Поэт и служба

Первая часть трилогии "Восточная дилемма"


Вне службы – я поэт
Душа болеет рифмами, высокими порывами, огнем 17-го века
Она уязвлена бедой простого человека
Хотя…
Ну да…
Об этом говорил поэт уже из 18-го века

И вспомнил я
Как многие старались и пытались до меня
Взрослели, обдирались
Пока не доросли и не добрались
И не добились
Отдельной комнаты, потом квартиры, потом забылись
Как современники они себя нашли
Потом как будто сбылись
В историю вошли, уверенно и круто, потом как будто сбились
По спискам шли, да не дошли
По головам – могли, но к счастью избежали
Не раз, не два, настойчиво, назойливо, их зазывали
Им щедро предлагали
Они легли, но к счастью устояли

Не покидай меня, поэт
В кромешной этой кутерьме
Хохочет новый мир. Зачем все это мне?
Занудное начальство рвет листы, ему, понятно, дела нет
И до меня, и до моих смешных проблем
И до моих недавно повзрослевших тем
Что городить ответ, когда ни слова нет? Да, все начистоту
Да я давно не верю в чудеса
На месте Лукоморья встали разом непроходимые леса
И в черноту, как в темноту
Мир медленно уходит. И этой темноте такой уход угоден
Мой мир состарился, он не жилец. И  ни к чему уже не годен
И он давно ослеп на правый глаз, на месте том там омут белый
А левый, целый
Глаз надежно скрыла черная повязка
Не торопись поэт, хватать пальто. Твоя коляска
Еще не вышла из ремонтного депо. А так идти, скользить, потом лететь
Зачем нам было петь
Зачем теперь нам тлеть

Но хорошо, что жизнь проходит не в дыму
Не в том горячечном бреду
Когда звенящая тоска мешается с грызущим сожаленьем
Почти с самосожженьем
Почти с признанием вины
И с предложеньем палачу своей невинной головы
Как хорошо, что жизнь течет не в том чаду
Не в том раю
Который уготован был судьбой предшествующим поколеньям
Назло желаньям и сомненьям
Он уготован был им всем
И предугадан был для новых тех
Неосторожных звезд, которым от природы дан беспечный смех
Им без разбора сыпалось, и чести и плетей, все сверх обычной меры
Они и сами, ошалев от сказочной химеры
Почти утратили реальный взгляд, они хотели стать над миром всем
И ведь почти смогли, почти…
Но снова покатились вниз, туда, где можно быть никем
Ничем

Не прогоняй меня, поэт
Нам суждено остервенеть
Упасть, почти пропасть. Но чудом встать, потом преодолеть
В кромешной темноте какой-то пограничный ров
Услышать дальний зов
Вдогонку побежать, бежать, бежать
Конечно, не догнать

И вспомнил я
Как начинали все
Как все прошли отмеренный маршрут; и он был в их числе
Как он стоял совсем один, как он бросал
Презрение собравшейся толпе
Его переполнял, и горло зажимал вселенский крик
И он кричал, прощал и проклинал
Судьбой назначенный случайный проводник
А дальше? Дальше все текло по утвержденному сценарию
Очередной адепт
Вставал и выходил с заранее состряпанным проклятием
Отважно говорил, про древний град, про павшую Хазарию
Так говорил, как будто искушал распятием
И веско упирал
На мнение народа. И зал единогласно подтверждал
Народ един
Народ он прав всегда
Народ кивал, потом поспешно расходился
Бежал куда-то в темноту, к столам спешил, садился
Прозрачное в стаканы лил, и дружно выдыхал
Ну, Палыч, не сгуби
Ну а потом ложился спать, и как он спал!

Не раздражай меня, поэт
И страх мой не гони, оставь при мне. И по столу не колоти
А кубок свой поставь на этот самый стол
По крайней мере, я смогу его смахнуть. Под нами пол
Он столь же грязен, как и стол
Пора бы доски опрокинуть, встать
Оставить этот дом
К центральной площади пойти, шагать, шагать
Конечно, опоздать

И вспомнил я
Широкий двор, его не замостить, чертой не оградить
И каждый вечер по его траве
По выгнутой земной спине
Они идут. Они не могут говорить, они не могут по-другому жить
Их лица сплошь черны. Все схожие как близнецы
Глаза блестят, но не видны.
И улыбаются они. Они беспомощны и злы
Но как смотрели мы
И разглядели мы – идут, улыбки шлют стране ее герои
Они шагали широко, широким строем
И незаметно отставали мы
И незаметно отвалились мы, отстали насовсем
Их знаменитый строй знаком был детям, взрослым, всем
А мы остались позади. Остались там, в пыли. Никем
Ничем

Не донимай меня, поэт
Для нас двоих дороги дальше нет
И хорошо. Тебе ведь надо петь, не только пить
Придется музу звать. И лиру древнюю настроить нужно, оживить
На стороне
Там где-то слева или справа, в пыли и в грохоте машин, вчерне
А то начистоту
Тебе придется говорить, смотреть стыдливо в темноту
И уходить
Хромая, погружаться в тишину
В старение
Оно для всех. А для тебя еще забвение
Ты к правилам, таким как будто не привык
Ну, запихай свой праведный язык
Куда? Ты знаешь сам куда. И привыкай, и обживай
Чего жалеть, ты сам просился в этот рай
Бессменно обивал пороги
Смотрел на пироги. И пропустил все сроки. Боги?
Как и положено богам, они сердились, были строги
Сводили вместе брови
И соглашались – виноват 
И назначали: по капельке, по капле и до крови
И убывал по каплям горизонт, краснел
А ты
Беспечно пел, и голос твой звенел
Теперь охрип
И страшен, и смешон твой хрип
Косноязычен твой язык
Противен лик

Прости…
Прости поэт, прощай.
Не вспоминай…