Бесконечное

В детстве, когда я пытался представить себе бесконечность, она воображалась мне чем-то очень прекрасным. Изучая по книгам ход истории, или заглядывая в звездное небо, я видел ее божественной, непостижимой, постоянно обновляющейся неисчерпаемой бездной. Засыпая на руках у матери, я ощущал бесконечность любви, мечтая о предстоящей жизни, видел бесконечность возможностей. Тогда я и представить себе не мог, что она имеет форму круга. Но об этом позже. Все началось в тот день, когда ушла Дора. Тихо, без лишних слов, она повернула ключ в замке с обратной стороны, и я понял, что с этого момента все никогда не будет уже как прежде. Первые часа два я был еще в состоянии мыслить. Если бы только кто-нибудь знал, как отчаянно я любил ее. Эти восхитительные, живые голубые глаза с искоркой задора, ее курносый носик, которым она так смешно терлась о мой подбородок, эта лучистая улыбка. Она – маленькое совершенство, с головы до пяточек, всегда такая простая и веселая, с ней было легко. Сердце мое радостно замирало в ожидании приятного вечера, когда я видел ее точеную фигурку в конце аллеи. Такой я знал ее вначале. Когда мы начали жить вместе - это стало началом конца. Я привязывался к ней все крепче с каждым днем и только ночами, когда она иногда оставалась на работе, лежа один в темноте и думая о ней, я находил в своем сердце довольно странные чувства. Я знал, что Дора сейчас там, болтает с подругой, упаковывает товары, красится, пьет кофе, дурачится. Сейчас где-то там под потолком светит тускло-желтая лампочка, может она зевает, может, хочет спать, но не думает обо мне, никогда не думает, если только о том, съел ли я приготовленный обед в холодильнике. А зачем думать, я вошел в привычку, ее маленькая душа быстро освоилась со всем этим, можно жить дальше… Пустышка, пустышка…. Нет. Хватит. Спать. Я не буду больше думать, и все же…. Я настолько боялся остаться один, что заставил себя поверить в эту любовь.
Но когда она ушла, мне стало безразлично все, что я ранее думал по этому поводу. После боли наступает пустота. С абсолютно пустым, безжизненным взглядом я просидел полусуток у открытого окна. Время, совершенно особенным образом отражалось в моей голове – оно надломилось, и теперь текло и уплывало от меня в разные стороны. Ничего не могло произойти, потому что ничего не происходит там, где нет времени. Я ясно осознавал полноту отчаяния своего положения. Милостивое, святое время, уносящее с собой боль и тревоги, заполняющееся постоянно чем-то новым навсегда покинуло меня. Я остался один посреди серого зимнего неба в моем окне. На подоконнике лежал снег, воротник моего свитера заиндевел от дыхания и мороза. Тогда я встал, одел пальто, и вышел, понимая, что сюда не вернусь уже никогда. Как же я тогда ошибался…
Поднималась метель, темнело, я шел, не застегивая пуговиц, ветер трепал мои волосы, в них застревали снежинки, таяли. Вот и все, что я тогда мог ощущать. Мысли о Доре, да и вообще мысли куда-то исчезли, отступили на второй план. Недели безмятежной тишины разума, без единой мысли в голове, дни, когда я шел километры и не помнил ничего, вечера, когда я шатался как пьяный и редкие прохожие принимали меня за бомжа. Заходя в подъезды, я ночевал на ступеньках, серые однообразные грязные ступеньки, которые тянулись куда-то вверх и никогда не заканчивались – я видел их во сне. Сны и явь перемешались, кто-то назвал бы это сумасшествием, а я до сих пор считаю волшебством. Я видел свое лицо над черной бездной колдовского зеркало, прошлое и настоящее клубилось в безвременье, как дым из гигантского котла, но будущего там не было. Мимолетной мыслью я отметил, что, наверное, скоро умру и отнесся к последнему совершенно безразлично. С некоторых пор я начал сторониться людей. Почти с болью физического прикосновения я начал ощущать их взгляды – грязные, липкие, полные благополучия и любопытства, взгляды в спину, в лицо, в глаза. Боги, как хотелось мне тогда просто рассыпаться на молекулы, и только однажды я нашел сочувствие в глазах умирающей кошки. Выйдя в вечерних сумерках однажды к заброшенному кладбищу я решил остаться там. Найдя скамейку, на которой можно спать я лег. Моей немой собеседницей по одиночеству могла бы быть та девушка, что, не отрываясь, смотрела на меня с медальона. Невесомая фигура, хрупкие плечи, ее абсолютно мертвое еще при жизни лицо не таило в себе никаких человеческих эмоций. Профиль, точеный из мрамора, сжатые губы, неестественно бледные щеки, жили только огромные черные глаза с легким вишневым оттенком – в них из под покрова огромной космической пустоты светило такое нечеловеческое солнце, что мне стало страшно. Почему памятник треснул и покосился? Почему надпись давно стерлась? Почему все они там, за забором в городе смотрят и не видят, не приходят любоваться этой красотой? Почему здесь нет цветов? Ее лицо теперь выражало грустную полуулыбку. Я хотел подарить ей красную розу, да, да, красное на белом, снег обязательно растает, она будет жить, будет снова улыбаться, ведь я отдам ей все…
Дальше моя голова начала кружиться, холод пробирался с ног, леденели руки, щеки как будто стремительно покрывались коркой льда, пространство, которое я охватывал взглядом начало стремительно темнеть по краям, превращаясь в центре в сияющую размытую точку, которая тоже вскоре погасла. Наступила тьма и я увидел ее, она плыла словно тень по ночному небу не имея формы и очертаний, растекалась вокруг меня золотистым сиянием, ее лицо больше не было мраморным и жестоким у нее вообще не было лица. Я чувствовал ее, читал ее, настраивался как на радиоволну, для понимания теперь совсем не нужно было слов. Свет прикасался ко мне, но я не мог ощутить его, я видел себя закованным в нечувствительную броню собственного тела – мясо, плоть, кости – вот что мешало мне принять золотой туман вокруг меня, смешаться с ним, ответить. – Чего ты хочешь? – прозвучало без слов. – Остаться здесь с тобой – ответил я, чувствуя, как воздух проходит сквозь голосовые связки – мне стало стыдно за то, насколько нелеп и несовершенен наш, человеческий язык общения. Он превращает неповторимое в шаблон, передает только самое грубое и примитивное, он всегда был языком дела и никогда не будет языком чувств. – Ты не сможешь – вынесло приговор Сияние – Думаю, что сейчас тебе лучше всего просто исчезнуть, растаять, раствориться в вечности, прими это если готов, ты разорвал цепь времени и теперь у тебя нет будущего, если ты вернешься все будет так как есть….
- Тогда верни меня в прошлое, с того дня как я увидел Дору, там я не буду один, я смогу любить ее вечно.
Сияние стало тускнеть, на минуту я увидел ее глаза полные сожаления и разочарования.
Боль от пробуждения, яркий свет , начинаю чувствовать свое тело. Теплая ладонь гладит меня по щекам, на лоб падает слезинка. Дора.
-Милый, все хорошо, я буду рядом, я больше никогда, никуда не уйду….Слышишь. Я столько должна была тебе сказать, я могла не успеть. Ее губы что то шепчут у самого уха, но я не вижу их, скорее чувствую (надо же, я смог унести оттуда частицу ЕЕ чувствительности). Снова проваливаясь в сон и на секунду просыпаясь я понимал, что около меня постоянно кто-то есть и ловил обрывки фраз.
Мужской голос и голос Доры. – Видите ли сильное душевное потрясение, он не ел ничего около трех недель, сильное обморожение… рассудок, он помутился…Нет, нет на него никто не нападал, парень сам прогрыз себе вены на том кладбище, где мы его нашли.
- Боже, как он смог выжить, там же все просто плавало в крови. Ужасное место…
И снова сон, монотонное гудение электроприборов в постоянной темноте ощущается даже во сне. Так вот что со мной происходило с их точки зрения…. Но я знал, что никто теперь не в состоянии меня понять. Никто никогда не узнает то, что было на самом деле.
Через три недели я был выписан и отправился домой. В неплохом состоянии духа, по сравнению с тем, что было раньше, я ехал домой и старался не обращать внимания на ту натянутую в подсознании струну, которая грозила лопнуть, если я честно отнесусь к своим воспоминаниям. Я старательно обходил все темные закоулки своей памяти уже несколько недель и почти удачно, если бы не щемящее подавляемое чувство, что теперь вся жизнь мне видится как она есть – а именно абсолютной фальшивкой и не сулит мне больше приобщения к ее нехитрым радостям никогда. Мое новообретенное чувство реальности с треском лопнуло и провалилось, когда под тем же мостом, что и год назад, в той же курточке и джинсах стояла Дора. Она голосовала, как же я хотел проехать мимо, но мотор начал обреченно глохнуть. После прикосновения к Свету моя земная жизнь была раз и навсегда испорчена. Мне и правда было бы лучше тогда умереть. Я стал другим…
Еще секунда до того как она откроет дверцу, есть время думать. Как же мне не нравятся ее глаза и улыбка – пустая, надменная, уверенная в своей красоте, силе обаяния и сексуальности – подделка, как и все мое прошлое. Теперь мне придется быть с ней до конца своих дней.
- Может нам по пути – прозвучал ее голос.
- Вне сомнения, - механически ответил я. Так было в прошлый раз, так я должен был ответить. Через пять минут совместной езды в машине я понял, что слова мои навсегда утратили связь с мыслями. Теперь я буду постоянно повторять одно и то же с точностью марионетки, всегда думая о совершенно другом. Мой язык отказывался мне повиноваться. Я ощутил прилив самого мрачного и хаотического ужаса откуда-то из глубин преисподней, а может из глубин моей собственной души – я застыл навеки, как актер на кинопленке. В то же время когда зрачки мои расширились от ужаса на лице было положено сиять дурацкой улыбке, и она сияла, как положено. Мы с Дорой ехали в бар, там мы будем разговаривать на ничего не значащие темы. Через два часа я буду покорен ее тупостью и обаянием. Интересно буду ли я чувствовать что-нибудь как тогда? Нет наверняка, нет. Сидя напротив нее со стаканом содовой в руке и глядя на ее белоснежные, словно синтетические волосы я думал, что сам когда-то был таким, подобное притягивает подобное. Вскоре освоившись с новым положением вещей я научился поддерживать разговор и мимику чисто механически. Потом мы пойдем танцевать, потом поедем в парк. Она проведет со мной весь день и останется на ночь. Она вообще останется. В парке, сидя в сумерках на скамейке она рисовала на снегу пальчиком предсказуемые сердечки, что то говорила о любви и я внезапно понял, что слышу ее мысли, нет не в форме слов, но в форме ощущений. Подарок Сияния. Если бы я мог снова сейчас поехать туда, поехать и замерзнуть на той скамейке, больше я ничего не хочу. Дора достала из сумки теплые сандвичи и прожевывая еду которая отдавала пылью и плесенью ( просто я разучился получать от пищу хоть какое-то удовольствие) я думал о том, что на самом деле этим отвратительным кускам больше года, если вообще существует какое-либо «на самом деле».
В ее голове промелькнуло самодовольство, она ощущала себя умной и начитанной, авторитетной и опытной, теперь мне отводилось прочное место дурака-пажа так часто свободное в ее жизни. Нет, не то чтобы она ко мне относилась плохо, просто все что я давал воспринималось за должное. Я так никогда и не займу места в ее сердце. Теперь мне было совершенно плевать на ее сердце. Мстительно пережевывая и время от времени бросая на нее бесконечно влюбленные взгляды я получал истинно черное наслаждение оттого, что «любимая» так никогда и не узнает Что скрывается за этим фасадом бесконечной преданности и огромные нравственные страдания оттого что навсегда лишен возможности причинить ей реальную боль.
Дора хотела меня, ее взгляд стал «мутным и липким», теперь я видел ее насквозь не хуже рентгена – ее твердые соски под пальто, постепенно намокающие трусики, чувствовал как ей зачесалось под коленкой. И, глядя, на свой безнадежно стоящий член я понял, что мне придется с ней переспать, а затем еще и еще. Сейчас мы поедем ко мне домой. Я знаю все до последнего стона и вздоха. Только когда все это закончится…Совершая в постели энергичные и бессмысленные телодвижения я думал о том, как мне жить в этом мире с твоими подарками, Сияние. Между мной и Дорой бетонная стена, ее тело, ее мысли, все существо не представляют для меня никакого интереса. И вот нам предстоит провести вместе вечность… Я видел в ней просто самку животного. Нельзя было сдаться не испытав последний шанс. Сейчас я дождусь того момента, когда должен обнять ее покрепче и начну. Я не могу сделать или сказать что-нибудь новое, это уже не в моей власти, но может мне удастся пробудь ее к жизни, так как это сделало со мной мое золотистое облако. Да, дорогая, сейчас. Я собрал всю силу любви, она лежала у меня на груди и из моего сердца выходили прожигающие лучи огненного тепла, комната светилась и в кромешной темноте я видел очертания предметов, на потолке расцветали оранжевые цветы. Любовь имеет форму и цвет, ее можно увидеть, на нее можно смотреть вечно. Дора спала. Сейчас она не видела снов.
Через несколько дней, засыпая с ней в одной комнате, в темноте я швырялся крохотными разноцветными энергетическими импульсами уже никуда не направляя их, просто так. Убедившись в абсолютной нечувствительности к моим забавам окружающих я мог развлекать себя так часами – это единственное, что я способен был сделать не по сценарию. До того момента когда Дора снова уйдет оставалось 224 дня. Я ждал их с нетерпением, как малыш рождественских подарков. Когда за ней наконец тихо, без лишних слов закрылась с обратной стороны дверь я сидел и улыбался (значит тогда так тоже было). Я придумал выход из замкнутого круга, ведь я уже не раз задумывался о том смертен ли я? Сейчас я очень-очень медленно буду идти к тебе моя холодная мраморная богиня, снова буду смотреть в твои бездонные глаза, пить твою тишину, ты для меня непрочитанная книга. Там, на твоей могиле, все кончится. Мое тело раствориться в твоем.
Воротник опять заиндевел, на подоконнике снег. Я одел пальто, взял пистолет и вышел, понимая, что не вернусь сюда никогда. Постепенно время приближало мне к исходной точке с которой начиналось мое путешествие в ад. Через три недели я пришел к ней. Вот она – скамейка в темноте, поваленный памятник. Сейчас я увижу ее лицо. Она придет ко мне – мой золотистый туман и обнимет бесконечной теплотой. Ради этого стоит жить, чтобы все повторялось, но я больше так не могу. Меня встретил абсолютно мертвый взгляд в сгущающейся тьме и я упал на колени как подкошенный – моя богиня ушла. Навсегда. Нащупав в кармане стальную, холодную рукоятку я поднес ее к виску. Может быть снова красные розы на белом снегу вернут ей жизнь, это все что я успел подумать глубоко вдохнув последний глоток воздуха. Выстрел оглушил меня сразу, голова не болела, на долю секунды я с юмором отметил, что ее наверно просто не было. Тело продолжало жить своей странной жизнью – пыталось подняться на ноги, руки искали что-то, хватаясь за скамейку. Задыхаясь от собственной крови, заливавшей горло я внезапно понял, то что никогда не замечал при жизни. Ничего не изменилось – меня просто нет и никогда на самом деле не было. Мозг, тело, разум – просто инструменты, которые несколько десятков лет управлялись из совершенно пустой кабины. Сейчас разливаясь в пустоте, я понимал, что между мной и воздухом в десяти метрах выше нет никакой разницы, я един с самым прекрасным водопадом и самым крутым горным склоном и на самом деле их тоже нет и никогда не существовало – наше небытие – вот что объединяет нас всех. Моя волшебница может быть мной, а я стану ей, и от этого никто не понесет никакой утраты. Вот он смысл, которого нет, у жизни, которой не существует…
Яркий свет вернул меня, в воздухе, наполненном ароматами больницы, я отчетливо услышал запах духов Доры.
Я очень грустный бог – мне принадлежит предсказуемая вечность.
Пистолет, постель, Дора, прощание, пистолет, постель, Дора, прощание.
В очередной раз поднося дуло к виску я больше не чувствую страха…