В Саянах

                Пахнет травами и дубравами,
                И такие ковры – хоть ложись!
                А тропа поворотами правыми
                Забирается в синюю высь.
                Там сосна на ветру качается
                Над бурлящей внизу рекой.
                Там, наверно, земля кончается
                И до неба – подать рукой.

                Травы...Запахи...Расстояния...
                Ты исчезнешь – а это навек.
                И мне кажется, будто я – не я,
                А какой-то другой человек.
                Он не гнётся и не сутулится,
                А печатает вольно шаги
                На московских проспектах и улицах,
                Как на тропах зелёной тайги.
                Он не знает ни скуки, ни серости,
                Не сгибает спины никогда.
                И на всё достаёт ему смелости,
                И его не берут года.
                Он не лжёт и не притворяется,
                Не умеет кривить душой.
                Он – как праздник везде появляется -
                Сильный, солнечный и большой.

                Жизнь моя, ты – за всё ответчица.
                Ты скажи-ка мне, не тая:
                Тот, московский, который мечется,
                Неужели он – это я ?


                ...А тропа бежит, не кончается,
                Даль -  по-прежнему  далека.
                Надо мной хребты изгибаются,
                Подо мной белеет река.
                Изливаясь в приглушенном ропоте
                Мчатся чистые воды туда,
                Где в дыму и в житейской копоти
                Их спешат замутить города.
                И с какой покорной обидою
                Уплывает река под карниз!
                Как она, вероятно, завидует
                Мне, идущему вверх, а не вниз
                По карнизу, что временем высечен
                В километре от светлой воды,
                И – в пяти с половиною тысячах
                От моей городской суеты.

                Саяны (Кузнецкий Ала-тау)
                август 1959 г.