Летописи Лихолетья. Сказка. Глава шестая

Глава шестая


В отдалённом тёмном зале
Всеми окнами на Запад
Выходящими, Ведун
Обретался, полон дум.
Маг скучал…
           Из школы Магов
Вышел, зная лишь бумаги
Он волшебные, ему
Втолковали, что к чему;
В Школе, в Магов круг включая,
Знаний дав первоначальных,
Подпустили и к делам
Чуть магическим, а там
Посмотрели, присмотрелись
И решили, что доверить
Можно Тайну и ему –
Вновь раскрыли что к чему!
Мир предстал в ином уж свете!
Что творится на планете
Смысл имеет уж не тот,
Понимает как народ!
А совсем иные смыслы
Здесь таятся… Коромыслом
Дым обрядовый клубясь
В новую слагался вязь…

«Так зачем же вы народу
Сказкой уши про «свободу»
Прожужжали, а народ
От того стал обормот!?» –
Юный маг хотел уж вскрикнуть,
Но одумался, поникнув
И, по-умному, смолчал,
Ничего не прокричал.

И в дыму том как-то мысли
Незадачливо повисли,
И рассеялись, как дым…

Лишь червонный бардадым
На разложенном пасьянсе
На столе всё ухмылялся,
Корчил рожицы ему,
Объясняя что к чему…

Так и после, шаг за шагом,
Становился мальчик Магом,
Узнавая всякий раз
Правду новую о нас,
О делах мирских убогих, –
По магической дороге
Шёл, по лестнице всходил, –
Дым клубился из кадил…
Магов Университет
Он закончил, в Высший Свет
Он магический вошёл…
Что осталось за душой?
Есть ли что? А, может, нету? –
Оставался без ответа
Раз за разом сей вопрос…
Маг, казалось бы, дорос
Уж до высших посвящений…
В глубине ж души прощенья
Он хотел бы попросить
У народа, но простить
Уж не мог он сам себя:
Зачем душу он губя
Магом стал:
           «Предназначенье
Таково моё? Зачем я
В эту впутался Игру?
По ворсистому ковру
Обречён ходить отныне,
Тридевятое в пустыню
Обречённый обращать,
И при этом обещать
Людям всё совсем другое…
Но злосчастие да горе
Ворожбой свой творя…
Люди же хотят Царя!
Настоящего, не куклу!...
Но Магическая Кухня
Лишь иллюзии творит:
Самозванцы-пузыри
Раздуваются… Их скоро
«Мудрецы» из Лукогорья
Тут и там сажают; здесь
Сплошь да рядом они есть –
Щеки только надувают
Муки совести не знают,
Раздуваются, но… пшик! –
Вот уж лопнул, иль – поник,
Сдулся дутый президентик…
Только вой да брех газетный
О том пшике разнесёт
Ветер мусорный и… всё…
Новый вздуется пузырь…
Ворожбой своей Тузы
Вновь надуют пузырёк! –
Пузырьку же невдомёк
Самому об этом всём…
Ветер мусорный несёт
Брех газетный… А я сам
Не по тем же чудесам
Магом стал верховным здесь?! –
Неужели так и есть?!
Постоянно лгу и лгу!
А что я еще могу?!
Выдать правду «на гора»?! –
Вмиг закончится Игра
Для меня – случится «пшик»…
«Эх, хороший был мужик!» –
Про меня, быть может, скажет
Кто-то, выпимши, однажды,
В лучшем случае, а так
Скажут просто: «был дурак!»
Но ведь я же понимаю,
Что я лгу! – и не меня ли
Совесть мучит изнутри?! –
Значит, жив я! хоть в «цари»,
В Самозванцы бишь, посажен,
И пусть, кажется, продажен,
Но по сути – жив ещё!...
Слёзы капают со щёк!
И мучительно мне, право,
Что я должен лгать, играя,
Лгать и лгать, и делать вид,
Что «двойник» мой говорит
Мои личные слова! –
Сказка древняя права:
Если ты двуликим станешь –
Самого себя обманешь!
Ты в конце концов и там
Не поймешь уж, где ты сам…
Так и я, под Лукогорским
Взором строгим их заморским,
Извиваюсь, словно уж,
И запутался сам уж,
Где же я, а где «двойник»,
Самозванец!... Так, двулик,
Я живу…
        Но, чу, звоночек!
То вернулся, между прочим,
Человечек! Он – дурак,
Но коль скажешь: «сделай так!» –
Он всё сделает, хоть лоб
Расшибёт в молитве, чтоб
Сей начальственный приказ
Тупо выполнить тотчас!...
…Не хочу варить я зелье,
Чтобы люди стали звери! –
Но, вот, Лукогорский глаз
Смотрит пристально на нас,
Наблюдает клятый идол,
Вон, с верхушки Пирамиды:
Как бы что-нибудь тут я
Не сварганил втихаря
Не того… И чтоб сварил я
Зелье, дабы в гамадрилов
Обратился весь народ,
В быдло, в массу, в стадо, в сброд!...»

…Вот раскрылась дверь и входит
Человечек, – и заводит
Он бессвязнейшую речь –
Речь его не может течь:
Густо сыплются слова,
Идёт кругом голова:
«В общем… эдак… вот… сюда…
Я… короче…». – Ерунда
Получается одна…

Тут берёт его жена
Слово, – вот уж говорит
(А у мужа – вялый вид! –
Словно выжатый сморчок!):
«Мой приехал дурачок
Утром, знаете ль, сегодня,
Никуда совсем не годный,
Мокрый, грязный, толку нет
Никакого, лишь букет
Из кармашика торчит!
На вопрос на мой мычит
И букетик мне суёт
Свой засохший, идиот!
Я его огрела скалкой,
Я его огрела палкой,
Я дала ему пинка,
Наподдала тумака,
В ухо съездила ему,
Чтобы понял что к чему,
Чтоб неясно где не шлялся,
И домой чтоб возвращался
Трезвым, вовремя всегда!
А то, что за ерунда:
Еду, мол, в командировку…
И уехал… Мне неловко
Было спрашивать его:
Что, зачем и для чего
Он уехал… Вот – вернулся:
Грязный, мокрый, видно, ум свой
Позабыл он где-то там,
Прям какой-то стыд и срам!
А букетик не даёт,
Держит, впившись, идиот!
И мычит, что это – вам!
Тьфу, какой-то стыд и срам!...
Видно, с бабами гулял он,
Коли выглядит столь вяло,
Что не годен никуда, –
Не мужик, а ерунда!...
Заберите и цветочки!...»

Тут мы ставим многоточье –
Непечатная вельми
Потекла тут речь, и мы
Ее бурю переждём
И рассказывать начнём
Вновь, когда утихнет слог
Неприличный…

            Муж не мог,
Измочаленный, стоять –
Падал, бедненький, опять…
Но жена его по новой
Поднимала вновь на ноги,
Его ставила, а он
Падал, будучи смешон…
Подгибается ногами,
Глазки бегают кругами,
Идёт кругом голова,
Вперемежку все слова,
Ничего сказать не может,
И стоять не может тоже,
Лишь в руках висит букет,
Вот такой вот менуэт…

Человечка подхватили
Истуканы, потащили
В колдовской секретный зал…

Тут прикроем мы глаза,
Неприлично ибо это,
Что там делалось, в запретном
Саду Каменном, – откуда
Доносилась песня блуда;
В одеялах Магов сонм
Уж туда стекался. В сон
Истуканы вкруг впадали,
Уж глаза позакрывали,
Двери – тоже на замок…
Лишь ромашковый венок
Лепестками осыпался…
Вкруг него – в мотиве вальса
Человечкова жена
Танцевала лишь, одна,
Напрочь позабыв о муже –
Очень-то он был ей нужен! –
Зал был пуст; его последним
Сам Ведун, пресильно бледный,
Вот покинул; дверь за ним
Проскрипела…
             И за сим –
Выбиваясь вся из сил,
Ох, супруга Человечка,
Танцевала всё беспечно,
Беспечально…
             За стеною
Нечто делалось иное:
Ворожбы случался акт,
Танцу жениному в такт…

А тем временем в Заморстве,
В предалёком Лукогорстве
Подманил всевластно пальцем
Шкодника Великий Маг:
   «Нам, однако, не понятно,
   Отчего же в Тридевятом,
   С наведённой порчей пьянства,
   В гиблом ворохе бумаг,
Еще люди выживают?
Отчего не вымирают?!
Нам же надобно иное:
Чтоб десятая их часть
   Лишь осталась – и тупела,
   Песни рэповые пела,
   И училась понемногу,
   Чтоб лишь денежки считать…»
В трепете необычайном
Ему Шкодник отвечает,
Бьёт челом, кладёт поклоны,
На коленочках ползёт:
   «Мы всё сделали, как надо,
   Колдовали до упаду!
   Все посчитаны вороны,
   По инструкции мы всё
Сворожили, и уж зелье
Мы сварили, поседели,
Облысели, постарели,
Но венок сплести сумели!
   У ромашек лепестки все
   Оборвали мы – и в «бисер»
   Обыграли мы народ! –
   Не народ теперь – а сброд
Это будет! – и Реформа
Уж пойдёт у нас!...» –
                Проворно
Шкодник тут же подскочил,
Реверансик отмочил,
Сделал книксен, пируэт…
Вот такой кордебалет…
И взаправду, в Тридевятом
Три старухи те горбатых
В свой лихой пустились пляс:
Смута, впавшая в экстаз,
В жутком пафосе Разруха,
Оттянув рукою ухо,
А щеку – другой рукой,
Вьёт Реформа танец свой!...

Что ж, лихое вороженье,
Видимо, к «преображенью»,
Наконец-то, привело
Сферу, что важна зело –
Вотчину Образованья:
Впредь у нас чины и званья
Тот лишь будет получать,
Кто, вот, верно отвечать
На вопросы тестов (!) будет,
Кто в потоках словоблудья
Правильный ответ свой знать
Будет, – чушь при этом гнать
Пусть он станет несусветно,
Зато правильный ответ он
Завсегда он знает свой, –
С бестолковой головой,
Но довольно умным видом
И с дипломчиком солидным,
Пустомелей, брехуном
Станет жадным, алчным он!
Обратятся все в болванов,
Обратятся в истуканов, –
Сделав морду кирпичом,
Станет всяк полуучён!...

Так, плодя себе подобных,
В лабиринтах коридоров
Поразмножатся они:
Нолик к нолику – Нули!
Ноль округл, ноль раздут,
Но испытывает зуд:
Как раздуться бы еще,
Как бы ноликов на счёт
Свой побольше положить,
В удовольствие пожить…
И… раздуться как ещё б им!...
Так бумажные душонки
Размножаются – и, раз,
Свой пускают метастаз
В теле общества – и тело
Чахнет, вот какое дело!...

Лихо множатся бумаги –
Потирают руки Маги!
Истуканов длинный ряд –
Наплодился Аппарат!
В одеялах все ворсистых,
Все ужасно голосисты,
Попугаями кричат,
На друг-друженьку стучат,
Золотят друг дружке ручку,
И детишек так же учат:
Это делай так, то – так!...
Академиком дурак
Так становится, министром –
Тоже самый голосистый,
Самый-самый попугай…
Закружилася пурга
Из магических бумажек –
В пафосе, в экстазе, в раже
Умножаются Нули,
Говорят: «Мы соль земли!»
Их детишки – на машинах
На роскошных, и кувшинны
Тоже рыльца их – Нуля
Два пред нами, voila!...

Что ж, процесс пошёл активно!
На всё это и противно,
Может, честному взирать,
Только, как его прервать,
Сей процесс неумолимый?,
Ибо борзые Нули нам
Натворят такое здесь,
Что уж будет не бог весть!
Что потом не расхлебать
И камней уж не собрать…