Я кричал и пил, и пел и плакал

Я кричал и пил, и пел и плакал.
Но теперь я знаю: это сны.
Пусть взойдёт воззрение нигмапы
на полях моей родной страны.

Пусть Падмасамбхава вмиг разбудит
ото сна великий наш народ:
мы ведь люди - мы ведь тоже люди!! -
плот подарит нам, волшебный плот.

Мир, признаться, весь я ненавижу,
он, наверное, так же и меня.
Много плакал я и пил, но ближе
Гуру Ринпоче день ото дня.

Что же? Вдаль пойду своей дорогой,
старой, одинокой и сухой,
только...не приму я больше бога,
слишком он, дружище, молодой.

И, главу склонив к весенней иве,
как Есенин ночью в кабаке
в гуще дев блудливых, я счастливый
в день один исчезну в той реке,

что как дым из душ людских, втекая
в мир иной, большой как океан,
наполняет разум наш до края,
несмотря на хитрость и обман.

Может быть, себя не обнаружу.
Может быть, совсем на оборот.
Гумилёв писал, он видел в луже
запах океанских всех широт:

"В каждой луже запах океана,
в каждом камне веянье пустынь."
Мне теперь совсем уже не странно

то, что я один, всегда один...