Пятый Воздух Татьяны Костандогло

"Не читая и не слушая поэтов, общество приговаривает себя к низшим видам артикуляции, таким, как у политика, торговца или шарлатана... Другими словами, оно лишается своего собственного эволюционного потенциала. Ибо то, что отличает нас от остального животного мира, это именно дар речи... Поэзия – не форма развлечения и, в определенном смысле, даже не вид искусства, а наша антропологическая, генетическая цепь, наш эволюционный лингвистический маяк"
Эти слова Иосифа Бродского я с огромной радостью встретил в книге «Пятый воздух. Версия убийства Марины Цветаевой» Татьяны Костандогло.

**
Книга документальная, подкреплённая протоколами опроса живых свидетелей, вышла из печати только что. Она - о нахождении в 1985 году подлинного места захоронения ушедшей трагически из жизни Марины Цветаевой, причём тайно убитой, а не самоубийцы, как следует по официальной версии её смерти.
Одновременно это книга об активных контрдействиях многих официальных лиц Татарской АССР, направленных против поисков и установления подлинного места захоронения поэтессы. По мнению Татьяны Костандогло причиной контрдействий могло быть желание скрыть факт убийства поэтессы и имена его исполнителей.
Книга – о значимости поэтессы Марины Ивановны Цветаевой в русской и мировой поэзии.

**
Фактов загадочной гибели поэтов и прозаиков, их замалчивания, равносильного порою для соотечественников их гибели, в советскую пору предостаточно.Это и убийство Николая Гумилёва, и высылка из страны «парохода философов», среди которых были Бердяев, Ильин, и смерть философа, естествоиспытателя и священнослужителя Павла Флоренского. Это кончины Есенина, Маяковского, Горького, Мандельштама, Булгакова и многих других прекрасных авторов. Полное забвение Бунина, Александра Грина, травля Анны Ахматовой... Партия и её карательные органы сознательно устраняли талантливых и независимо мыслящих. Сталин даже в военную пору находил время для выбора и выдвижения на звание лауреатов премии своего имени тех, чьё литературное творчество совпадало с его политическими воззрениями. Писать просто, языком «таким, как у политика, торговца или шарлатана», т.е. «языком масс», следовало его литературным избранникам.
Марина Ивановна Цветаева категорически писала иначе! И попала в зловещий список неугодных власти. Притом, что она вернулась на родину. Совершила поступок, охарактеризованный её современницей – женой одного из героев книги: «Оторваться от родины – вещь необычная, а вернуться назад – это сверхподвиг!»
Истина, в которой убедились многие наши современники из новой волны эмиграции. Почему, решившись в тридцатые годы на такой «сверхподвиг», она поверила уговорам, а не предупреждениям?

**
Не могу не восхититься мыслью автора книги:
«…Сколько раз в своей жизни я убеждалась в скрытых, вулканических возможностях СЛОВА! Как мощно работают энергия Стиха, голоса, интонации… Каким фантастическим образом спаяны ритм и смысл, взаимодействие чувств с внешним миром и сознанием человека. Слово – удочка, (корень – лов!). Марина называла Стих – вещью. Для меня Стих - шаровая молния, огненное существо, живущее не на бумаге, а в просторе нутра человеческого, сумевшее через поэта отозваться…

---*---
О, ты опять заговорило
И задышало чрез меня...
Но кто ты – тьма или светило,
Дарующее плеск огня?

Не ведаю и не гадаю,
Не любопытствую – беру
Твой дар бесценнейший
И – таю…
Живьём сгорая во миру.

1979

Жаль одно - Стихи, как и Музыку, не все люди слышат. Нет, не так – люди слышат. А те, кто не слышат – другие люди? Как они живут, чем? Странный очень вывод делаю я – не чувствуя боль, нельзя быть счастливым».

**
Так почему не все люди слышат Стихи? Почему поэт той поры в своей поэме выплескивает как откровение:
«Улица корчится безъязыкая —
ей нечем кричать и разговаривать».
Почему в лирической теме возникают скрежещущие образы:
«И когда —
все-таки!—
выхаркнула давку на площадь,
спихнув наступившую на горло паперть,
думалось:
в хорах архангелова хорала
бог, ограбленный, идет карать!

А улица присела и заорала:
«Идемте жрать!»

Гримируют городу Круппы и Круппики
грозящих бровей морщь,
а во рту
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея —
«сволочь»
и еще какое-то,
кажется, «борщ»».

Почему он сам – Владимир Маяковский – отрёкся от традиций Серебряного Века?
По несколько иному поводу, но тоже о творчестве, высказался «всесоюзный староста» - М. Калинин: «Изобретать следует не то, что хочется, а то, что нужно пролетарскому государству!» Возникшее советское государство «приговорило себя к низшим видам артикуляции, таким, как у политика, торговца или шарлатана», с соответствующими образами и лексикой.
Марина Ивановна категорически не могла приспосабливаться к таким образам и такой лексике. Маяковский попытался, но, видимо, тоже не смог. Талант Поэта и серость Швондера или Шарикова не совместны. Так лесной чистый ручей и канава с мутной жижей на его месте после работы золотодобывающей драги – это две очень разные реальности!

**
Не буду пересказывать увлекательную и одновременно кровоточащую повесть Татьяны Костандогло. Мой отклик имеет гораздо более скромную цель – кратко прокомментировать причины деградации нашего слова. Комментариями, возникшими под впечатлением этой повести.
Она писала:
«Пусть недоказуемое убийство Поэта остаётся версией. Пусть. Но будь они неладны, эти вечные версии, пустившие корни и тянущиеся шлейфом за судьбами живых и мёртвых. Версии и традиции, позорящие страну. Да, Марине сейчас всё равно – и разборки, и могила, и сплетни, и почести - сейчас уже всё равно. А читателям? А живым поэтам России? А тем, кто за пределами нашей страны помнит о дикой судьбе Цветаевой - всё равно? Имя величайшего Поэта ХХ столетия принадлежит сегодня не только России – имя Марины Цветаевой принадлежит Миру. Увы, наше вечное и постыдное прошлое, о котором некорректно говорить... Самое корректное – традиционная игра в молчанку, господа-товарищи. Сколько ещё прикажете молчать? Древние говорили: «Уважение к живым начинается с уважения к мёртвым». Умели они соединять звенья всех веков в одну цепь, умели видеть величайшие истины:

---*---

Если Настоящее любя,
Прошлому запустишь камень в душу -
Будущее горы на тебя,
Торжествуя, с грохотом обрушит...
Не в этом ли кроется причина бесчисленных трагедий, войн, смертей? Настало время осознать поступки свои и просить прощения у Прошлого. Для каждого это время настало».

**
Мне запали в душу слова Сальвадора Дали из книги «Дневник гения»: «Для начала научитесь рисовать и писать, как старые мастера, а уж потом работайте как сочтете нужным, - и вас всегда будут уважать».
Но «революционный порыв» следовал тексту «Интернационала»:
«Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!»
Следовать мастерству старых мастеров стало незачем! Гражданская война, смешение слоёв общества, его криминализация привели к упрощению и оскудению языка. Радиофикация и центральная печать при всей очевидной ценности подавили своеобразие местных диалектов русского языка.
И если в начале 19-го века Пушкин мог писать о народном говоре: «Что за чудо – эти сказки!», то в начале 20-го Горький печально сопоставлял певучий образный язык бабушки с диссонансами в речи родичей матери, вроде: «Ужасно красиво!» В эту пору стало возникать примитивное представление о том. что обязательно «завтра будет лучше, чем вчера!», что прошлое темно и отстало, а одно будущее заслуживает внимания! Утверждалась атеистическая бездуховность.
Творчеству Марины Цветаевой не стало простого понимания.

**
В книге Татьяны Констандогло примечательно обстоятельство: после смерти Сталина, определявшего значимость литератора, прошло более тридцати лет, но вся партократия (слово – синтез из слов партия и бюрократия) хранит в тайне подробности ухода из жизни и места захоронения Марины Цветаевой! Дополняет это обстоятельство забавный эпизод:
«Вспоминаю, как Андрей рассказывал о встрече с Михаилом Сергеевичем Горбачёвым и его супругой Раисой Максимовной на открытии музея Марины Цветаевой в Москве.
- Вы Марину Ивановну читали? Знаете? – спрашивает Андрей.
- Не знаем, но почитаем, - отвечает Раиса Максимовна...
Андрей – мне, добродушно смеясь:
- Обещали почитать!»
Строго говоря, забавного в этом мало. И Михаил Сергеевич, и Раиса Максимовна – выпускники советской школы той поры, когда о творчестве Марины Ивановны ничего не говорили, её не было! Маяковский был, а Цветаевой, Есенина, Бунина, Булгакова – не было! Жизнь шла, по своему яркая, содержательная, со спутником и с полётом Гагарина, а их – не было!
В узурпации исторической значимости в пользу своего 73-летнего периода правления, в хамском небрежении к прошлому, выразившемся, в частности, в игнорировании огромной роли создателя Музея Изобразительных Искусств Ивана Владимировича Цветаева, в умалчивании имён русских литераторов мирового значения суть преступления политиков советской поры против отечественной культуры.

**
Не могу не привести дивные ёмкие слова Татьяны Констандогло в одной из глав её книги:
«Марина - Поэт и Человек в одном лице. В быту, в разговорах, в поступках. Это ярко ощутимо по Стихам, письмам, дневниковым записям, в её автобиографической прозе. Явление из ряда вон. Гений её - безупречен. Боль – безмерна. Трагедия – без дна. Поэзия – без сравнений. Марина Цветаева распята земным невежеством так же, как и Иисус Христос. И только за то, что заняла своё место и в жизни, и в смерти. Даже если сама ушла – всё равно убили. Такие Поэты, как Марина - спасательный круг для живых. Промысел божий».

**
Однако прорыв серости на руководящую роль в стране сделал своё дело. Оказалось, что можно жить без многих русских писателей и поэтов, без религии, говорить на новоязе, состоящем из блатных и лагерных выражений и понятий вкупе с заимствованиями из английского языка. Да, практика – критерий истины, но истины, в нашем случае, свидетельствующей об одичании.
Когда советской школы филолог не знает правил написания твёрдых форм стихосложения или не помнит словаря Пушкина или Некрасова. Когда новаторством считается стихотворство без знаков препинания. Когда историческая ретроспектива отдельных авторов не распространяется за пределы второй половины двадцатого века.
Поэтому так радостно появление книг, направленных на выявление роли русской интеллигенции в творческой связи поколений, их духовности и мастерства.

**
Крайне интересно читать стихи  - в третьей части книги Т.С. Костандогло - как перекличку Мастера и Ученика: «Дар ученика учителю без словаря». Вживление в душу Ученика стиля творчества Учителя завершено. Выбирая эпиграфы из цветаевского литературного наследия к своим стихам, Татьяна Сергеевна творит чудо – по её воле в произведениях слышится эхо цветаевских интонаций, возникают ассоциации с цветаевскими образами:

«О, знать, что и в пору снегов
Не будет мой холм без цветов...»
                Марина Цветаева

Кто я тебе, Марина, кроме – как
«Гость самый страстный»?
Сердце – впотьмах... Знак!

- «Ах, если б можно, чтоб дважды...
Чтоб на вечерней заре и на утренней...»

- Факел горящий жаждет
Дважды потухнуть?
- Держат дни смутные...
- Время пророчит – на утренней!
На вечерней... был уже вой черни.
- «О, знать, что и в пору снегов
Не будет мой холм без цветов...»

- О, знай! К дочери Неба,
Во любую пору,
С огромной охапкой роз –
В гору –
Страна Грааль –
В твой рай!
               Татьяна Констандогло

Возникает общность и преемственность самобытностей, обычно характерная для литературной школы:

«Как правая и левая рука –
Твоя душа моей душе близка!» 
               Марина Цветаева

**
Как  корабль несёт на носовых скулах своё название, которое повторяет надпись на его корме, так и эта книга несёт на лицевой части обложки своё имя: «Пятый Воздух» и заканчивается строфой:

«Бог мой, слов не разомкнуть:
пятый воздух – Звук?

- Пятый Воздух – Дух!
В нём суть всех путей,
Его вдохнуть
ты смогла, мой друг».

**
Книга Татьяны Сергеевны Костандогло, повторюсь, о судьбе великой русской поэтессы Марины Цветаевой и о серости, погубившей её и стремящейся затоптать её могилу, память о ней и о её роли в развитии нашего живого поэтического языка. Поэтому мне хочется закончить это эссе словами из Нобелевской Лекции поэта Иосифа Бродского:
«Поэт,  повторяю, есть  средство существования языка. Или, как сказал великий
 Оден, он -  тот, кем язык жив.
Не станет меня, эти строки пишущего, не станет вас, их читающих, но язык, на
котором они написаны и на котором вы их читаете, останется не только потому,
что язык долговечнее  человека, но  и потому,  что он  лучше приспособлен  к
мутации.
     Пишущий стихотворение, однако, пишет его не потому, что он рассчитывает
на  посмертную славу,  хотя  он  часто  и  надеется, что  стихотворение  его
переживет,  пусть  не надолго.  Пишущий стихотворение пишет его потому,  что
язык  ему  подсказывает  или  просто  диктует   следующую  строчку.  Начиная
стихотворение,  поэт, как  правило,  не  знает,  чем оно кончится,  и  порой
оказывается очень  удивлен тем, что получилось, ибо  часто получается лучше,
чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он расчитывал. Это и
есть  тот  момент,  когда   будущее  языка   вмешивается  в  его  настоящее.
Существуют, как мы знаем,  три метода познания: аналитический, интуитивный и
метод, которым  пользовались библейские  пророки  - посредством откровения.
Отличие  поэзии от  прочих форм  литературы в том, что она  пользуется сразу
всеми  тремя (тяготея преимущественно ко  второму и третьему),  ибо все  три
даны  в  языке;  и  порой  с  помощью  одного  слова,  одной рифмы  пишущему
стихотворение  удается  оказаться  там,  где  до него  никто не бывал, -  и
дальше,  может быть, чем он  сам бы желал.  Пишущий  стихотворение пишет его
прежде  всего потому, что стихотворение -- колоссальный ускоритель сознания,
мышления,  мироощущения.  Испытав это ускорение единожды, человек  уже не  в
состоянии отказаться от  повторения этого опыта, он впадает в зависимость от
этого процесса,  как впадают  в  зависимость  от  наркотиков  или  алкоголя.
Человек,  находящийся  в  подобной  зависимости  от   языка,  я  полагаю,  и
называется поэтом».

**
Благодарю Татьяну Костандогло за интересную книгу!

Фото автора