Золотые фиксы Петербурга

«Ну здравствуй, «Город над вольнойНевой»! Привет тебе колыбель трех революций. Привет тебе творение Растрелли,Росси, Фентена, Фонтона, Треттера,Стасова, Валлен-Деламота, Баженова, Брюлова, Кваренги, Монферрана,Шреттера и Штакеншнейдера...»,- такими примерно словами мечтал начать свое обращение к великому северному городу я – скромный житель жаркого малороссийского местечка, выйдя из преображенного чрева Витебского (бывшего царскосельского) вокзала летом 2010 года.

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когдая в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла…

Что еще, казалось мне, лучше, чем эти строки Александра Сергеевича может отразить ту любовь, тот пиетет и ту ностальгию, которую испытывает любой россиянин грезящий о первой встрече с парадным величием «северной Пальмиры», качаясь на рессорах скорого поезда Адлер-Санкт-Петербург?
Иду и пытаюсь мыслить гоголевскими строками : «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица - красавица нашей столицы!Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта. Не только кто имеет двадцать пять лет отроду, прекрасные усы и удивительно сшитый сюртук, но даже тот, у кого на подбородке выскакивают белые волоса и голова гладка, как серебряное блюдо, и тот в восторге от Невского проспекта.»
Нет не получается... Не выходит и не вспоминается. Упорно, перебивкою, но все явственнее и громче проступает нечто залихвацкое, юморное, изрекаемое напевным голосом Утесова:

С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана в дальний путь.
Под Вяземской малиной
Они остановились.
Они остановились отдохнуть.

Где ты Парадный Санкт-Петербург? Где ты архитектурное воспитание привитое маэстро Ринальди, Тома-де Томоном, Бенуа, Резановым?
Словно скромный и благовоспитанный мальчик в драповых брючках и роговых очках, сын профессора медицины и учительницы русской словесности на пороге прыщавой юности отбросивший скрипочку и увлекшийся воровской романтикой Бени Крика и Леньки Пантелеева, теряешь свою интеллигентность.
Имеет наш Санкт-Петербург – сын Петра Великого, новый форс – широкие клеши метут пыльные тротуары и заплеванные подворотни Лиговки. Пускает солнечных зайчиков первая золотая фикса в непорочном юношеском рту…
Когда-то золотые фиксы на зубах были признаком достатка. А в начале XX века иные нувориши даже вставляли себе бриллиантовые зубы — и в буквальном смысле сверкали улыбкой. Ныне блеск благородного металла и драгоценных камней во рту вышел из моды, богатые и знаменитые щеголяют белоснежными голливудскими улыбками. Разве что в определенной среде — «приблатненной», среди рок-музыкантов и звезд хип-хопа — нет-нет да и возникнет очередной всплеск моды на металлические фиксы для усиления эпатажности имиджа.
Волей– неволей напрашиваются параллели этой диковатой моды, когда мы наблюдаем выкорчевывание стилистически выверенных зданий из архитектурных ансамблей того или иного квартала города и замену их на нелепые, но яркие домостроительные изыски современных нуворишей.
Все эти выверты смотрятся как золотые фиксы во рту пожилого каторжника.

Пьяный сторож, выпив антифризу,
Долго вокруг трупика ходил –
Вырвал изо рта златую фиксу
И прореху тряпочкой прикрыл.
Шабу-дубу-ду!

Искрятся и блестят «золотые фикса Петербурга». Мы теряем тебя, «прекрасное творение»!

Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Была ужасная пора…