Андрей Козырев. Двойное зрение

* * *

Как, в первый раз открыв свои глаза,
Младенцы видят космос вверх ногами,
Так вижу то, что осознать нельзя,
Я в вечной суете, в житейском гаме.

Я вижу снег, что в августе летит,
И в декабре я слышу запах мая…
В вине невинность вижу, в злобе– стыд…
Всё вижу, ничего не понимая!

* * *

Любовь, любовь, любовь… Как мне понять её?
Как объяснить все радости и муки?
Иду на ежедневное Распятие,
Когда тебе распахиваю руки.

Любовь темна… Но в этом–благодать её,
что не нужны ей праздничные краски.
Иду на ежедневное Распятие…
И каждой ночью  ожидаю Пасхи.

* * *

Бывает так — в ночной пустынный миг
В окно повеет ветер злой, холодный,
И нет вокруг ни близких, ни родных,
Лишь мрак, живой, струящийся, свободный…

Кем ты была? Зарёй? Струёй ручья?
Иль запахом весны, живым, пьянящим?
Порой мелькнёт в ночи звезда твоя,
И я взгляну в окно, на город спящий…

Как будто кошка, мерно дышит ночь,
Бесшумно проходя сквозь сон, сквозь время…
Как я хочу служить тебе,  помочь!
Как зов иных, ушедших поколений —

Твоё дыханье, детские глаза…
Откуда эта боль и это счастье?
И ни предугадать, ни знать нельзя,
Кто дал мне их и в чьей я нынче власти…

Но есть ещё во мне осколок Солнца —
Чуть видный, благодатный огонёк,
Мерцающий в душе, на самом донце,
Невыразим, прозрачен и далёк.

Как он дрожит сейчас в моей груди!
Пусть я не знаю, что это такое —
Я верю, что смогу тебя в пути
Согреть, спасти, дать света и покоя.

Прощание поэта

Люби. Живи. Забудь меня, коль хочешь
Любить без слез, без слов, без вещих строк…
Душа дневная, ты боишься ночи,
А я – ночной. Мой путь земной жесток.

Спрячь в душу в счастье, как лицо, от взоров…
Забудь меня. Будь счастлива – хоть с ним.
Тоска пройдёт, печаль минует скоро,
Стихи мои развеются, как дым.

Он будет лучше, и добрей, и краше…
А я – уйду. Один пройду свой путь,
Один пойму суровость жизни нашей,
Один исчезну… Не грусти. Забудь.

А после – ты поймёшь, что было рано
Тебе прощаться… На его груди
Ты сердце ощутишь сплошною раной –
И не увидишь счастья впереди!

Простая красота, простые песни…
Они достойны, праздничны, легки.
Но иногда душа дрожит над бездной,
И манит душу власть скупой строки…

И ты прильнёшь к стихам моим суровым,
И ты прочтёшь в них всё, чем ты жила:
Удары сердца, пульс горячей крови –
И боль, что жажда жизни умерла…

И эти строки, горькие, живые,
Тебе его заменят – и меня… 
Они – твои. Навеки.
Я– стихия.
Удел твой – дым. А мой – мятеж огня.



Песня осиротевшей матери

Спи, мой малыш. Спи, мой сыночек.
Спи, мой родной.
Ты будешь жить в сплетенье строчек
всегда со мной.

Я верю, ты меня услышишь,
меня поймёшь.
Пусть говорят, что ты не дышишь, —
всё это ложь!

С тобою в салки смерть играла
и по груди
ладонью легкой ударяла:
«А ну, води!»

И ты ведёшь меня по жизни,
как будто дочь,
с рождения до самой тризны,
в немую ночь…

Я знаю, ты проснёшься вновь,
мой великан,
познаешь счастье, жизнь, любовь,
печаль, обман…

А я? Я буду ждать и верить,
терпеть, любя,
легко перенесу потерю
любви, себя.

Я смерть — в постели иль в бою —
не замечаю
и землю—колыбель твою—
всю ночь качаю…

Ведьмин омут

Зарисовка

Весной природа вырвалась из плена.
Настало время таянья снегов.
Стоят в воде деревья по колено,
Выходят реки вновь из берегов.

И над землёй весенней так бездонна,
Так бесконечна неба синева!
А на лугах, где солнце светит сонно,
Желтеет прошлогодняя трава…

А у реки, где сосны – словно стены,
От домиков крестьянских вдалеке,
Стоит в воде весенней по колено
Девчонка в белом ситцевом платке.

Она лицо руками закрывает
И что-то шепчет… Я не слышу слов…
А девушка, что горестно рыдает,
Так незаметна средь больших стволов…

В сосновой роще– темнота и сырость.
И отвожу я в сторону свой взгляд:
Здесь, по легенде, ведьма утопилась
Давным-давно, столетия назад…

С тех пор все так же солнце светит миру,
И так же разливается река,
И так же в старой роще утром сыро,
И так же синь небесная легка…


* * *

Здесь, со старой дачей рядом, у ограды,
Яблоня сияет в свадебном наряде.

Яблоня сияет… Но кругом–безлюдно.
Никого. Лишь яблонь белых запах чудный…

Никого? Но что же здесь прошелестело,
Словно кто-то двери отворил несмело?

Что промчалось мимо? Чей-то голос слышен?
Кто-то смотрит в окна? Сердце, тише, тише!

Женщина когда-то здесь жила и пела,
Плакала, любила и в окно смотрела.

Знала ли она боль и просветленье,
Так же ли при ней здесь цвели сирени?

Стала ли она яблоней средь сада,
Потому что жить больше ей не надо?

Чей я слышу голос, кто тихонько плачет?
Яблоня? Иль дождик, льющийся над дачей?

* * *

Как экстрасенс, Зима
души живой коснулась.
Доверчивая тьма
течёт по венам улиц.

Колдуя в синей мгле,
спустившейся так рано,
измученной Земле
снег обезболит раны.

И мягко, как массаж,
прикосновенье ветра,
и благостен пейзаж
под небом цвета фетра.

И хочется опять,
как некогда, в начале,
душою приникать
к земле, к любви, к печали.

Услышать тихий зов
деревьев, птиц, животных,
вновь изучить с азов
науку быть бесплотным.

Не отвращать лица
от неба в снеге белом,
в мелодии Творца
звучать простым пробелом.

И что-то оживёт
на дне живого сердца,
взволнует, запоёт,
откроет к счастью дверцу.

То белый, белый свет
листа в моей тетради.
То белый, белый след
седой височной пряди.

То белый, белый нимб
над головой святого,
то белый, белый дым
в конце пути земного.

Песня

Я иду. Я спешу. Я немало дорог миновал,
Много гор перешёл и немало тропинок измерил…
Может быть, миг настанет – и тысячный мой перевал
Станет сердцу последним, и сгинет всё то, во что верил?

Где мои Гималаи–
Пик земли, пик души, пик любви?
В своём сердце, я знаю,
Отыщу я тропинки твои.

Не однажды я шёл в темноте средь огней угасавших,
Но к чужому костру, к чуждым людям я не подходил.
И сгорали в кострах вороха моих листьев опавших,
Вороха прежних дней… 
И так горек их дым легкий был…

Где костер мой извечный,
Где согреться я б мог – иль сгореть?
На дороге на Млечной
Звёзд звенит раскаленная медь…

Не однажды я пел, и слышны были песни в дороге,
Но ведь песня любая тиха… Дорогая, ответь:
Разве ей, как водою, омоешь усталые ноги,
Утолишь ли ей жажду, отсрочишь ли близкую смерть?

Допою песню гордо–
Иль в один нескончаемый миг
Хлынет кровью из горла
Недописанный главный мой стих?

И как будто я не был,
И мой голос, как прежде, затих,
Но подушка и небо–
Всё в крови слов негромких моих…
           Небесному хранителю

…Но зачем, объясни мне, зачем
Я ищу, спотыкаюсь, терзаюсь,
Трачу жизнь на решенье проблем,
Что бессмертны, грешу, снова каюсь,
И мечтаю о странах иных,
Где мерцают нездешние пальмы,
Где бессмертен прозрения миг,
Где заря простирает к нам пальцы?

Там, в оазисах знойных пустынь, –
Тишь, прохлада, души очищенье,
Там– дыхание южных святынь,
Ярок свет, упоительны тени;
Там в шатре, под напевы веков,
Мне расскажет, как сводному брату,
Тайны жизни, секрет вещих снов
Император с руками в стигматах.

Но я– здесь, и поверь мне, поверь,
Мне не жалко, что я не сумею
В этом мире, где много потерь,
Вновь припасть к роднику чародея,
Не пройду по загробным пескам,
Не увижу миров, что чудесны…
Но Тебе посвятил я свой храм,
И к Тебе – слово, дело и песня.

Я со шпагой своей выхожу
Против пушек и ядерных боен,
Взором смелым спокойно гляжу:
Ты со мной – и я вечно спокоен.
Ты не бойся, Отец, за меня:
Не предам я Тебя, твердо знаю,
Ни в ночи, ни в сиянии дня,
Я, – поэт, человек, плоть земная.

Памяти В.Макарова и М.Малиновского

Смерть вечно рядом. Тёмная молчунья,
Она верна себе, одной себе.
И нервы в нас натянуты, как струны–
Она на них играет, на судьбе.

Она стоит, как трагик. Нету маски,
Нет траурных плащей и позолот…
Но перед Ней, как сны из детской сказки, –
Все наши будни, тесный круг забот.

Мы все играем рядом – кто в актёра,
А кто в суфлёра… Но Она одна
Молчит, молчит, не опуская взора,
И к славе, и к бесславью холодна.

Но только сделай шаг один со сцены–
И хлынет свет, нездешний, золотой,
В твои глаза… Один во всей Вселенной
Ты встанешь перед Ней– актёр простой…

И хлынет свет. А все вокруг играют,
Не замечая, что с тобой стряслось…
Но кто-то вновь подходит к сцены краю,
Закрыв глаза, с людьми другими врозь…

А там – Она, угрюма, величава…
В Её пустых глазах огни зажглись…
Живые в смерть играют ради славы,
А смерть играет с нами в нашу жизнь.