От выходных к выходным

***
От выходных и снова к выходным
в работе школьной время пролетает.
Из окон кабинета наблюдаю,
как в небеса идёт фабричный дым.

Летит туда, где спаяны навечно
волшебные стихи и простота.
…И над проспектом Жукова, конечно,
и выше Живописного моста.

Над зимним бором, над Москвой-рекою.
Но горький дым не надо – не лови,
поскольку всё закончится строкою,
в которой только памятка любви.

А я-то знаю: будет всё как надо,
ведь ты приедешь в этот выходной.
Проходит время после листопада –
дурацкие стихи, но ты со мной.

***
Такой зимой совсем не то, что летом,
такой зимой заката полоса
горит огнём холодным, но при этом
фабричный дым уходит в небеса.

И я уверен: будет всё как надо,
ведь ты приедешь в этот выходной.
…Замедленные кадры листопада,
дурацкие стихи и ты со мной.

***
Проходит время после листопада,
а ты со мной, ты всё ещё со мной.
Хочу заметить: смотришь нежным взглядом,-
но главное, что ты сегодня рядом,
со мною рядом в этот выходной.

И плёнка «Фуджи» всё запечатлела:
твою улыбку, волосы, глаза.
Ту осень, что раздвинула пределы,
что тихо мне шептала или пела:
займи и выпей эти небеса.

Я опьянён был временем нетрезвым,
тебе вручил ценнейший негатив.
Я плёнкой «Фуджи» небо перерезал,
масштабно разглагольствовал и грезил,
крутил в башке навязчивый мотив!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Ребёнок входит в кабинет
минут за тридцать до урока.
Там никого в помине нет
и это выглядит жестоко.

Ребёнок вновь не угадал,
хотя чему-то улыбнулся:
он двадцать лет себя искал
и, не найдя, назад вернулся.

А полчаса пройдут как сон,
ведь жизнь не сплавишь на поруках,
и потому заходит он
в рубашке, в галстуке и в брюках.

Но никому до умных глаз
ни дела нет, ни интереса.
Вот прозвенит звонок сейчас,
и станет преподом повеса.

СЕРЕБРЯНЫЙ БОР ЗИМОЙ

Парк «Ветеран» и каток небольшой –
это и то – всё смешалось с душой.

В зимнем бору среди снежных аллей
ели вдвойне зеленей и темней.

Там и кормушки для птиц и еда
в этих кормушках бывает всегда.

Там и река под ковром, подо льдом.
Лёд не идёт по морозу на слом.

Ночью январской как можно скорей
ты посмотри на огонь фонарей.

Тёмные ели в предчувствии бед
преобразят электрический свет.

***
Открыто признаться не смею,
но втайне подчас говорю,
что я и любить не умею,
а всё-таки как-то люблю.

Твой взгляд, приукрашенный слишком
снежинкой неведомых стран,
каток, на котором детишки,
те горки и парк «Ветеран».

Склоняясь то к жизни, то к смерти,
целуешь меня горячо.
Забудь, отвлекись и ответь мне:
мы живы, мы живы ещё?

Откуда всё как на картинке,
и ты словно ангел – точь-в-точь,
и валят, и валят снежинки
на нас в эту зимнюю ночь?

Прости мне любые подначки,
мой педагогический бред.
А в чём ты виновен, мой мальчик?
А только лишь в том, что поэт.

25

Четвертьвековой работы духа
малоутешительный итог,
но твердить не вздумай: невезуха,-
посмотри вчерашний некролог.

Ты ведь выжил после дня рожденья,
даже никому не нахамил.
Пусть прошёл он словно наважденье,
пусть изрядно водки ты попил.

Ну немного пошвырял в прихожей
туфли, разбросал их по углам.
Что на это скажешь? Ничего же?
Гости разойдутся по домам.

В общем, упоительная новость
малоутешительного дня:
здесь меня любили не за голос,
здесь меня любили за меня.

                Февраль 2011

МОРЕ

Где-то льётся водочка рекою,
в кабаке стоит зелёный штоф.
Ты по пьяни бьёшься над строфою
безнадёжной музыкою слов.

Строфы века – это слишком громко
сказано про славный твой катрен,
даже если выразил ты ёмко
сущность непридуманных проблем.

Даже если всё и вправду было,
а потом исчезло навсегда.
В синем небе облако проплыло,
на закате вспыхнула вода.

Море на мгновенье изменилось,
ты придумал славную строфу…
Но, пожалуй, всё тебе приснилось,
то есть вряд ли было наяву.

***
Промелькнуло что-то между нами
на курорте в южном городишке.
Знать взмахнули ангелы крылами –
не переусердствовали слишком.

Но горит заря на небосклоне
в южном городишке – между нами.
Помню: клуб, кальян, танцпол, погоню,
твоё платье с белыми цветами.

ХИТ 90-х
               
                Давиду Лиадзе

Такая музыка, братан.
Такая грустная музы’ка.
Смолкает напрочь барабан,
стихает эхо после крика.

Такие новости, дружок.
Такие грустные детали.
Давай налью на посошок,
пока мы с корточек не встали.

Поскольку всё пройдёт, как сон,
и вспять уже не повернётся,
включи, включи магнитофон,
пусть снова песенка начнётся.

Пусть наш излюбленный мотив –
«на белом-белом покрывале» –
звучит сверх всяких перспектив
погрязнуть в эдакой печали.

А это значит, что опять
попса начала девяностых
нам будет музыкой плескать
в сердца трагически и просто.

Я вновь включу бессмертный хит,
что в исполненье Казаченко,
и загрущу под тот мотив
печальной музыки зачем-то.

***
В окне летит снежок февральский,
а я на пятом этаже
смотрю, как наш райончик спальный
снежком припудрился уже
и стал почти что идеальный…

Когда тебе не всё равно,
то ты посмотришь за окно,
а там увидишь: клён качнётся,
и в тот же миг, не без прикрас,
кино волшебное начнётся,
и в нём опять покажут нас.

Как на катке под снегопадом
у нас улыбки вместо слёз,
потом целуемся – так надо –
пускай бесцветная помада
твоим губам простит мороз.

И мы покатимся по кругу,
два силуэта близ друг друга,
и эхо, что нашло нас за день,
на плач ответит и на смех.
Мы растворимся в снегопаде
и превратимся в белый снег.

***
Передо мной владычица пригорка:
полоска льда, раскатанная горка.

В конце пути блестящий снег притоптан.
Теперь прости мне все ошибки оптом.

Мой сущий бред и вещие помарки.
И силуэт под снегопадом в парке.

Где ель и клён, тропинки и дорожки.
Где я влюблён в твои глаза немножко.

Где навсегда, владычица простая,
полоска льда замёрзнет и растает.

ПОЭТ

-1-
Никто поэта так не разумеет,
как может разуметь другой поэт.
Подруга проверяет на предмет
сговорчивости бледной, как умеет.
Но разве это нужно делать? Нет.

Потом выходит, что теряя силы
терпеть, молчать – лишаясь этих сил –
поэт уже ни ласковый, ни милый…
Но ты поэта, в общем, не любила,
а он тебя, наверное, любил.

Талантом, как проклятием, отмечен,
короче – карта выпала не в масть.
Кому сказать, что утешаться нечем,
и на колени голову покласть?

-2-
Я молод, но консервативен
в компьютерный наш век.
И как учитель перспективен,
по мнению коллег.

Хватает случаев курьёзных,
хоть вовсе не таков!
Я удостоен слов серьёзных
и разных глупых слов.

Но, к сожалению, всё чаще
расстроит ученик
полётом глупости звенящей…
И я беру дневник.

Детей бессовестный мучитель,
тебе прощенья нет.
Они все думают: учитель,-
а я поэт, поэт.