Я узнаю тебя

Я УЗНАЮ ТЕБЯ…
Он снова пришел на это место, куда приходил ежедневно уже на протяжении трех лет. Холодная, безжизненная гладь старого озера, унылые заросли камышей в грязно-желтых заплешинах, мутные лепешки дрожащего ила на почерневших корягах вызывали у случайных прохожих только чувство брезгливого раздражения. Казалось, даже златокудрая осень, щедро одарившая природу богатым убранством, пролетела мимо её потускневшего детища. Лишь только северный ветер изредка швырял на мертвое зеркало воды пожухлые листья.
Он не знал, почему его влечет именно сюда. Он давно перестал задумываться над происходящим. Мысли застыли в бесконечной паутине анабиоза. Жизнь остановилась и потеряла всякий смысл. Он не замечал, как день сменяет ночь, лето осень, а зиму весна. Даже яркое солнце превратилось для него в далекое, темное пятно. Это произошло три года назад, когда его жена и крохотная дочурка погибли от рук пьяного хулигана, решившего проучить строптивую тётку и бросившего в подъезд их деревянной «многосемейки» горящую тряпку. За считанные секунды пламя охватило весь дом…
Он задержался после работы. Необходимо было закончить проект городского «Дисней Ленда», над которым он трудился почти восемь месяцев. Ему оставалось отредактировать какую-то пару-тройку страниц, как вдруг ледяные молоточки тревоги бешено застучали в висках, колючие тиски страха больно сдавили трепещущее сердце, а в открытую форточку ворвалась лавина страшного, нечеловеческого крика. Он мог поклясться на священной иконе Божьей матери, что слышал отчаянную мольбу о помощи за полторы сотни километров, отделявших его от дома.
На месте пожарища работали спасатели и медики. Труп жены и ребенка лежали чуть дальше остальных погибших, Кто-то из уцелевших соседей бережно прикрыл несчастных аляпистым покрывалом. Он отбросил нелепый саван и замер, парализованный страшной картиной единства смерти и любви. Обугленная до неузнаваемости плоть крепко прижимала к груди неподвижный комочек, основательно закутанный во влажное, клетчатое одеяло. Мать не думала о себе. Ей важно было спасти единственную дочурку. Она уже почти добралась к выходу, когда огромная, пылающая балка обрушилась на неё, преградив дорогу к спасению. Дочка задохнулась от угарного газа за пять минут до прибытия медиков и пожарной команды.
Внутренний голос материализовался, встал рядом и тихонько зашептал в самое ухо: «Это ты виноват, ты, ты, ты! Окажись ты рядом, они были бы живы. Понимаешь, живы!». Он понимал. Он понимал, что остался один в этом безжалостном мире. Чуть позже, бесцельно шатаясь по вечернему городу, он случайно оказался на окраине спального района, где увидел заброшенное озеро, такое же одинокое, как он сам.
Присев на край обшарпанной скамейки, некогда служившей «любовным пуфиком» для молодых парочек, он погрузился в мрачную пелену осеннего вечера. Где-то далеко звенела клаксонами скоростная автострада, ритмично стучали колесами убегающие поезда, вспыхивали и гасли многочисленные огни большого города, и только здесь, на берегу пустынного водоема, царила спокойная, унылая тишина. Он скорее почувствовал, чем услышал легкие, осторожные шаги. Зеленая муть болотного воздуха наполнилась радужным ароматом жасмина, таким знакомым, таким до боли волнующим… до боли, до сумасшествия…Он резко вскочил, обернулся и … Перед ним стояла незнакомая женщина.
- Я не помешала?
Он неопределенно пожал плечами.
- Тогда я присяду сюда, на краешек, ты не против?
- Наверное, нет… - ему было странно услышать свой собственный голос. Как может говорить человек, превратившийся в камень?
- Кто-то сказал, что одиночество есть состояние души. Я так не думаю. Одиночество, скорее, хижина затворника, скит, в который мы добровольно заточаем несчастную душу. Мы не стараемся ей помочь, ведь спрятаться от внешнего мира гораздо легче и проще, чем сопротивляться обстоятельствам. Посмотри, ядро грецкого ореха сначала покрывает тоненькая, как паутина скорлупа. Но проходит время, и шелковистая оболочка превращается в панцирь, крепкую броню, защищающую бесценное сокровище. Одиночество подобно ореховой скорлупе. Его мягкий кокон постепенно затвердевает, лишая нас возможности говорить, думать, смеяться и просто жить.
- Значит, такова моя участь.
Женщина повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Он помнил этот взгляд! Он любил эти глаза, огромные и бездонные, как весеннее небо! Но лицо… далекое, чужое, незнакомое… И улыбка… вроде бы милая, ласковая и в то же время леденящий душу оскал голодного зверя…
- Откуда ты можешь знать свою участь?
- Жизнь показала. Та жизнь, в которой больше нет смысла.
- И что, же дальше?
- Дальше? – он лишь на секунду засомневался, - почему, дальше? Ближе. Ближе жизни – смерть!
- Вот как? – женщина поднялась. Только сейчас он заметил, что одета она не по сезону. Свободное, шифоновое платье цвета огненного заката, такая же накидка с опущенным капюшоном, мягкие, прозрачные сандалии на босу ногу смотрелись нелепо в последней декаде осени. – Ты не умеешь ценить жизнь, как ты можешь оценить смерть?
- Она избавит мою душу от боли. Разве жизнь сделала это?
- Ты приходишь сюда каждый день. Тебе нравится это мертвое озеро?
Он был сбит с толку неожиданным поворотом их разговора. При чем здесь озеро?
- Я не думал об этом. Не знаю.
- Но оно тебя притягивает.
- Я… мне… - он постарался расшевелить анабиозные мысли, - озеро похоже на обратную сторону жизни, на границу между небом и землей.
- Переправа на другой берег?
- Да, именно, переправа! – как он сам не догадался! Река мертвых берет свое начало из «унылого водоема».
- А ты?
- Я жду своего паромщика.
- Хочешь, немного прогуляемся? Только надень вот это, – женщина протянула ему неуклюжие очки с толстыми, темными стеклами.
- Зачем они мне?
- Потом объясню.
Он послушно водрузил на нос раритетное изделие. Стекла очков оказались настолько темными, что у него появилось ощущение внезапно нахлынувшей слепоты. Человек, потерявший зрение, старается найти крепкую точку баланса, на уровне вытянутой руки. Ему не пришлось балансировать в пространстве.
- Не пугайся, темнота скоро рассеется. Я буду держать тебя за руку. – Теплая, мягкая, как котенок ладонь, накрыла его шершавую кисть.
Свет появился неоткуда. Сначала в виде крошечной точки, которая быстро увеличивалась и, наконец, взорвалась ослепительной бездной. Он зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел окружающий мир через бледно-серую дымку. Собственно, и сам открывшийся пейзаж не отличался какой-либо цветовой гаммой. Сочетание бело-серо-черных тонов наполняло тоской угрюмые строения, одиноко торчавшие деревья казались грубыми декорациями к низкосортным пьесам, где равнодушные лица прохожих напоминали восковых кукол.
Его спутница исчезла. Он растерянно топтался на месте, не зная, где он и в какую сторону надо идти. Мимо неловко проковыляла растрепанная старуха.
- Простите, вы не подскажете… - бабка исчезла за углом покосившегося дома.
- Девушка, извините, какая это улица? – обратился он к болезненного вида девице, но та величественно проплыла мимо, устремив в даль прозрачные, как стекло, глаза.
- Молодой человек! Молодой человек! – он кинулся вдогонку за флегматичным юношей, который неожиданно растворился в надвигающейся махине пассажирского поезда.
«Чертовщина какая-то. Странный город, странные люди. Впрочем, какое мне до этого дело?» - подумал он и медленно двинулся в сторону возвышающегося неподалеку амфитеатра.
Каково же было его удивление, когда амфитеатр буквально на глазах стремительно уменьшился в размерах, превратившись в старинную, изящную беседку. Там, в окруженье колючих шипов чайной розы ярким пятном горела её шифоновая накидка.
- Можно мне взять тебя за руку? – он запнулся, понимая, что хотел спросить не это. Желанье прикоснуться к незнакомке опередило ход его мыслей.
- Зачем?
- Убедиться в реальности. Или ты - обман зрения? Мираж, как всё здесь…
- Мираж? – женщина улыбнулась. – Разве это не твой мир? Бездна покоя, тишины, отрешенности…
- Я чувствую себя неуютно, как будто сердце остановилось. И холодно. Кровь больше не греет. Мне кажется, я больше не человек. Я тень…
- Ты реален, и я тоже реальна, - она встала и взяла его за руку, - расскажи мне о своей жене.
- Я… я не могу… воспоминанья причиняют боль….
- А ты попробуй. Не думай о ней, как о погибшей. Вспомни день вашего знакомства, парк, аллею, тонкий аромат жасмина и чудесный вальс цветов. Помнишь?
Он не только помнил. Сейчас он отчетливо видел разноцветные июльские клумбы, видел счастливые парочки, спешащие укрыться под навесами от проливного дождя. Дождь? Конечно же, дождь! Такой озорной и теплый, он стучит барабанными палочками по асфальту, перебирает медные струны проводов, звонко приплясывает на трамвайных рельсах, рождая неповторимую мелодию вальса. Они стоят рядом… так близко друг к другу… мокрая забавная девчушка в шелковом платьице и он.… Нет, чуть-чуть назад… вот с этого момента… начинается ливень, все бегут в укрытие, он замешкался, наклонился поднять рассыпавшиеся чертежи, встал и… столкнулся с ней… «извините…» - кто это сказал, она или он? Не важно, главное её глаза, такие огромные, синие, глубокие…. Она… он чувствует тонкий аромат жасмина, слышит отчаянное биенье двух горячих сердец: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Ветер непринужденно играет шелком овсяных волос, плавно покачивает разноцветные шапки растений в такт льющейся серенаде дождя. «Вы слышите музыку? Это вальс цветов. Я могу пригласить Вас на танец?» - из его губ вылетает едва уловимый шепот, но она согласно кивает: «Да, можете». И они закружились в алмазной россыпи дождевых капель.
- Ты прекрасна! Ты удивительно прекрасна! – рука нежно гладит кроваво-красный шифон. Останься, не уходи. Я люблю тебя.
Дождь. Бесконечный, холодный, надоедливый дождь. Она больше не смеётся. Её губы посинели от холода. Он прижимает к себе дрожащее тело.
– Я согрею тебя. Потерпи немного, скоро дождь закончится и выглянет солнце.
- Но оно никогда не придет к нам, никогда…
И действительно, золотой океан солнечных лучей залил обозримое пространство горячим дыханьем лета. Тусклый мир преобразился, наполнившись разнообразными оттенками цветовой гаммы. В ослепительно бирюзовом небе весело щебетали птицы, над бархатными полями трепетали яркокрылые бабочки, звенела хрустальными колокольчиками прозрачная река. Люди в нарядных одеждах гуляли по цветущему саду. Кто-то играл на арфе, кто-то на флейте, кто-то нежно касался тонких струн скрипки. И только над ними лил, не переставая дождь.
- Так не бывает! Как такое возможно? Природа сошла с ума?
- Природа здесь не причем. Это твоя вина. – Таинственная незнакомка вышла из пелены дождя.
- Моя? Что я сделал?
- Ты слишком долго скорбишь.
- ???????
- Нельзя оплакивать безгрешную душу после отведенного времени. Иди сюда.
- А как же... – он повернулся, чтобы забрать любимую, но увидел лишь серебристую дымку на мокрой от дождя траве.
- Это… - отчаянье сменилось диким приступом ярости, - это ты сделала! Я знаю, это ты забрала её у меня! Верни немедленно! Я ненавижу тебя! Ненавижу!
- И вместе с тем любишь. – Она ласково потянула его за собой. Голова приятно закружилась, ноги сделались ватными, тело обмякло.
- Люблю…, ты необыкновенная, ты другая… я ничего не понимаю…
- Я помогу тебе. Обратная сторона жизни, две дороги, два направления…
- Ад и рай?
- Не совсем так. Что по-твоему есть ад?
- Ад? – он неопределенно пожал плечами. – Город проклятых, обитель зла.
- Кипящая река, беснующийся огонь и лукавый со сковородкой в руке?
- Ну, да, что-то вроде этого.
- Тогда каким должен быть рай?
- Абсолютно противоположным. Феерическим, воздушным, диковинным.
- Нет. Твой рай и ад после жизни – это твой внутренний мир. У каждого из людей есть свое место на обратной стороне смерти. Твои грехи, твои достижения, твои радости и печали составят единую картину потусторонней сущности. А быть ли ей адом или раем в вашем человеческом понимании решать тебе. Ты видел свою сущность.
- Одиночество? Бесцветная пустыня и безликие прохожие? Я бы назвал такую сущность адом.
- Да, именно так. Одиночество есть пустота. Пустота хуже страха. Ты согласен?
- Тогда чудесное виденье был мой рай?
- Нет, не твой. Её.
- Да, действительно…, а дождь?
- Дождь – слезы, твои слезы…. Душа не сможет познать солнце, пока ты оплакиваешь её. Ты не даешь ей согреться. Ты тянешь невинную душу в свой безликий мир.
- Господи, возможно ли….
- Ты сам все видел.
- Видел…, хотя… - он потрогал массивные дужки солнцезащитных очков – может быть все дело в них? Стереокино, верно? Сейчас я их сниму, и видение исчезнет!
- Нет! Не вздумай!
Но он уже принял решение. Секунда и … Очертания предметов стали расплывчатыми, нечеткими. Вязкий как кисель туман спрятал в своих объятьях беспорядочные кадры чужого кино. Он сидел на обшарпанной лавочке, почти такой же, что была возле озера. В разные стороны от лавочки расходились узкие и широкие коридоры. Коридоры в никуда….
- Ты доволен?   
Женщина появилась из пустоты, но он уже почти привык к её неожиданностям.
- Я предупреждала тебя….
- Ты говорила, что объяснишь….
- Я обещала это сделать чуть позже, но ты не оставляешь мне выбора. Ни один из смертных не имеет права заглянуть по ту сторону жизни. В мире, где обитают усопшие души, нет места живой душе. Её узнают мгновенно, и тогда нарушится равновесие.
- Значит, я умер?
- Нет.
- Но… я там был…. или не был?
- Был. Глаза живого человека излучают особенную энергию, свет, который гаснет после смерти. Мы обманули равновесие, сокрыв твоё излучение за темными стеклами очков. Сними ты их раньше времени, и твоя участь была бы решена.
- Я не смог бы вернуться?
- Да.
- Как глупо, как нелепо…. Но… ты же не бросишь меня, ты не уйдешь? - Он случайно дотронулся до её руки. Рука холодная, как лед…. – Почему ты молчишь? Я шел к тебе целую вечность и не хочу снова потерять.
- Погоди, мы еще не в том мире. Остался последний шаг. Закрой глаза.
…Утро пропиталась морозной свежестью. Маленькие островки еще зеленой травы сонливо выглядывали из-под ажурной накидки первого инея. В озерной глади воды плавали серебристые тени далеких звезд, и вода уже не казалась черным, безжизненным омутом. Опавшие листья рябины украсили пологие берега озера коралловым ожерельем с вплетенными нитями сверкающих изумрудов. Он с удивлением смотрел на восходящие лучи осеннего солнца. Они горели каким-то особенным, пурпурным светом.
- Восход прекрасен. Я этого раньше не замечал. Ты открыла мне новый, сказочный мир!
- Ошибаешься, я вернула тебе старый.
- Пусть будет так, в любом случае ты рядом, ты со мной.- Он нежно обнял женщину за талию. Но вместо горячего, упругого тела он ощутил лишь пустую, шифоновую оболочку.
- Прости, я не могу остаться с тобой. Я должна идти….
- Но ты вернешься? Когда ты вернешься обратно?
- Когда придет твое время.
- Завтра, послезавтра, через месяц, через год? Я буду тебя ждать….
- Я вернусь, но ты будешь другим, и я буду другая. Ты не узнаешь меня.
- Неправда! Я узнаю тебя, где бы ты ни была!
- Прощай и помни, жизнь всегда прекрасней меня!
Женщина исчезла. Но он не испытывал грусти, наоборот, в его сердце, холодном и отрешенном, появился крошечный огонек свободы, свободы от томительной бездны горьких воспоминаний. Он видел солнце, видел озеро, видел раскинувшиеся повсюду массивы новостроек, видел шумящий муравейник его собратьев. Грудь распирало от невероятного желания жить! И в первый раз за минувшие три года счастливая улыбка озарила его осунувшееся лицо.
Пройдет время, и седовласый старец, щуря подслеповатые глаза, будет с напряжением вглядываться в лицо юной красавицы, закутанной в шифоновую накидку цвета огненного заката. Что-то далекое, знакомое промелькнет в лабиринтах его памяти: «Я буду тебя ждать… ты не узнаешь меня… не узнаешь…». Он протянет к ней руки, чтобы навсегда остаться по ту сторону жизни, куда однажды привела его смерть…