила три трудных года испытаний судьбой, и грустно улыбнулась – гарнизонная жизнь на этом не кончалась. Что-то ждет впереди, но уже там, где ночь сменяет день, а день – ночь.
В конце улицы показалась маленькая фигурка, которая медленно удалялась, отчаянно размахивая руками.
- Подожди, Игорь, - в самое ухо мужу прокричала Алла Ивановна, - останови машину!
Алла Ивановна выпрыгнула на дорогу.
Сашка, худенький, вытянувшийся за лето и повзрослевший, бежал ей навстречу. Он очень торопился и тяжело дышал.
- Вы уезжаете?! Я только сегодня узнал. Боялся не успеть. Вот… возьмите!
Сашка засунул руку за пазуху и осторожно достал пакетик.
- Что это, Саша? – спросила Алла Ивановна.
- Морошка – северная наша ягода.  Ее еще мало в тундре, но на склонах, где больше солнца, уже есть.
Он зачерпнул из пакетика горсть спелой розовой ягоды и высыпал Алле Ивановне на ладонь. Она улыбнулась, обняла мальчика, прижала его к себе:
- Я напишу тебе, Саша. И ребятам тоже. Как приеду, сразу же сообщу свой адрес, и ты мне напишешь, хорошо?
Сашка молча кивнул.
- Мне пора,- сказала Алла Ивановна и поцеловала мальчика. Хлопнула дверца машины.  Маленькая фигурка удалялась и таяла в сиреневых сумерках.



*  *  *

Лето было на исходе. Стояла жара и даже к вечеру не спадала. Ни одного дождя не выпало за три месяца. Грецкий орех рано начал сбрасывать листву, устилая  ею двор и крыльцо. Пахло полынью и яблоками. Игорь заглянул в почтовый ящик и нашел на дне его маленький белый конверт.
- Алуся, это тебе, - протянул он конверт своей жене, выбежавшей на крыльцо встретить мужа с работы.
- Ты в этом уверен? – спросила она, целуя его в щеку.
- Так точно, - отпарировал он по-военному, присев рядом с ней на теплое от горячих лучей крылечко. – Хабаровск… Ишь ты, у нас вроде там никто не живет, - удивился он, прочитав обратный адрес.
         Снегиревы склонились над конвертом, в нижнем углу которого знакомым неразборчивым почерком значилось: г.Хабаровск,
     Учреждение ЛУ – 7/ 082,
     Баландин А. С.
                *     *     *

г. Евпатория 1999 г.


Примеч. автора: Адрес детской трудовой исправительной колонии  для несовершеннолетних указан приблизительно.
 

.