Там, вдалеке, черничная гроза

Там, вдалеке, черничная гроза.
Обшарпанные стены неприметны.
Закат впитали окна, и свеча
посланием безадресным, безмерным
и безответным трепетно горит.
Точнее, бестолково догорает.
Среди теней танцует фавн-старик,
движение караванов оживает.
Протягивают руки, взгляды шлют,
стекают искривлённо на страницы.
Пространство превращается в приют,
и каждая случайная зарница,
отброшенная пламенем в зрачки,
выхватывает образы из мыслей:
там, вдалеке, вагоны, корабли,
врастая в темноту - как обелиски,
которые, по сути, ничего
не значат, кроме приданной им формы, -
тянут её в рассвет, и оттого
рассвет, по-волчьи рваный и голодный,
клеймит зелёным блеском паруса,
ласкает преисподней горизонты,
и каждая рельефная тропа,
взъерошенная стопами пехоты, -
дорожка шерсти вдоль звериных вен.
Кровь на снегу прозрачна и ничейна.
Сквозь сотни метров, нимбов, лезвий, стен
запах её, похожий на спасенье,
на шорох елей в горней вышине,
на ржавчину на призрачной короне
к рукам стремится. К крошечной свече,
в чьём свете едва виден подоконник.
К зовущим лёгким. Каждый вдох - волна,
и океан их пресный, вязкий, красный..
Там, вдалеке, война и поезда,
жизнь, воскрешение, и всё бесстрастно,
и всё не больше, чем дано узреть.
Сквозняк поддёргивает тонкие листы.
Там, вдалеке, другая ловит сеть
всех, кто сорвался с гордой высоты.
Пятнают пальцы капельки чернил.
Свеча шипит и гаснет в полутьме.

Избавленный от тягостных мерил,
я продолжаю видеть её свет.