***

Вторник. 31 августа .  (точнее уже 1 сентября)

Я не знаю зачем… Зачем я вообще затеяла писать это. Зачем? За тем же что и все остальное в моей глупой жизни: решив, что это будет очередная попытка разобраться в себе, точнее в том что осталось от меня…
Как тяжело быть стервой… но так сладко! Так сладко корчить из себя вместо наивной и ранимой девчушки всепобеждающую стерву. Мразь, которая может выбраться из любой ситуации с минимумом ущерба для себя. Сука, которая не боится ни боли , ни слез. Потому что вся боль уже испытана, а та что осталась – достанется ее обидчикам и врагам; и слёзы всё давно и безвозвратно выплаканы в тихом темном углу, в компании с сигаретой, но никак ни у тебя на глазах. Я ведь сильная… Я ведь не могу себе позволить рыдать,  как глупая старлетка. НЕ дождетесь!
Да, я была не готова услышать вчера эти вопросы сразу от нескольких. Вопросы о своём бывшем и настоящем…
Сделала хорошую мину при плохой игре. Да, ****ь, плакала в ванной , на полу, с бокалом виски и сигаретой в пепельнице…… но уходила ведь с гордо поднятой головой… По крайней мере хотелось бы в это верить…Хотелось бы верить что они поверили в мой блеф.
…Я измеряю время в сигаретах и в количестве спиртного, выпитого между рабочими сменами. Мне холодно и больно…но не потому что я люблю тебя, а потому возможно, что в очередной раз ничего не осталось… ничегошеньки от тех надеж и желаний, которые были… А казалось вот оно – счастье. Протяни руку и возьми, возьми в соседнем сердце.
Все разбилось…. Разбилось об мой цинизм и о твою гордость, о мои  феминистические принципы и  твои бредовые понятия о семье…
Да плевала я на все! Плевала на все эти общепринятые ценности и нормы. Нет у меня этих ценностей! И любви давно нет…. Только почему же так больно?!
СУКА! Почему же так больно!!!
Может потому что не знаю как дальше быть. В который раз начинать по новой. А зачем? Чтобы снова разбиваться о скалы человеческого безразличия и пофигизма, или чтобы отравлять чужую жизнь ядом своего сарказма и неверия? Я устала…
Да. Ты не ослышалась милая! Я устала от безысходности. От чужих претензий – к чёрту, я никому и ничего не должна. Я взрослая девочка и плевать мне ваше дурацкое мнение.
От желания чужих людей влезть в мою личную жизнь, как-будто, ****ь, своей нету., челюсти сводит до костного хруста. Заведи себе хомяка, посади банку и смотри как он там барахтается, только ко мне не лезьте, со своим дурацким участием. 
К черту!
К черту крутые тачки и тех, кто сидит за рулем! К черту сайты знакомств и Инет! К черту всех и все!11   К черту себя саму!!! Со всеми моими комплексами и сумасшествием. Не хочу ни в чем разбираться. Безтолку. Как можно избавиться от того - что сидит глубоко  в тебе. Это отвратительное, липкое и противное чувство собственной неполноценности. Чувство, которое выползает наружу, как только открываешь глаза. Заткнуть бы его поглубже, задушить в зародке… Интересно, а можно сделать эвтаназию собственной психике? Что там говорят в любимых медицинских сериалах: «20 мг похуизма внутривенно, доктор!» И тогда этот противный голосочек внутри заткнется? Врядли. И не будет этой вечной гонки за новой должностью, большей зарплатой, новой машиной, крутыми шмотками, лучшей выпивкой в дорогих ресторанах и бессчетным количеством любовников , которых на утро выбрасываешь, как испорченный бумажный платок? НЕ будет погони за семьей с идеальным мужем и воспитанными детьми-ангелочками!!! К черту мужа! \
А может так и надо? Гнаться за этими самыми тачками и мужиками? Прожигать жизнь? Пользовать их так же, как они хотели бы пользовать тебя. Но не тут то было. Не с той связался мальчик.  И перевести их всех именно в этот разряд мальчиков-зайчиков, от которых ничего не ждешь, потому-что  на утро расстанешься, и больше не увидишь эту смазливую рожицу, даже если он идеален и хорош. И пусть вслед шипят: «Шалава!», «Сука!». Лучше быть СУКОЙ, чем жертвой мужского самолюбия!
Лучше жить в одиночестве, без вас – идеальных, но зато с целой душой и сердцем! Одиночество – СУКА! Лучше б я согрешила! Но не с кем. Те кто есть не подходят никак: вокруг почему то либо моральные уроды, либо такие же одиночки, но с ними грешить никак нельзя – это уже не грех, а извращение – грешить с себе подобными, хотя некоторые были бы  совсем не против.
Только ты где-то запропастился, а говорил что едещь  всего на неделю… С тобой можно…. Можно потому что уже когда то согрешили и хуже не будет. Что может быть хуже, чем та странная неловкость после секса с тобой? Хотя во время самого так сказать процесса никакой неловкости не наблюдалось и близко, даже можно сказать наоборот. Сколько времени прошло? Год? Нет, почти два… У каждого было что-то свое и никто не думал тогда что вообще что-то произойдет между нами или, тем более, что между нами может что-то произойти. Поэтому и были месседжи в ответ на твои звонки: «Извини, я не приеду…»  не больно было совсем. Ни капельки. Хотя до сих пор  помню каждую деталь. Твою майку вместо пижамы, сигареты на кухне и отсутствие кровати – у тебя матрас был тогда прямо на полу, хотя это явно никого не смущало. Не помню только как уходила…

Среда. 1 сентября
И твой месседж в инете спустя почти два года… Это уже не корректное поддерживание разговоров о природе и погоде… «Приезжай…» Что я могла тогда ответить? Да, у меня была жуткая депрессия, и слова и действия были соответствующие. И ты решил не лезть. Скрылся за общими фразами и по-моему даже обиделся, хотя я сама ярко и агрессивно провоцировала эту обиду. Теперь ты вновь появился… и исчез, сказав что ждешь… И как по-твоему я должна понимать всю эту галиматью?
Мама говорит, что так нельзя жить. Подруга говорит, что так нельзя жить. А я говорю, что можно! Можно жить не зная чего ты действительно хочешь и чего ждать от собственных поступков. Так проще.
У подруги тоже полный букет! Я не думала что какой-нибудь мужик сможет меня удивить так, как сделал её козлина. Вот уж кто яркий представитель мужского эгоцентризма и шовинизма! Мало того что изменил ей, да еще настолько нагло, что у меня даже слов нет – одни эпитеты! К тому же ему не хватило смелости признать это и уйти красиво и достойно: нет! Нужно было приезжать, вести глупые разговоры об обстоятельствах и обвинять, что она за него не борется! Как бороться? Может, съездить тебе по роже, милый? Или разбить твою любимую машинку? Иди к черту! Желаю тебе счастья, милый с твоей лярвой!  Молодец подруга! Тебе хватило сил это сказать, только зачем тогда звонила ночью, едя в машине по трассе? Только ехать хотелось в другую сторону, в другой машине и к другому… Выше нос родная – у тебя есть я. И я тебя не брошу.
…А знаешь, как легко мне в этом мире жить, когда с тобой уже такие мы чужие! Не смотря на твои звонки и мою заботу о твоей квартире. Ну не брошу же я друга, который не бросил меня? Только тошнит уже от этого! Тошнота не проходит даже после пол кило лимонов. Потому что тошнит не в желудке, а в мозгу. Тошнит от самой себя. Надоела безысходность. Вот бы бросить все и уехать далеко-далеко! Да хоть бы в те же Штаты. И начать все сначала. И стать наконец-то лесбиянкой. Хотя, какая из меня нафиг лесбиянка, если без мужиков и дня прожить не могу – сгинуть бы вам всем! Ну не всем, но большинству точно.
И тут вмешивается противный скрипучий голосок изнутри: «Ну и куда это ты собралась? Далеко, говоришь? А как же родители, работа, семья, друзья?»
А что родители? Не дают свободы, особенно мама, будто мне 13 лет. Мам, нет не подумай, я тебя очень люблю, но я выросла и повзрослела еще лет 5 назад. И какая к черту разница что я ем, куда бросаю вещи, и почему рассталась с очередным френдом?!! Это моя жизнь, мои тряпки, мой френд и мои проблемы с которыми я давно научилась справляться! И мама в шоке. Если бы ты знала все о моей жизни мам, ты бы перестала меня опекать и разговаривать со мной тоже перестала бы.
Чего я добилась? А ни хрена! Семьи нет, потому что каждую свою семью я разрушала до фундамента, я умудрилась разрушить даже ту семью, в которой родилась. Работа большого удовольствия не приносит, создается только впечатление, что никуда и не уходила из института – и постоянно что-то нужно учить и  сдавать, доказывая, что ты не зря занимаешь свое место, а тебе доказывают, что зря. И если все-таки зря, то «…пойдете полы мыть», как выразилось начальство.
 Друзей практически нет. Их давно уже нет. С тех самых пор как решила кому-то доказать, что ты сильная и лучшая, что ты такая одна. А оказалась такая же как все. С таким же комплексом неполноценности и мелочными амбициями. А вокруг по большему все какие-то невразумительные личности, возникающие из ниоткуда и уходящие куда-то в никуда. По дороге из этого неопределенного ниоткуда-вникуда переваливающие на тебя любимую свои проблемы и печали, разгружая свою душу и забивая твои мысли чужим ненужным хламом постороннего бытия. И не избавиться уже от этого, потому что  стоящих и настоящих ты когда-то выбросила, те которые еще есть врядли обратят внимание на циничную и эгоистичную суку. Ведь у сук не бывает друзей. Не так ли? Ну и сиди, захлебывайся теперь своей непревзойденностью. Одна. С пустой телефонной книгой и списком друзей. Довольна?! Нет? А что так? Одиночество гложет, да?
Оказывается, сукам тоже бывает больно. И слезы у них такие же: черные и соленые от туши от безвыходности. Ну что выпендрилась, выделилась, стала уникальной? А слёзы у тебя как у всех…

Четверг

Черт, с утра на работу – это пытка. Встала в полпятого. Собиралась, собиралась и чуть не опоздала. Ненавижу такие дни – когда даже сигареты валятся из рук.
На маршрутку подвозил водитель с работы. Наконец-то представились друг-другу. Пытался пробить почву – не вышло: я была холодна и непреступна. Удивила. А он меня нет. С моей стороны банальный флирт, граничащий с хамством _ все в моем репертуаре. С его – банальное желание затащить меня в постель. Ничего нового. Зато улыбнуло.
Звонил Он… Ты выполнишь мою просьбу? Ну я же, блин, пообещала! Разговор явно не склеился. Холодные  и безразличные ноты моего голоса явно его расстроили. Ну и черт с ним!
Ложусь – утром рано вставать. По-моему меня пора переквалифицировать в жаворонка. Загадала, что если С. не объявится завтра, то ничего не будет. Посмотрим что было завтра.

Пятница
 
Как там ребятки говорили? Пятница-развратница? Действительно, только такая мазохистка как я может второй день подряд встать в несусветную рань и потащиться неизвестно куда, потому-что так надо.
Притащилась наконец-то на квартиру. Первым делом конечно же залезла в Сеть. Черт! Он все-таки приехал. И судя по сообщениям искал меня. Снова зовет к себе…. Ну что ж поиграем! О, мне удалось вывести тебя из себя в первом же раунде. Не думала, что все так запущено. Сказал, что снова уезжаешь, но постараешься побыстрее вернуться. Ха, так я и поверила. Мож тоже куда уехать? Ай, мне и здесь хорошо.
…Заинтриговала. Да, мальчик, запудривание мозгов мой конек. Я на этой теме уже диссер могу защищать. Хотя ты тоже не промах, как я погляжу!
Всю ночь промаялась на работе в дурацких размышлениях позвонишь или нет. Не позвонил, сука! Ну я тебе это вспомню! Ищи меня мальчик – фонарик не забудь.

Суббота
Пришла на работу в пятницу – ушла в субботу, сказка.
Так и не позвонил. А собирались сегодня встретиться.
Дотерпела до вечера. Позвонила подруге, попросила проверить мою почту – оказалось ты приедешь не раньше вторника, о чем любезно меня и информировал. …Звонить не стала, хотя прекрасно знала где достать твой телефон.
Привезла бутылку вискарика. Теперь сижу потихонечку прикладываюсь к ней. По-моему это алкоголизм…
Посмотрела Кара – а вдруг курить брошу. Пришла к выводу что фигня это все.
Сломала себе голову зачем тебе все это. Выводы не утешительные. Блин!
Версия первая, самая позитивная.: спустя два года ты не можешь забыть шикарный секс и решил все вернуть. Проанализировала ситуацию два года назад. Поняла что вела себя как дура. Пообещала не делать таких ошибок. С трудом себе поверила.
Версия вторая: тебе просто не с кем спать. С одной стороны это хорошо – меня привлекает секс, и не привлекают отношения. Но с другой стороны наталкиваюсь на мысль о том, что если уж тебе не с кем спать, учитывая все твои внешние данные, значит у тебя серьезные проблемы по поводу психики. И вообще, я  в последнее время отметила, что от тебя одиночеством веет за километр, причем уже давно. Вот странность, за все годы что тебя знаю, не могу вспомнить ни одной твоей девченки. Ну кроме себя конечно, два года назад. Хотя что за бред – я никогда не была ею. Я просто была…
…Черт дернул меня согласиться на Юлькино предложение поехать с вами гулять! Она то ехала гулять с тобой!
Все так отчетливо помню - как-будто вчера было! Помню кухню, на которой сидели и пили водку с колой. Там еще витраж в двери был такой же, как у меня в квартире. Ты сидел на подоконнике, а я сидела на кухонной тумбочке и засовывала ноги под твою задницу, чтоб теплее было. Не могла удержаться. Соблазняла!
Помню, как вы уходили в магазин, и ты в прихожей меня первый раз поцеловал. Торопливо и страстно – так чтоб никто не заметил. Потом еще долго сидели на кухне. Я истерила – ты успокаивал сексом… И было так сладко.
А на следующий день пыталась найти в тебе слабые места – ни одного сейчас не помню. Был такой ответственный, сосредоточенный: мальчик с характером долга. И еще очень удивился, когда сказала, что мне и так хорошо и чтобы о себе подумал.
А после был такой отстраненный и чужой… Вот тут возникло это чувство неловкости. Судя по всему не у меня одной. И не понятно было, что я вообще там делаю.
Не помню, как уходила. Не помню. А теперь не знаю, как придти. Потому что никак не пойму что же тебе надо от меня. Зачем ты это затеял? И словам твоим не верю. Еще тогда не верила. О том, что тебе всегда было интересно какая я, но ты всегда боялся меня попробовать. Бред!!!
Еще одна порция виски - и спать. И пусть не тревожат мысли о тебе…

Пятница

… Собирала мысли два дня, как бисер на нитку. Теперь я твоя…. Снова твоя… И мысли путаются и с каждым днем понимаю, что все больше теряю себя растворяясь в стакане виски с колой…
Ты позвал – вот она я. И ты забрал. Забрал все самое дорогое, что было на тот момент. Забрал покой и душу. Стала волчицей – за пять секунд до смерти. Вою на луну размазывая слезы. Нет, мама, мне не больно. Просто я заболела… Заболела тоской…
Все было как всегда. Как всегда между тобой и мной. Как всегда между нами. Странные взгляды двух чужих людей становящихся близкими в какой-то момент, чтобы на долю секунды превратиться в одно целое. Странные беседы о чем-то общем и прошлом. Странная любовь – такая приятная для обоих, но вынужденная закончиться утром. Странные признания в чем-то абсолютно нелепом и таком неправильном. В том что давно никого не было. Не верю. В том что можешь только со мной… Не ВЕРЮ. Странные сны под утро… Когда ты лежишь в моих объятьях, а я вижу тебя во сне. Просыпаюсь и боюсь снова уснуть. Потому что все так как не будет никогда в жизни. Там другой мир. Параллельная вселенная, где наши копии нашли себя и друг друга. Где нет боли расставания. Поэтому не спала. Проснулась после фразы твоего двойника: «А меня ты любишь?», а в ответ сказала громко смеясь: « Я в принципе в любовь не верю, но тебя люблю!» Проснулась в ужасе, а вдруг я во сне разговариваю! И больше не уснула…
Утро было обычное для нас с тобой – скомканное как лист бумаги. Зато ночь была… Ливень гуляет по брошенным улицам, ветер коверкает мысли, а на груди светит солнце. И утром еще не осень, но уже зима. Тепло глаз и холод сердец… Может наоборот – не уверена…. Да утро было скомканное, оно стерло все что было. Стало ясно что у каждого своя дорога. И никто из нас не заканчивал мостостроительный. Я умею рыть только траншеи с окопами внутри себя - и прятаться от собственных чувств….
В ночь, когда весь город спал, она красиво прощалась, под музыку проливного дождя и барабанную дробь. Красиво прощалась с собой . А ты ей помог.
Не больно, мама, не больно. Просто осень пришла. А губы в кровь чтоб не расплакаться от счастья…Давай поставим любовь на поток – ведь я не ангел. Не больно, мама , не больно. Просто виски в стакане все больше, а колы все меньше – боль трезвит. Я никогда не видела себя такой трезвой. Не больно мама не больно. Просто сдохнуть хочется от осознания собственного лицемерия. А так…. – совсем не больно. Присутствует даже некоторое чувство эйфории, присутствующее при самоуничтожении.
…зацепило так, что вспомнить смогла что живая…
Мысли материализуются, мама, обещала мыслить позитивно. Два дня как нарушаю. Два дня как размазываю слезы. И в бокале уже давно чистый виски, а в голове бредовые мысли. И собираю осколки счастья  вперемешку с мыслями. Только не придумали еще такого клея, чтобы счастье склеил. А если и склею, то получится беда вместо радости. Лучше разобью еще раз, что бы выбросить.
Мысли материализуются…. Тогда пусть я стану бесчувственной стервой. Чтобы не было больно от того , что теряю себя в тебе. И тебя тоже теряю.
Черт! Пусть синоптики объявят град, пургу, мороз минус двадцать. В сентябре. Бабьим летом. Может хоть это будет причиной не уезжать.  …И причина даже не в тебе, а во всех них. И в том что помню всё все эти два года, а ты нет. И в том, что живу до сих пор.
Телефон молчит так, что режет слух. Слишком долго ждала твоего звонка, что бы слышать гудки в трубке. Слишком долго ждала что бы набирать самой. Слишком долго ждала, чтобы жить по настоящему и поэтому умерла. Слишком долго ждала, чтобы гореть, и поэтому потухла.
Не больно, мама, не больно. Просто смывка закончилась, поэтому смываю тушь слезами… И это уже даже не слезы, а сверх чистый экстракт виски, профильтрованный моим мозгом. Не больно. И боль ты не увидишь, как и моих слёз. Слишком гордая, слишком свободная, чтобы даже просто позвонить...



Пятница
Оказалось, что не такая сильная как думала. Увидела тебя в Сети и сердце заныло и заскулило, как брошенный щенок. Пустишь к себе или нет? Скрещиваю пальцы на удачу пока курю на балконе в ожидании твоего ответа –так что аж суставы выворачивает. Снова тошнит – как всегда от страха увидеть отказ; и острое чувство адреналина наполняет тело и пьянит лучше любого алкоголя. Да чтобы спровоцировать выплеск тройной дозы адреналина мне не нужно прыгать с парашютом – достаточно только набрать определенный номер или отправить сообщение и ждать ответа, ощущая как адреналин внутри, словно кислота разьедает вены. Ответ положительный – мозг в гормональном угаре танцует сумасшедшую жигу, в то время, когда на лице не дрогнул ни один мускул, только зрачки заполнили все и серые глаза стали черными вопреки всем правилам….А дальше пустота… Всепоглащающая, абсолютная….До самой встречи….
За два часа до этого сидела в Маке, пила эспрессо и курила. Гоняла мысли по кругу, о том как все будет на этот раз. Расплывалась в иллюзиях вечерних фонарей. Оттягивала как могла – приехала. Как только увидела знакомый  силует в дымке призрачных луж на асфальте накатило как волной цунами опьяняющее чувство реальности того что ощутила твои губы своими. Глупо улыбалась, глупо отвечала, глупо пила. Спорила не прекращая о чем то вечном – о соотношении времени и человеческого индивида. Спорила скорее не ради спора или того чтобы высказать свои мысли, а только чтобы не молчать. Пряталась за потоком слов, как за стеной. Строила словесные баррикады, которые рушились как карточные домики стоило только просто прикоснуться к обнаженной коже его молодого тела. И по комнате разливается уже аромат «Эйфории», но не той что от Кельвина Кляйна, лежащей в моей сумочке, - Эйфории исходящей от наших тел, которые соединяются вместе, что бы уничтожить друг друга. Эйфории смешанной из дыма сигарет, ароматов виски с кофе,  запаха твоего вымытого тела, запаха крови бегущей по венам, насыщающей каждую клеточку кислородом и страстью, запаха твоих движений. Да именно запаха движений, а не их зрительных образов. Потому что ты, распятая на полу его мощным телом в едином порыве уже не в силах видеть, ты можешь только ощущать аромат каждого движения. Секс и виски… Убойное сочетание. С каждым мгновением времени, которое одновременно пролетает сквозь тебя со сверхзвуковой скоростью всетаки будто бы останавливается в тебе в тот момент, когда ощущаешь первые прикосновения на своей коже. Она плавится как пластик, нет, нет как масло на огне – перетекает из одной твоей ладони в другую. И уже именно ты, а не законы физики, задаешь вектор – направленность моему времени. Я чувствую себя ртутью перетекающей из одной точки постели в другую, под действием Броуновского движения взаимодействия наших тел…
…И вот я лежу в очередной раз распятая на полу в твоей комнате, в очередной раз распятая твоим натиском и напором. Иногда ты напоминаешь мне зверя: сильного и первобытного, неистового в своем стремлении насытить банальное желание плоти. Зверя, граничащего с дьяволом, особое сходство с которым тебе придают твои демонически темные глаза цвета спелого виски. Ты действительно дьявольски искусителен, но и по-ангельски мил. Порой, когда ты в своих движениях порхаешь надо мной мне кажется что я вижу у тебя за спиной крылья. ….Демонический ангел моего тела….Вспомнила свои крылья…Их нет уже много лет. Мне пришлось срезать их тогда – ведь они мешали одному человеку заниматься со мной сексом. Раны зажили не оставив снаружи шрамов, а внутри по-прежнему кровоточат. Сердце, любящее, тоже мешало сексу, и его сбросили с небоскреба, разбив на миллиард осколков. Я до сих пор собираю их по всему миру…и пытаюсь сложить как пазл без картинки…по линиям шрамов…Иногда достаю кофр с антресолей и вытаскиваю оттуда свои отрезанный крылья, примеряю отражаясь в темных окнах города…достаю сердце и как в подсвечнике, зажигаю в нем свечку  и как в пепельницу, стряхиваю в него пепел черных швейцарских сигарет….
…..Разбивалась волнами прибоя о твое тело. Расскажи как это у тебя получается, что в постели с тобой я могу чувствовать себя одновременно и самой грязной шлюхой и богиней на вершинах удовольствия. Ты сжимаешь спираль моего времени так, что она превращается в замкнутый круг, по которому я брожу каждую ночь. Как? Ведь ты самый обычный мужчина. И тем не менее, когда ты накрываешь меня своей ладонью, под которой оказывается внушительный участок моего тела, и передаешь мне сгусток своей солнечной энергии мой по-скромному сумасшедший мир переварачивается и я как Алиса в стране чудес начинаю ощущать и видеть то чего мне не дано природой впринципе. Контакты замыкаются, клеммы перегорают. Происходит взрыв серого вещества, которому предшествует столкновение двух элементарных биологических единиц – как в андронном коллайдере. В результате столкновения и взрыва возникает сверхсубстанция, сверхматерия, сверхвещество, которое существует лишь несколько мгновений, мгновений когда ты ощущаешь его оргазм. Мгновений которые обьединяют вас. И именно здесь, в эти секунды, ты можешь увидеть мир его глазами, а он если захочет – увидит твой мир. И для этого не обязательно любить, но обязательно нести в себе достаточный заряд чувственной энергии солнца. Через несколько секунд кинетика вашего столкновения заканчивается и субстанция снова распадается на два индивидуума. Но если не дай бог ваши энергии слишком сильно  переплетутся, под действием определенных катализаторов; переплетутся так, как переплетаются мои волосы под твоими пальцами – раз и навсегда, то случится непоправимое: твое тело оттянет на себя часть его энергии солнца и ты теперь всегда будешь смотреть на мир его взглядом. Но самое страшное, это если твое внутреннее солнце было недостаточно мощным и ему не передалась взамен на его энергию твоя. В таком случае он никогда не увидит мир сквозь призму твоих глаз, а на тебя будет смотреть, как на утекающий сквозь пальцы песок – с легкой улыбкой и без сожаления. А ты будешь пытаться вытеснить из себя его энергию, будешь выцарапывать себе глаза только что бы не видеть мир в его красках, уж лучше в полутонах сумрака слепоты; будешь выковыривать душу чтобы отбелить ее Ванишем, а покрасить в черный смолой. Ты все это будешь делать, но потом и может быть не с ним. А пока он растворяется в тебе как яд в крови. Пока он называет тебя дурочкой на кухне, за то что ты пишешь все эти вещи о нем. Пугает тебя призраком влюбленности. И говорит что не хотел бы называть тебя дурой. А ты назови!!!! Думаешь с вызовом. Ты сам дурак, если не понимаешь то, что я тебе обьясняю. Как обьяснить что вижу все по другому. Для меня жизнь это….холст, лист писчей бумаги, лицо….не знаю выбирай что тебе больше нравится.  Работа, карьера, деньги, любовники и все остальное это как сумка с аксессуарами для макияжа или с кистями для красок.. Не суть, не важно – это всего лишь аксессуар, рисовать можно и пальцем. Главное что бы было чем рисовать, на чем, и что. Так вот, пойми, я рисую на холсте собственной жизни, с помощью разнообразных аксессуаров. Рисую специальной краской, называется она – чувства. Рисую я – себя, любимую. В таких тонах которые есть под рукой и которые я сама выбираю. А ты – ты это пигмент этой краски, который придает ей оттенок. И вот в зависимости от того, что я чувствую по отношению к тебе, краска приобретает более яркий или тусклый оттенок, она становится радужной или черной, слова приобретают сильные или слабые интонации. На холсте в красках или на мониторе в словах возникаю я, созданная самой собой и оттененная тобой. Что бы еще больше тебе упростить понимание скажу примерно так: для того чтобы чувствовать себя живой мне недостаточно кардиограммы на мониторе, мне необходим накал страстей, вызванных чувствами по отношению к людям, которых я допускаю в свою мастерскую. Какими являются эти чувства от тебя практически не зависит, потому что они мои, а ты всего-лишь придаешь им оттенок своим присутствием. Я сама делаю себя счастливой и несчастной, сама причиняю себе метафизическую боль или радость. Поэтому не тебе судить о необходимости этих чувств. Они нужны моей душе, моему мозгу как кислород необходим для полноценного существования организма. Без них краски смоются с холста и меня не станет. Они мои, -тебе же я отдаю свое тело. С правом посетить мастерскую и подсмотреть за тем как и что рисую.
… Я хочу что бы понял что я пишу не конкретно о тебе, хотя многие вещи взяты из твоей так называемой реальности. Я пишу о тебе абстрактном. Ведь не знаю тебя, но я вижу тебя каким то, каким-то воспринимаю. И это восприятие, не столько тебя, сколько человечка преподнесенного мне судьбой в данный конкретный момент времени. Может быть оно пройдет, изменится и я начну писать о ком то другом, а может так и буду отливать фразами абстрактный образ в котором ты по каким то деталям узнаешь себя или кого то другого. ..И пишу я ни для кого. Я пишу для себя, что бы можно было перечитывать потом – ведь память не совершенна и я часто забываю о чем думала секунду назад. Пишу потому  что если сдерживаю эти слова в себе, то они душат меня изнутри, а как только выплескиваю их на бумагу получаю шанс сделать короткий вдох. Короткий, потому-что затем начинаю перечитывать написанное и по какой то необьяснимой причине оплакиваю каждую строчку. Я в жизни так не плачу, как над этими электронными строчками. Горло сдавливают ледяные металлические пальцы, с острыми стеклянными когтями, которые впиваются сквозь плоть тебе в глотку в тщетной попытке вытащить оттуда комок боли перекрывший ее. И ты не можешь ни вдохнуть ни выдохнуть. Только слезы стекают по щекам. Нечто подобное ты наблюдал вчера ночью. Нет я не плакала, когда читала тебе свои строки. Ведь я была под анастезией из виски. Нет это было позже, под утро. Когда ты думал что я замерзла. Нет это был не холод. Просто я почти протрезвела уже – чувства обострились и я не смогла их контролировать. Ты увидел то что я должна испытать с некоторыми мужчинами. С кем то из вас это повторяется всего один раз, а с кем то так всегда. И это не запоздалый оргазм, нет, это нечто другое. Это когда от ощущения твоего присутствия, от накала эмоций, когда они вырываются наружу кожа становится «гусиной», тело начинает колотиться в мелком дребезжащем ознобе, дыхание становится крайне поверхностным – как у фырчащего ежика. Тебя трясет как в шейкере. Ты ничего не можешь сделать. Вдохнуть нормально не получается. Сердце бьется с частотой  почти 200 ударов в минуту. Оно уже готово остановиться. Мозг готов умереть от недостатка кислорода. Зубы крепко стиснуты. Но ты живешь. И что очень странно, как то отрешенно слышишь свой голос, остающийся абсолютно спокойным. Затем это проходит так же внезапно, как и началось –тремор успокаивается, воздух наполняет легкие. Но ты ничего не можешь объяснить. Это не от холода, как  он считает, это от него, ведь ты способна переживать такие приступы даже в сорокаградусную жару. И чувствую себя после этого абсолютно оголенной душевно. Лежу под приятной тяжестью твоих конечностей закинутых на мое тело – как  последний аргумент того что я вся целиком и полностью в твоей власти….

 Суббота
….Я вот все думаю… Нет, нет не о тебе сейчас – не о тебе. А о том, как назвать все то, что я пишу. Ведь, когда рождается человек -  ему обязательно дают имя; почему бы не дать имя и моим мыслям, родившимся на бумаге? Сначала назвала по-Адлеровски: «Дневники Шизофренички», теперь передумала. Да, здесь присутствуют некие проблески сумасшествия, но это еще не шизофрения…
…Может «Откровение»? Хм.. Откровение о чем,- о тайных лабиринтах моей души? Нет, не думаю, это не откровение. Для него здесь слишком много полемики о моей банальности и борьбе с ней, слишком много, пожалуй, и сексуальной откровенности, балансирующей на грани пошлости и извращенного изыска. Ведь это пошлость так открыто отдавать бумаге и чернилам каждое твое прикосновение… И мой дневник становится похожим уже не на признание истерзанной души, а на слюнявый дамский романчик.
Пытаюсь представить свои строки как предмет из материальной жизни….Почему-то провожу параллель с ярким цветастым одеялом, сшитым из множества разномастных лоскутков. Так и мои слова превращаются на бумаге в разноцветный куски ткани – они все разного стиля, написаны по-разному, но об одном – обо мне. В них я пытаюсь сама себе, как учитель школьнице, объяснить свою суть, понять себя, полюбить. Я сшиваю эти лоскутки нитками воспоминаний, пронзающих меня сквозь годы или секунды, - не важно. И вот – я беру бритву и разрезаю сшитую ткань. Я крою. Теперь я стою перед тобой абсолютно голая, в платье, сшитом из мыслей, чувств и памяти. Обнаженная королева…Для кого-то может да, но не для тебя… А что для тебя я?...Тело, с которым можно, потому что оно никогда не против?...
…Что, мама? Алкогольно – не больно? Нет, мама, больно, хоть и алкогольно. Размазываю эту боль, перемешанную со слезами по пасторалям чужих сердец. Пытаюсь отдать, подарить – не берут. Меня, живую, берут, а боль мою нет…Проглатываю красный сироп кровотачящих губ, зашиваю их сигаретами. И оттиск моих зубов у тебя на груди как ордена на кителе…
Споткнулась в городе об мысль о том, что я тебя ни капельки не знаю. Остановилась. Задумалась. Знаю все в тебе: знаю черты твоего лица, твои карие глаза, твою медвежью бороду (все боялась что она колется – оказалась мягкая и родная); всклокоченные волосы твои знаю, знаю твое тело, твою музыку, твои книги, знаю твои движения, когда ты куришь и щуришься, знаю твои объятья, когда ты спишь. Так много всего знаю, а тебя во всем этом как будто и нет. Потому что не пускаешь дальше этих книг и этой музыки, не пускаешь дальше пределов собственного тела… Какой ты? Сладкий или терпкий? Острый! Я не знаю…
Сам же мне и вдалбливаешь в пьяном споре, что я тебя совсем не знаю, иначе никогда не стала бы так откровенно писать о тебе.. Не стала бы потому что ты сплошная проблема, боль… Ты себя переоцениваешь милый. Говоришь, что не стоит в тебя влюбляться, потому что мне это принесет лишь страдания… Как же ты ошибаешься…
Я бы и хотела сказать что люблю тебя, но получается  только лишь «ненавижу». Ненавижу за странную дрожь в моем голосе и теле; ненавижу за то удовольствие, которое приносишь. Ненавижу уже за то, что знаю, что ты скоро исчезнешь, а я отпущу. Мне жаль терять в тебе единственного, за много лет человека, с которым ты можешь обсудить то, что тебя действительно интересует, и который не  скажет тебе что это полный бред. Того, кто может выслушать и понять, или не понять, но все-равно выслушать. Того кто не боится назвать тебя банальной, восхищаясь при этом тем что ты пишешь. Человека, который при встрече и расставании говорит: «Странная ты… Молчишь-думаешь про меня всякую фигню.» А ты улыбаешься и отвечаешь, что фигню то ты конечно думаешь, но только не о нем, а о себе. Опять идет дождь, опять вы идете по лужам к нему домой. И я ненавижу тебя за эти слова, за эти лужи, за этот дом, за яркий луч твоей улыбки в темноте мостовой. Ненавижу даже не тебя, а саму себя. И покупаю на эту ненависть чувства, на все, без сдачи… И ты вроде как не при делах…
…Только вот в пять утра, выходишь на улицу и смотришь на унылый градусник. В нем ртуть застыла на плюс одиннадцать. Но тебе кажется что она не застыла – она просто устала падать, и остановилась так и не разбившись о нулевую отметку.
Кутаешься в свитер, в автобусе, а хочется закутаться в плед. Сонные люди, сонные пейзажи – на небе странное свидание: бледная луна где-то в области грибовских пляжей и яркое малиновое солнце выползающее из озера. И впитываешь в себя энергию этого первого солнца, намного более жадно, чем тепло утреннего кофе. Заряжаешься позитивом. Позже, на остановке, пытаясь трясущейся рукой подкурить первую сигарету и не вылить при этом на себя кипяток чая,  с удовольствием вспоминаю твои объятья. В них так жарко было. Хочется переплестись с тобой ногами и руками, как деревья переплетаются своими кронами и корнями, уткнуться носом в солнце у тебя на груди и слушать твое сонное сопение. Сквозь легкую дремоту  пытаюсь угадать время по мерному биению твоего сердца и тиканью треугольника часов на полке. Ловлю пыльные клубки сновидений по углам комнаты. Прищуриваюсь от лучей солнца, нагло стучащих в окно и прячу довольную улыбку в покрывале твоих плеч. Слушаю разговоры твоих соседок. О тебе. Просыпаюсь, пытаясь нащупать в отражении чужого зеркала свое некрасивое лицо. Долго распутываю спутанные твоими порывами волосы. Потом бросаю эту затею – бесполезно. Возвращаюсь к тебе, чтобы вытащить перышко из твоей косматой бороды и снова любить тебя.  Улыбаюсь молча. «Странная. Молчишь и думаешь всякую фигню…» Иду… Впитывая каждой клеточкой свежий воздух улиц. И совсем не холодно. Мышцы тела такие безвольные, слабые уставшие, тают в отъезжающей машине… Счастливая… Думаю прощаясь…
…Говори обо мне потише и кури обо мне погромче…


         ПИСЬМО
Ты даже не представляешь как я рада…Как я рада что знаю тебя и могу все это написать…
Это мое первое и последнее письмо к тебе. Это так старомодно и наивно писать письма, тебе не кажется? И в тоже время так эротично, что ли? Действительно, что может быть эротичней, чем мысли на бумаге. Боже, это тихое помешательство, психоз; но такой – исцеляющий…
На чем я остановилась? Ах, да! Это мое первое и последнее письмо к тебе. Я уверенна даже в том, что не отдам его тебе, но точно знаю что нужно его написать. Ты ведь знаешь, что я пишу о тебе – пишу много и откровенно, но все то написанное – это совсем другое…Я не знаю,  как объяснить. И там и здесь я пишу об одном и том же, но это разные вещи. В первую очередь, потому что это письмо – мое прощание. Прощание с тобой. А еще это возможность рассказать как я рада тебе.
Ты скоро уедешь – исчезнешь в поисках себя или чего-то другого. Не знаю. А я останусь на своем личном вокзале. На который никогда не приходят поезда. Они отсюда только уходят в огромный мир под названием жизнь. А у меня всегда был собственный мир, отдельный от всех других. Может быть, поэтому меня практически никто не понимает. Я всю жизнь живу в этом мире, сама наполняю его воздухом и цветами, сама приношу туда боль и радость. С легкостью пускаю в него людей из каких-то других миров. Они с легкостью уходят. А я отстраиваю после них руины собственного мира. Почему так, никогда не могла понять, - если пытаешься кому-то доверять, пускаешь его в себя, а ему – гостю, не нравится то, что он видит или он не понимает этого, то обязательно нужно все разрушить, подломить под себя. Только ведь из разбитых кирпичей крепкого дома не построишь. Поэтому стараюсь не ломаться…
….Мне кажется, что ты вышел откуда-то из средины моего мира…
Извини…  Я все время отвлекаюсь. Только мысли ускользают как бабочки, поэтому хочу успеть написать все…
Да, твой поезд тоже уйдет с моего вокзала. Ты уедешь строить свой собственный мир. Я останусь, и буду бродить по тихим улочкам своей памяти, перелистывая какие-то моменты. Я не буду страдать и мне не будет больно. Я буду тихо улыбаться утреннему солнцу и холодному дождю. Потому что ты, уехав навсегда,  оставил во мне это чувство. Не любви. Нет. Чувство успокоения и целостности.
С каждой нашей новой встречей, с каждым приближением отъезда, я становлюсь спокойнее. Мой разум становится сильнее. Моя душа и сердце излечиваются наконец-то от той вечной скуки и печали, которые переполняли их. Чем больше ты входишь в меня, чем больше я отдаю тебе свое тело, чем ближе расставание, тем ярче я понимаю, что стоит жить. Жить и никогда ни о чем не жалеть. Что одиночество у окна тоже может быть сладким…
Я не могу объяснить это с точки зрения понятных и известных мне наук, но почему-то именно ты, спустя и много лет и много мужчин до тебя, стал именно тем, кто смог заполнить мою внутреннюю пустоту.
А может это всего лишь очередная иллюзия моего разума? Но я точно знаю – я теперь не полая – я наполнена тобой как смыслом, как бутылка наполнена виски, как свитер наполнен телом. И это наполнение приносит мне удовольствие, а не боль как обычно.
Ты - мое лекарство от опухоли, отравлявшей меня много лет. Вакцина, дающая иммунитет перед жизнью. И я искренне благодарна тебе за это. И за то, что никогда не отвергал когда приходила. Хоть знаю, как трудно спать с человеком, которого совсем не любишь. А может легко, а трудно наоборот – спать с теми, кто любим? Запуталась. Но все равно, если тебе было трудно – спасибо.
Ведь я пишу эти мысли не для того чтобы просить тебя о чем-то, это было бы глупо. И не для того чтобы изменить твое отношение ко мне, а именно чтобы в чувствах, эмоциях высказать свою благодарность.
Ты уйдешь. Возможно, скорее всего, мы больше никогда не увидимся, но я всеже попрошу тебя об одном, если позволишь: никогда не стирайся из моей памяти, как все остальные. Никогда, слышишь. Если и ты сотрешься – значит меня уже нет.
Да, ты уйдешь. И я попытаюсь улыбнуться тебе на прощание. Я теперь вообще всегда буду улыбаться. Хочу чтобы ты запомнил меня именно такой: глупой, наивной, улыбающейся, откровенной девочкой; анорексичной самоуверенной пугливой дурочкой, курящей очень много и пьющей очень мало. Никогда не стареющей. Хочу навсегда такой остаться – молодой. Улыбающейся сквозь слезы всем кто меня ненавидит и плачущей от счастья с теми кто любит. Это так просто. Указательными пальцами обеих рук два раза под ключицы. Два раза в направлении собеседника. Два раза под ключицы…
….Мураками по ночам и босанова в плеере только подчеркивают мое выздоровление. С бокалом в руке и сигаретой, босанова, босиком по холодному полу, до тех пор пока не начнет покалывать мышцы. Так и с тобой всегда – не успокаиваюсь, пока не покинут последние силы. И жалею, что пьяная.
Я не знаю, понимаешь ли ты меня,. Да и мне, наверное, это и не нужно – чье-либо понимание. Мы так многого не знаем о мире, что о понимании не может быть и речи. Но ты слушаешь мои пьяные мысли и за это тебе спасибо. А еще большое спасибо, за то, что изредка высказываешь свои пьяные мысли.
Спасибо за секс. Отдельное спасибо. Он бы всегда таким…звонким что ли. Таким как я люблю. Доверительным и откровенным. Без излишней пошлости и грубости. Именно откровенным. Я не знаю, каким он был для тебя, а для меня таким. Может я показалась тебе не слишком, не достаточно умелой и скованной, но это все от страха, страха неудовлетворить тебя; страха, что ты растаешь, исчезнешь, что все это пьяный бред. А на самом деле я всегда хотела тебя каждой клеточкой и мне всегда было непередаваемо хорошо. Всегда хотела полностью обладать твоим телом – от кончиков волос на голове до кончиков пальцев на ногах. Хотела дать тебе какое-то особое наслаждение, а в итоге, мне кажется, всегда была такой банальной.
Ну вот и все мои спасибо, в принципе. Пришло время прощания. Возможно навсегда.
….Вытираю слезы. Щеки остаются влажными и прохладными – будто бы размытыми в дымке тумана. Подхожу. Сама целую тебя. Ты обнимаешь. И я стою прижавшись, уткнувшись носом в твою шею. Запоминаю твой запах. Пропитываюсь им, как бисквит пропитывается ромом. Запоминаю. Что бы когда-то, где-то наткнувшись на него, застыть с удивлением и оглядеться. Нет показалось. Так теперь будут пахнуть все мои мужчины и женщины. У тебя на шее бьется жилка. Считаю пульс сантиметрами расстояний расставания. Прикасаюсь к ней губами. Ну все…пора…Прощай…
P.S.: Вдруг так тихо сделалось в моем мире без тебя…(Я.Л.Вишневский «Одиночество в Сети»)   




Воскресенье.
Лучше гордо выслушивать твои раздраженные упреки в мой адрес за то что придумала глупость, чем сидеть обиженно в углу и злиться на себя за то, что не сделала этого.
Ты не тот персонаж говоришь. А я убеждаю что имела ввиду другое, нагло пытаясь тебя обмануть. Тихо смеюсь, а сама громко вытираю слезы истерики, чтобы ты не услышал их на том конце земли. Понимаю, что обманываясь сама тебя не могу обмануть. А еще понимаю, что все равно сделала бы точно также: также написала чужие слова на стене, также кликала обновляя «Контакт»,. …И плевать что у кого то от моей откровенности температура теперь 37,7. У тебя она всегда 36,6, ну а у меня чуть ниже. Мне плевать что ты скажешь своим друзьям, объясняя мое поведение. Мне плевать, что ты скажешь им обо мне. Сумасшедшая шизофреничка? Да! Мне необходимо быть такой! Мне нужно ради кого-то гореть и тухнуть, склеиваться и разламываться. А под руку подворачиваешься ты. Это просто стечение обстоятельств, стечение судеб.  Все в наших отношениях изначально- это стечение обстоятельств. Я ничего не придумываю.
И ты не менее сумасшедший чем я. Ну кто еще кроме как не мы с тобой может обречь себя на добровольное одиночество. Ты отвергаешь общество, становишься отшельником, в то время когда мой черный телефон становится для меня новым богом. Это одна из последних ниточек, связывающих меня с тобой. Ты отвергаешь выпивку, наркотики, секс и уходишь читать умные книги. Хм… Я же полная тебе противоположность. Пью, курю, трахаюсь по пятницам и всем другим дням недели. Растворяюсь в людях, оставаясь внутри капсулы своего одиночества. Для того что бы читать умные книги мне не нужно куда-то уходить и от чего-то отрекаться. У меня свой собственный сплин. И чем более активно ко мне внимание окружающих меня людей, чем их больше, а их желания по отношению ко мне сильнее – тем крепче мой сплин.
…Любовь – это когда хорошим людям плохо…
Да и пересекаемся мы с тобой только в плоскости этих книг, да еще может быть наших тел. Все остальное лежит в разных плоскостях – в этом ты прав. Господи, да ты всегда во всем прав. Неправ только в том, что ты есть.
Понимаешь, понимаю, что тем что звоню и слышу что тебе не нужна и плачу, я причиняю себе острую боль. Боль, вызванные глазами самого крепкого чая, которые не со мной. И эта боль, вперемежку  с моими угловатыми слезами приносит мне странное облегчение. Мазохизм ****ь.
Прошу тебя сейчас об одном: вернувшись когда-нибудь оттуда откуда  не вернуться, сохрани для меня самый драгоценный кусочек себя. Нет, не твой среднестатистический член. Принеси мне кусочек тела, лоскут кожи с груди на котором наколото солнце, под которым бьется твое сердце. Сердце не знающее допаминовой комы под названием «любовь». Принеси – я брошу его в корзину с трофеями и буду молиться ему по ночам как языческому богу.
А еще, помнишь я просила пообещать никогда не стираться из моей памяти, иначе тогда я перестану существовать? Помнишь? Так вот – я закрасила твою надпись в памяти темной кровью из вены. Мне не было жалко рук и не было жалко рубцов на запястье. Закрасила. И вместо тебя вписала чужое имя и чужое тело. Чужим почерком в чужой уже памяти. Ведь меня не стало. Я закрасилась вместе с тобой. 100 мл алой крови из вены. Проглотила как барный шот, закусив кусочком лайма. И улыбнулась победно пустоте многоточий – я сохранила свой сплин…
 А знаешь ли ты как я плачу? Как я плачу по тебе, когда тебя нет? Может ты видел мои слезы, слышал их, трогал на пульсирующей шее? Нет, не слышал. Нет, не знаешь.  Что я плачу по тебе крепче, чем за погибшими, глубже, чем мать плачет за мертвым тельцем мгновенье назад бывшим ее ребенком. Я задыхаюсь от этих рыданий, тону в них, размазывая сопли, перемешанные с макияжем по моим крутым скулам. Сладкие, сладкие слезы вкуса счастливой карамельки.  Нет, ты всего этого не знаешь.
 А знаешь как я улыбаюсь? Улыбаться – это тот же секс. Особенно яростно я улыбаюсь когда мне больно и хочется сдохнуть. И тогда люди вокруг удивленно спрашивают : «Почему ты такая счастливая сегодня?» Я не счастливая – я мертвая, а улыбка это просто тремор мышц. Оргазм души. Нервный спазм не желающий распрямляться за которым спрятан оскал всепожирающей злости.
А когда я искренна я улыбаюсь одними уголками чеширских губ и глазами цвета летнего асфальта. Пряча все это за сигаретным дымом. Вот почему я так много курю. Ты куришь и отворачиваешь глаза в грязный пол. Тебе нечего сказать, ты еще не готов.
 Ты не готов к той улыбке, которую я надеваю после секса с тобой.
 Что заводит тебя испытывать стыд? Меня заводит утреннее солнце в окне и твоя рука на груди. Мне стыдно что я не знаю убрать ее или нет. Уйти или остаться. Я стыдна что не знаю хочешь ли ты меня протрезвев. И совсем не стыдно стоять перед тобой голой и рассказывать о растяжках на коже и утренней тошноте.  Совсем не стыдно засовывать руки тебе под халат и смотреть в глаза которые не отражают меня. В них видны дюны пустыни.
Не стыдно целовать свою лучшую подругу в губы на глазах у ее парня. Целовать откровенно, сильно, как мужчину которого хочешь. Ласкать ее шею губами. И ловить себя на том, что ****ь мне это нравится.
Разве ты знаешь меня такую? Нет! И никогда не узнаешь.
А ведь это все так просто. Просто идти по улице и приклеивать к себе улыбки прохожих. Просто футболить ногами золотые фонтаны листьев отголосков остывшей осени. Просто не надела белья и теперь просто хочется теплого секса, как по утрам хочется теплого чая.  Просто плакать глядя на облака и улыбаться пробуя дождь.
Просто хочется отдаться каждому встречному мужчине, что бы они выпили меня до дна. Чтобы насытить свой голод по тебе. Но наверное и тогда будет мало и придется отдаваться еще и женщинам…
Обними свою милую шлюху и скажи, что я только твоя…
 Я не шлюха милый, нет. Шлюхам платят деньги за то, чтобы они спали со всеми кто этого захочет. А я …сама всегда выбираю с кем трахаться и  выбираю цену чувств, которые плачу. Поэтому все вы  мои милые сладкие мальчики – все вы мои маленькие шлюшки…
А какая я – ты знаешь? Недавно мой брат в разговоре со своим другом решил рассказать ему какая я. Знаешь что он сказал о человеке, видевшем его боль? «Эта Сука – вскроет тебя как консервную банку и вытащит из тебя душу. Пока ты будешь биться в агонии чувств к ней – она выпьет твою кровь, с наслаждением, как утренний кофе. Затем сожжет твою душу, как старые фотографии., а пепел развеет. И будет ходить по нему каждое утро, стуча своими изящными каблучками, на работу.»
Я улыбнулась тогда и ответила, что мне так много не надо. Я заберу только тело, а души свои можете оставить Дьяволу.
Да, я такая иногда бываю.
Все и всегда пытаются меня убедить что я не стерва, а хорошенькая маленькая девчушка. Как же вы ошибаетесь. Просто и моей душе иногда нужно устраивать выгул. И тогда во мне проскальзывает человечность. А во всем остальном, я лишь театральная постановка, затянувшаяся на года. Я сама играю этот жуткий фарс под названием любовь и жизнь. И сама себе аплодирую. Ты не знаешь меня никакую…

….Вступила в пепел твоей души как в дерьмо. Теперь сижу и думаю что отмываться придется долго.
 Еще думаю о том, что 20 ноября, в день когда ты уедешь в свою известную неизвестность я похороню тебя. Да, я решила устроить тебе похороны. Мне проще оплакать тебя один раз на могиле твоей памяти, чем все время вспоминать о том что ты где-то есть. Я положу свои воспоминания в красивый хрустальный гроб, хотя скорее в пачку из-под сигарет и зарою их внутри себя, где-то под поджелудочной. И буду плакать напиваясь ромом с колой, потому что все виски выпил ты.
А утром проснусь как ни в чем ни бывало и буду жить дальше.
Даже на фотографии твои смотреть не буду. Только иногда буду приходить к тебе на погост. К тебе живому, как к мертвому.
А если ты все-таки вернешься – я не отвечу на звонок. Найду силы и пройду мимо. Зайду тогда в ближайшую подворотню и разрежу себе ладонь, что бы заглушить боль, что бы согреться теплой кровью.
Мама, у нас есть спирт? Зачем тебе, девочка? Хочу сердце заспиртовать, что бы больше никогда не любило, что бы больше никто не разбил.
Внезапно, сегодня на работе, почувствовала, то что ощущала когда ты в меня входил – мерцательную аритмию моих предсердий. Это как бабочка в банке, бьющаяся об стекло. Вдруг стало так приятно, как будто ты рядом. Будто держишь меня за руку и шепчешь глупости на ухо. Потом ушла глушить себя сигаретами и все прошло. Шутила с кем-то о любви, а хотелось в серьез и с тобой. Поэтому глупо улыбалась в трубку чужому голосу коллеги.
А что если я удалюсь из сети,  в статусе написав: «Умерла, чтобы быть с тобой.»?  И дорисую черную полоску к фотографии? Забьется твое сердце чаще или реже? Но тебе все равно. И даже если тебе принесут весточку о моей реальной смерти в четыре утра в твою японскую постель. Ты всего лишь рассеянно переспросишь о чем идет речь и безмятежно уснешь с мыслью о том, что еще одной сумасшедшей стервой в твоей жизни меньше.
И в нашем доме никогда не будут гореть свечи и никогда не будет слышаться детский смех.  Потому что этого дома никогда не будет. Ты же знаешь насколько я не люблю, ненавижу детский смех. Ради этого не стоит умирать.
Так просто было полюбить тебя – как затянуть тугой узел на шнуровке твоих кед.  И ты затянул этот узел всего лишь одной улыбкой, одним поцелуем в прихожей. В ту ночь я была необычайно впечатлительна. А этой я никак не могу развязать этот узел. Ломаю ногти и выворачиваю пальцы. Корчусь на полу от боли. В результате беру лезвие и разрезаю его.
Больно, мама, больно! Шепчу в бреду, пока мне перевязывают руки. Не больно мама, не больно! Не плачь, мама, я не стою твоих слез, ведь он, сука!,  так и не смог меня полюбить. Не плачь, мама, ведь я осталась жива, мама, теперь плакать придется мне. Зачем ты родила меня, мама? Что бы он меня никогда не любил? И рвет наизнанку черными слезами безысходности. Врачи сшивают мои запястья, а вместо этого прошу скальпель, что бы разрезать душу на лоскуты. Сплевываю кровь с разбитых твоими поцелуями губ. Вытираю грязь твоих фраз со своего лица. Снимаю кожу, как змея, чтобы снять с себя твой запах и забыть волосы цвета имбиря и корицы. Готова продать, отдать все свои органы. Они помнят все. Легкие дышали одним воздухом с тобой, сердце качало кровь наполненную твоими гормонами. Губы говорили твоими мыслями, а мышцы запоминали твои движения. Каждый отпечаток ладоней, въелся в мою кожу, разъедая ее кислотой.  Хочется блевать. Но даже рвота несет память о тебе. Хочется умереть – искренне и правдиво что бы не думать о том, что возможно во мне умер твой сын. А может это просто такой странный сбой цикла? И к гинекологу никогда не пойду – боюсь, этой правды мне не надо. Здесь я согласна допустить ложь. Иначе точно не смогу жить с этим знанием того, что потеряла не только тебя.
Все завтра же похороню тебя. Решено! Забыла!
А двадцатого обещали тепло. Да, милый, когда ты уходишь на улицу, вместе с тобой всегда выносят тепло. А накануне идет дождь. И дождь шел всегда, когда я приходила. Даже той зимой.  Помнишь? Нет, ты не помнишь, милый. Ты забыл меня так же, как я забываю выпитый утром кофе. Также быстро, как я забываю всех тех, кто любил меня безудержно и неуемно. В чью жизнь я принесла смысл, а потом его забрала, как любимый свитер из чужого шкафа.
И это такая злая ухмылка судьбы: слышать чужой голос в трубке, обещающий скорую встречу после долгой разлуки. Чужой голос, носящий твое имя….

Четверг
Я сегодня крашу губы красной помадой. Играю в роковую женщину. Это так жизнеутвердительно. И чужие мужчины обрывают весь день телефон, просто что бы еще раз услышать мой голос. Что-то во мне изменилось, вот только что? Может сказывается отсутствие тебя. Это как редкая болезнь, когда не хватает в организме какого-то гормона или элемента. Только здесь не хватает тебя….