антропная инверсия или альтернативный космос

«Художественное творчество выявляет нам космос, про­ходящим через сознание живого существа» — эта мысль В. Вернадского весьма глубока и по-настоящему еще не раскрыта. Мы привыкли обращать внимание лишь на субъективную сторону творчества, но роль живой да еще мыслящей материи весьма важна в мироздании. Открытие в космологии аптропного принципа свидетельствует о чрезвы­чайно тонкой подстройке важнейших физических постоян­ных к мыслящему и воспринимающему объекту.

Художник может увидеть тайны космоса, недоступные бесстрастным приборам. Менее всего поддается научным ме­тодам пограничная область между человеком и космосом, где отвлеченные математические формулы, внешне абсолютно далекие от личного опыта человека, могут стать чувственной реальностью художественного мира.

Для математики не составляет труда вывернуть наизнан­ку сферу вселенной до некоей «точки сингулярности» (бес­конечной кривизны), за которой физике делать нечего. Этим занимается сегодняшняя космология, исследующая загадоч­ные области черных дыр. У Андрея Белого выворачивание осуществляется здесь, на земле. Имеет ли это какое-либо отношение к новым космологическим моделям? Да, ответил бы богослов и математик Павел Флоренский. Его книга «Мнимости в геометрии» вышла в начале 20-х годов. В ней Флоренский ставит мысленный эксперимент, основанный на законах тео­рии относительности. Что будет с телом, мчащимся во все­ленной со скоростью, близкой к световой? Физически оно превратится в свет, геометрически оно как бы вывернется через себя во вселенную. Автор заканчивает книгу вопро­сом: обязательно ли мчаться с такой головокружительной (и практически недостижимой ) скоростью или выворачива­ние возможно в обычных физических условиях, в привыч­ном нашему глазу трехмерном пространстве?

Опыт Андрея Белого свидетельствует о том, что такое выворачивание возможно, по крайней мере, на творческом и психологическом уровне. Но что такое творчество? Ведь, по мысли Вернадского, это и есть выявленный «космос, проходящий через сознание живого существа».

Книгу “Мнимости в геометрии» П. Флоренский написал, анализируя неевклидову геометрию Лобачевского, а Вернад­ский неоднократно высказывал мысль: пространство живого вещества может оказаться неевклидовым. Творчество же и психология — удел высшей формы живого вещества. Одним словом, есть все основания отнестись к метафоре о выворачивании со всей серьезностью.

Размышления Вернадского о распространении сферы ра­зума во вселенной, о научной мысли как о «планетарном явлении», об особой космической роли художественного мышления сегодня обретают вполне конкретные очертания. Не стоим ли мы на пороге той революции, когда наши пред­ставления о месте человека в мироздании потребуют новой «коперниковской» реформы? На сей раз потребуется отказ от абсолютизации таких понятий, как «внутреннее» и «внешнее». Теория относительности показала иллюзор­ность «абсолютного времени» и «абсолютного простран­ства» — их просто нет; но на уровне обыденного опыта или, просто говоря, чисто по-человечески мы не учитываем отно­сительность пространства и времени, как не учитываем шарообразность Земли, когда ходим по ней. На чисто чело­веческом уровне Земля по-прежнему плоская, а Солнце по-прежнему вращается вокруг нас, как это было до Коперника И даже до Птолемея.

Почему так? Обыденный, внешний земной опыт дает человеку именно такую реальность. Однако сфера челове­ческого разума распространяется в космос, и совершенно неожиданно выявляется одна поразительная закономер­ность. Чем дальше в космос, тем ближе к человеку, к его душе. «Абсолютное пространство» и «абсолютное время» — это подарок отвлеченной науки. На эмоциональном, худо­жественном и психологическом уровнях человек всегда счи­тал эти реальности относительными.

С такими реальностями человек не сталкивается в обыч­ной жизни, поскольку относительность времени и простран­ства ощутима лишь при релятивистских скоростях; однако наш внутренний душевный опыт приемлет космос, открытый Эйнштейном, как нечто близкое и родное.

Можно было бы расширить круг таких примеров, но и без того уже ясно, что душевный и интеллектуальный опыт человека является как бы косвенным источником информации о реальностях мироздания, недоступных внеш­нему обыденному опыту человека. Здесь, говоря языком Вернадского, «научная мысль как планетарное явление» смыкается с таким планетарным явлением, как искусство и внутренний мир человека.

Естественно, возникает вопрос: а не существует ли некий единый код живой и неорганической материи, лежащий в основе такого единства научной и художественной мысли? Художественное и психологическое время-пространство (хронотоп) структурно совпадает по духу с новейшей космо­логией — вот что интересно.

С другой стороны, в этом нет ничего удивительного. Функциональная асимметрия правого и левого полушарий мозга известна. В целом возникла такая картина: правое — эмоции, левое — логика. Хотя в жизни все переплетено, ясно, что научное познание больше связано с доминантой левого полушария, а художественное тяготеет к правому. Мы как бы обладаем двумя равноправными моделями, и нет ничего удивительного в том, что на каком-то витке познания оба кода слипаются в один м е т а к о д. Здесь в равной мере участвует и научное, и художественное видение.

Вернемся теперь к интуитивным прозрениям Андрея Белого о выворачивании в космос. Есть ли здесь нечто абсолютно новое даже по сравнению с известными художест­венными моделями? Есть несомненно.

Но сути дела, в прозе Белого человек впервые соприкос­нулся с относительностью внутреннего и внешнего, что даже в сказках обнаружить довольно трудно. Вернадский, уделяв­ший громадное внимание особой значимости асимметрии правого и левого в реальном мире, фактически пролагал пути к более пристальному изучению и других характеристик пространства (верх-низ, правое-левое, внутреннее-внешнее).