Летописи Лихолетья. Сказка. Глава четвертая

Глава четвертая


Лабиринтом коридор,
Зарешеченный весь вдоль,
Да и в клетку поперёк,
Под ногами тихо тёк,
Длинным Змеем извивался,
В рамку двери упирался,
Раскрывалась дверь, за ней
Находился Сад Камней;
Необычны эти Камни,
Их не трогайте руками:
Их коснёшься – станешь сам
Бестолковый истукан!
Истуканы по веленью
Оживают те на время,
Ходят, что-то говорят,
Суд вершат, руководят;
Только их руковожденья –
Кукловодов порожденья,
Ожививших их на срок:
Время выйдет – и Игрок
Закулисный их посадит
В каменный, опять же, Садик,
И другого оживит –
Теперь тот заговорит,
Будет ездить, выступать,
Людям много обещать,
Но – до времени, поры…
Всё по правилам Игры…

Нам известные Болваны –
Были те же истуканы,
Что в далёком городке
Уж стоят на ветерке,
Своей волею застывши,
А отнюдь не получивши
От начальства нагоняй…
И в безмолвных тех камнях
Тоже тайна есть своя,
Откровенно говоря…

…Люди в длинных Одеялах
В Сад вошли, расселись вяло:
Шкодник, рядом с ним – другой
(От жены что дорогой
Сковородкой получать
Будет скоро, невзначай),
По фамилии Верёвкин
(По-народному – «Воровкин»),
С ними пухленький Пастух, –
Политических он шлюх
Был вожак и повелитель
И «идейный» вдохновитель, –
Заговором он владел,
Заговаривать людей
Он от совести, ума
Был горазд весьма-весьма!
Вслед ему шёл Самовласт –
Маг большой, однако всласть
На Луну любил повыть,
Может, прошлое забыть
Так хотел, или скучал,
Утоляючи печаль…
Следом – Мелкий Человечек, –
Вот о ком свои мы речи
Вскоре больше поведём:
Он был в прошлом Управдом,
А потом стал Истуканом,
Прикоснувшись, было, к Камню;
Истуканом ли нарочно
Его сделали, оплошно ль
Прикоснулся он и стал
Бестолковый истукан, –
Мы не знаем; знаем только,
Что и прежде бестолков он
Был довольно-таки сам,
Не умней, чем истукан;
Видно, по своим задаткам,
На барыш и званья падкий,
Подходил к тому весьма, –
Плюс, отсутствие ума, –
На ту должность истуканью
Он взошёл, представши в камне,
И теперь вершил свой суд,
Без понятия, в чём суть!

Чтоб занять большую должность,
При которой судьбы можно
Мира и страны вершить
Надо: либо ворожить
Обучиться в Лукогорье
И Магической Игрою
В полной мере овладеть,
Одеял меха надеть,
И рулить уже всем миром
Через дутого Кумира…
Либо – тем «кумиром» стать,
Истуканом выступать,
Загребущими руками
Прикоснуться к Власти Камню,
Манекеном обернуться,
Да… и так же завернуться
В Одеяла тёплый мех...
Достигается Успех
Только так, а не иначе,
И пусть плачет неудачник,
Жизнь свою в «низах» влачит
Безнадёжную… почти.

Что ж, средь Главных Чародеев
Были те, кого одели
В Одеяла для того,
Чтоб, не поняв ничего,
Они делали, что Маги
Им прикажут, на бумагах
Подпись ставили свою,
А потом – опять в «раю»
Истуканьем оказаться,
Чтоб… в больших организациях
После Кресло занимать,
Руководство исполнять,
Вновь… до времени, поры…
Всё по правилам Игры…

Впрочем, вот какая штука:
Кто нам может дать поруку,
Что и наши Колдуны –
Люди, а не «чурбаны»?
Что в пучинах Лукогорья
Их, магической Игрою,
Не закляли в истукан?...
Догадайся, впрочем, сам,
Разлюбезный мой читатель…

Но вернёмся в Садик, кстати:
Колдуны все собрались,
Ароматные зажглись
Свечки; темою Собранья,
Как ни странно, Воспитанье
Стало; слово взял своё
Самозванец, – он встаёт,
Поправляет Одеяло,
Вот и речь уж задрожала
Мало связная его…
Не понятно ничего…
Промеж губ струился звук,
То ли клёкот, то ли стук,
То ли сам слова вещал,
То ль чужой кто верещал
За него через него…
Непонятно ничего…

Ну, тогда для пониманья
Расскажу немного вам я
Предысторию его,
Самозванца моего…

Он, как все, родился где-то
И когда-то, но при этом
Был, по связям, он продвинут,
Глядь-поглядь – уж крупным чином
Стал; но мало понимал,
Недалёкого ума
Был, да в тёплом Одеяле
Всё ходил, еще не зная
Магии Великой сил,
Просто властвовал, кутил
В своей Вотчине, для личных
Вожделений, как обычно,
Власть использовал он всласть:
Самодурствовать, украсть –
Всё бы было ничего…
Но страстишка у него
В глубине души сидела,
Иногда ну аж кипела,
Распирала изнутри:
«Ты с лица земли сотри
То да сё, да то, да это!...» –
Будто Глас какой-то, где-то,
И откуда-то зудел! –
И он рушил, что велел
Этот Голос ему строгий! –
Убежать бы, да дороги
Нет такой, чтоб от него,
От себя как самого,
Уж от Голоса, сокрыться,
Иль в бутылке позабыться!...

Церковь, памятник, кладбища,
В своей Вотчине, жилища,
Он с лихвой уничтожал
И сей Голос ублажал!
То Святыня иль Творенье –
Всё он рушил, без зазренья;
Разрушал он всё подряд, –
И тому был очень рад…
Вот за этим бурным делом
Его Маги подглядели
И смекнули: этот всё,
Без сомнения, снесёт!
Уничтожит, что не скажешь, –
Самому ему не важно
Будет, что тут разрушать!
Главное – ему внушать,
Что он делает, что надо!
Наслажденье от распада,
Разрушенья получать
Будет он, но понимать
Ничего совсем не будет! –
«Нам нужны такие люди!» –
Так смекнули в Лукогорье
Маги, и, вот, очень вскоре,
Их веленьем, царский Трон
Самозванцем занял он! –
В Тридевятом грустном царстве,
В Одеяле…

            В государстве
Воцарялася Разруха, –
Эта бойкая Старуха
Со своей пришла клюкой:
До чего она рукой
Докоснётся – разрушалось,
Плесневело и ветшало…
Но пришла Старуха эта
Не одна, – по белу свету
С нею ходят завсегда
Еще две, – и, вот, сюда
Заявилась с нею Смута –
Бабка вредная, хомут свой
Надевает на людей:
Воцаряет беспредел:
Все воюют против всех,
Грех совсем уже не грех,
Все кричат одно: «свобода!» –
А по сути, у народа
Никаких свобод уж нет, –
На народ какой-то бред
Сверхзаразный нападает:
Всяк хомут свой надевает
И ярмо своё влачит,
О «свободе» лишь кричит,
И в иллюзии её
Прозябает…
            Так, втроём,
Бабки вредные приходят…
Ах, о третьей еще, вроде,
Не сказали мы, друзья,
Сей пробел восполню я:
Третья вид благообразней
Чуть имеет, и не сразу
Ты поймёшь, что есть она,
Разодетая весьма
Многоумными словами,
За «учёными» столами
Она любит заседать
И речами ублажать;
Но под верхнею одеждой,
Переглаженной, прилежной,
У неё – всё то ж рванье,
А одежды – лишь враньё;
Суть – старуха есть старуха,
Точно Смута иль Разруха,
Ее сёстры, и её
Звать Реформой, и своё
Она верно дело знает, –
Коль случится она с вами
То не ждите от того
Вы благого ничего:
В Одеялах будут Маги
Лишь ходить, писать бумаги,
Кто-то пузик нарастит,
Ручку кто озолотит,
Кто карман себе набьёт,
Ну а Дело – загниёт
Как-то скоро, постепенно,
Обветшают души, стены,
Зданье рухнет, упадёт,
Коль… Реформа к вам придёт!...

Так вот эти три Старухи,
На которых нет прорухи,
В Самозванства Времена
Воцарилися весьма…

Ну а что же Самозванец? –
На лицо его лёг глянец,
Но… под глянцем ничего
Не осталось от него.

Ведь за Место Самозванье
Нам бездушьем истуканьим
Неизбежно заплатить
Надо будет, чтоб «купить»
Это Место, и – Души
Враз лишиться: «Подпиши… » –
Маги глупому сказали,
Кровью быстро повязали, –
Расписался кровью он,
Прикоснулся к Камню, Трон,
Впрочем, тут же так и занял,
Но, увы, уже не знал он,
Что творит сам с этих пор…

…Перед ним лежал Ковёр,
На Ковре том вся страна
Была вышита, она,
По большому волшебству,
В естестве и наяву
Пребывала под ногами, –
Туфлями и сапогами
Всяк входящий шёл по ней, –
От порогов и дверей
До престола, – и сминал,
След на ней свой оставлял,
Беззастенчиво давил,
Оставляя от долин
Пустыри, от деревень
Пустоши, от леса – пень…

И коль ты пройти так мог –
Всё, ты был и «царь» и «бог»!
Приближался уж к Верхам,
Превращался в Истукан,
И костюм из Одеял
Тебя Властью наделял;
И ты уж судил, рядил
И «порядки» наводил,
А по сути – хаос сеял…
Ну а если через сени
По Ковру не мог пройти
И не мог себе простить,
Что, прошедши, раздавил
Что-то ты – не подходил,
Значит, ты, и Истуканом
Быть не мог, Большим Болваном,
Ибо чувствовал вину –
Имел совесть, и страну,
Проходя, давить не мог,
Возлежащую у ног…

…Так царил наш Истукан
В Одеялах: всяк Болван,
К нему шедший, по ковру
Неизбежно шёл, – дыру
На Ковре они протёрли,
Всё что можно было спёрли,
Всё что можно разнесли,
И народ поизвели,
Обратив остатки в массу,
Лодырей да лоботрясов;
Только слов заумных «манна»
Всё текла из Истуканов,
Погружая массы в сон,
По Ковру тем в унисон
Беззастенчивым шагам…
Вот такой вот балаган!...

Из красивых тех речей
Ненавязчиво Кощей
Снова вылупился старый, –
В каждый град да полустанок
Он, с супругою с косой,
Зачастили… в унисон
Поковёрным тем шагам,
Под болваний балаган!...

Там же бродят три Старухи –
Смута мутная, Разрухи
Примелькалася клюка,
И Реформа – к дуракам
Приходящая подруга…

Впрочем, главная заслуга
В беспределе тех Старух,
Воцарившихся вокруг,
В нас самих, поскольку мы
Стали глупы и пьяны,
Или, проще говоря,
В голове у нас Царя
Нету, – вот и нет его
В Тридевятом, – оттого
Самозванцы здесь царят,
Подковёрные творят
Неприглядные дела,
В обрамленье Одеял…
Но коль Царь в умы вернётся,
То народ тогда очнётся
От дурманящих речей, –
И исчезнут и Кощей,
И Старухи, Магов Власть
Самозваная упасть
Будет уж обречена,
Тридевятая страна
Расцветёт, с колен восстанет,
В камни снова Истуканы
Обратятся…

             …Дабы то
Не случилось ни за что,
Колдуны и истуканы
Собрались о Воспитанье
Ворожить и колдовать –
У ромашки обрывать
Лепестков волшебный ряд:
Заклинанья говорят,
Лепесточки обрывают,
Заклинаний повторяют
Непонятные слова, –
Идёт кругом голова,
Лепестки ей вслед кружат…

…Так лихая ворожба
Год за годом продолжалась,
Но никак не получалось
Заклинанье до конца
Произнесть, стерев с лица
У народа блик ума. –

Тридевятая страна
По лихому заклинанью
Жить должна без пониманья
Причин истинных того
Почему и отчего
С ней случилось это всё,
Почему, вдруг, как осёл
Каждый стал тупым и жадным,
Пропитавшись чувством стадным,
Выгоду ищу свою,
Поклоняяся рублю,
Паче – доллару и евро,
Тратя силы, душу, нервы,
Лишь побольше бы бумаг
Заиметь тех…

             …Но сколь Маг
В вороженьи ни старался,
У него не получался
Нужный Магам результат:
Выходило всё не так;
Всё ромашки лепесток
Выдавал не тот итог…

Год за годом пролетали…
Истуканы уж ветшали,
Да и Магов иногда
Тоже старили года, –
И в порыве вороженья,
Лепесточного круженья,
То, вон, тот, то этот Маг,
Разноцветных средь бумаг,
В истуканов застывали, –
Так их, видно, оставляло
Лугокорья Колдовство,
Обнажая естество,
Истуканье: маски лиц
Нистекали, и глазниц
Обнажалась пустота…

Глядь, чего-то уж не так
Уж давно и с Самозванцем –
Истукан стоит! – лишь пальцем
Указует вникуда…
Только мертвая вода
Бег бесшумный по камням
Свой творит, подобно снам
Беспробудным…

               Только, чу! –
Глядь, случился карачун
С Самовластом – он стоит,
Весь его пожухл вид;
Поднимается парок –
Воды мёртвой кипяток
Каплет, каплет меж камней…

И как будто вслед за ней,
Сквозь нахлынувший туман,
Выступает истукан
Новый, именем Ведун –
Незначительный колдун,
И, вообще, почти не маг,
Так, из вороха бумаг,
Вот он встал, как бы проснулся,
Встрепенулся, отряхнулся,
И на самозваний Трон
Исподволь уселся он,
Так, как будто невзначай…

Снова – чу! – вдруг, карача
Справа вставшего «Кондратий»
Прихватил тут тоже, кстати, –
Пастуха! – Увы, колдуя,
Он, по-видимому, сдуру,
Много зелья пил и ел,
Не по мере, не сумел
Сам себя заговорить,
Не сумел переварить
Всё заглоченное он, –
Вот раздался то ли стон,
То ли пшик, то ли хлопок,
То ль смешочек, то ли чпок, –
Только, глядь, от Пастуха,
Извините, требуха
Лишь осталась, на камнях…

Заклинаньями звеня,
Вороженье продолжал
Уж Ведун вести: дрожал
Под ногами потолок,
Ручеек речистый тёк,
Тускло капал с потолка…
У ромашки лепестка
Не случилось одного,
Вновь не вышло ничего…

Речи снова ручёёк
Заклинающий потёк,
Снова каверзный Ведун,
Чародей, маг и колдун,
«Катавасию» творил,
Вверх ногами говорил,
Всё, что можно переврал,
Лепесточки обрывал,
У ромашки – раз-два-три –
Оглянись и посмотри,
И, опять же – три-два-раз –
У ромашки – вырви глаз –
Вновь не вышло одного
Лепесточка, – ничего
Вновь у Магов не срослось –
Лепестки лежат все врозь…
Ворожбы густой туман
Оседал…

        «Что делать нам? –
Недоумевают Маги, –
Сколь не пишем мы бумаги,
Сколь, увы, не ворожим,
А народ – живёт, как жил,
Не теряет ум и честь,
Иногда и совесть есть
Ещё даже у людей!...
Все волосья в бороде
Уж себе повыдирали!
Ужо мы наколдовали
Аж до плеши на башке!
Ходим всё в ночном горшке, –
По заветам Лукогорья;
Может, всё же нам в Заморье,
Улететь и убежать? –
Надоело уж дрожать!
А не то, неровен час,
Выкинут отсюда нас!
Образумится народ –
Даст пинка, «лицо» набьёт!...»

«Ах, вы, глупые бакланы! –
Свысока к тем Истуканам
Лукогорский Глас воззвал. –
Ишь, собрались на Вокзал!
Ишь, бегут, как тараканы,
Понабив себе карманы
Бриллиантовой трухой,
Золотою чепухой,
Думая, сбежать отсюда…
Нет, ребята, уж, покуда
Вы здесь «миссию» свою
Не свершили, то «адью»
Вы не можете сказать,
И не можете сбежать!
А сбежите – в тот же час
Сами мы поймаем вас,
Заколдуем в истукан
И по весям-городам
В снеге-холоде расставим,
И вы в форме истуканьей
Веки вечные торчать,
Веки вечные молчать
Будете, – изгадят птички
Вас, и люди неприличных
Понапишут много фраз
Сзади-спереди у вас!
Тот народ, что вы в дебилов
Обращали, в гамадрилов,
Будет мимо вас ходить
И о вас судить-рядить:
«Вот, ведь, сволочи, стоят,
В гнусный выстроившись ряд!...»
Будут пиво-водку пить,
Но с тоскою говорить:
«Что ж, вы, с нами сотворили!
Обещали, говорили,
Что счастливо будем жить,
Будем жить да не тужить, –
А что вышло? – только вред:
Жизнь – не жизнь, – какой-то бред!...»
Так что, вам на полпути
Не свернуть, не уползти,
Уж с дороженьки нельзя,
И сбежать нельзя, друзья,
А – доделать колдовство! –
Чтоб народа естество
Окончательно согнуть:
Шею Совести свернуть,
Ум поставить на колени…
Что, придать вам ускоренья?
Дать волшебный пендель вам?...»

Истуканий шум и гам
Тут поднялся, – на колени
Они пали и со рвеньем
Закричали: «Ну никак
Мы не можем… всё не так
Колдовство у нас выходит!
Правильно колдуем вроде,
Получается – не то!...
Подскажите: делать что!?...»

Лукогорский Голос свыше
Мерно каплет из-под крыши:
«По огромному секрету,
Что ж, поведаем совет вам:
В дальних девственных лугах,
Где речушка в берегах
Извивается тихонько,
За дремучим лесом тёмным,
В Заповеднике растут
Уж ромашки, что вам тут
Оченно-весьма помогут…
Так что, братцы, руки в ноги
Вы берите и – вперёд!...
Кто ромашки соберёт –
Колдовство произведет!
Бестолковым словоблудьем
Околдованные люди
Будут что-то вроде знать,
Но не будут понимать
Ничего уже они;
С ними сможем делать мы,
Что угодно будет нам!
Будет явь их сродни снам!
Будут повторять они,
Что уже внушим им мы!
Скажем им, где «да», где «нет»,
Что есть «правильный» ответ,
А потом ответ другим
«Правильным» заменим им,
Если это нужно будет. –
Так, великим словоблудьем
Создадим мы из людей,
Создадим мы из детей,
Одномерных, однобоких,
Плоских, пошлых и убогих
Наших «истин» Повторюх,
А по сути – «хрю-хрю-хрюх»!
По указке нашей хлопать,
По указке нашей топать,
Будут, глупые, они,
И смеяться – там, где мы
Им укажем невзначай;
Таким образом уча,
Обывателей в болванов
Обратим, сиречь – баранов
Наштампуем, – и пусть он,
Обыватель, видит сон
Завсегда во сне живёт,
Ничего не сознаёт,
Подражает лишь Властям
Предержащим, – т.е. нам!
Лишь Ромашка нам нужна -
Заповедная одна!...» –

Голос было задрожал,
Но, опять же, продолжал:
«Люди сами ведь хотят
Чем-то вроде быть утят:
Нашим кряканьям внимать,
Ничего не понимать,
Сладко есть и сладко спать,
Продавать и покупать,
Так вертеться ночь и день,
Догоняя свою тень!...
Хе-хе-хе…» – Лукавый Голос
Рассмеялся; каждый волос
Встал у Магов на башках,
Забурлило и в кишках;
Впрочем, Голос продолжал
И уже не дребезжа:
«Из болванок вы болонок
Понаделаете, клонов,
Кукл, «винтиков», «утят», –
Люди сами захотят
В это всё оборотиться
И навеки позабыться…»

Заклубился чёрный дым
И потёк, с-под потолка
Чья-то чёрная рука
Свысока подала знак, –
Поперхнулся каждый Маг,
Мелкой дрожью задрожал,
Мелочью задребезжал
Бриллиантовой в мошне…
Тень мелькнула на стене
И пропала…
            Снова Глас
Пробурчал, в последний раз:
«А для этого, внемлите,
За Ромашками сходите,
Соберите их, сплетите
Вы венок и оборвите,
Наконец, все лепестки!
Подтяните уж портки,
Поумней вид нахлобучьте,
Вот тогда всё и получится,
Наконец-то, уж у вас:
Сами ввергнетесь в экстаз,
Меховые Одеяла
Попышнеют ваши, – вам я
Обещаю сущий рай,
Бублики и каравай!...
А болванами народ
Станет, задом наперёд,
Как захочете, все встанут…
Лишь ромашки все завянут…
А поручим это мы, –
Оболванивать умы, –
Человечку!...»

                – Тот, впотьмах,
Пережив Великий Страх,
На коленочках подполз…
Видите ль, метаморфоз
Сей нередок: крупный чин,
Весь начальник, господин,
Пальцы веером, идёт,
Важно голову несёт…
Только, чу, ему навстречу
Еще больший Чин – и в плечи
Сразу голову вберёт
Наш чинуша и согнёт
Свои плечи, и поджилки
Задрожат его, в ужимках
Лизоблюдственных лицо
Поразгладится в яйцо…
Только стоит отвернуться,
Иль нечайно поскользнуться
Тому, выше кто стоит,
Как, мгновенно, нож вонзит,
Подтолкнёт иль подсидит,
Тот, кто снизу вверх глядит
Уж со всем подобострастьем,
Но представится шанс – здрасьте! –
Вам подножка или нож…
Ce la vie чиновья, что ж…

Вот наш Мелкий Человечек,
В Одеяло вжавши плечи,
Уж подполз, облобызал
Фалл Магический, назад
Вновь отполз, в тени исчез…

…Вот уже дорога в Лес
В Заповедный заструилась,
Изогнулась, раскалилась
В солнца красного лучах,
Что висело на плечах
Златокрылого заката…
Раскалённая куда-то
Путь-дороженька текла,
За собою нас звала…




прим. карач (тюрск.) - министр