Еврейский огонек Виктора Шапиро

Псой Короленко


Не секрет, что литературные вкусы не возникают в голове человека сами по себе. Они формируются под влиянием господствующих культурных канонов. При этом канон не существует один на всех, как мог бы кто-то подумать. Он имеет, наверное, несколько подвидов, соответствующих разным социальным группам и возрастам людей. И вот наиболее респектабельным и мейнстримным каноном XX века до совсем недавнего времени являлся известный круг чтения русского советского интелли-гента с европейской христианско-гуманитарной идентичностью и так называемой «прожидью». В этот список входят Осип Мандельштам, Иосиф Бродский, Ольга Седакова, Булат Окуджава... Это только примеры — достаточно представительные, по которым можно восстановить логику выстраивания канона. Но многие тренды, определявшие сознание советской технической интеллигенции, не вошли в него, но продолжали гнездиться сбоку. Литературный и эстрадный юмор. Мир студенческих капустников. Значительная часть бардовской песни. Что-то из архивов ресторанной музыки. Научная фантастика с социально-философским пафосом, с вершиной в Стругацких. Весь ностальгически-советский пласт, в том числе его «диссидентская» субверсия. Вот лишь некоторые поля внутри этого кругозора. Долгие годы они маргинализировались и низводились до статуса «пошлости», «примитивности», «всяких там анекдотиков». Сейчас все это начинает понемногу расти в цене. Сначала — в качестве модного «китча» и «треша», потом — своеобразного «нового фольклора», где собиратель и носитель часто выступают в одном лице. Таким собирателем и одновременно носителем этого нового фольклора является Виктор Шапиро — культуртрегер, литератор, поэт, переводчик и общественный деятель из города Калининграда, многие годы веселящий, провоцирующий и «забавляя, поучающий» своих земляков, а теперь и всех. Книга соединяет в себе лучшие традиции советской литературной и фольклорной пародии, так называемой «художественной самодеятельности», субкультурного творчества перестроечной алии и ее стилистического наследника — песенного фольклора русскоязычных «соблюдающих». Все это цементировано «классическим» постмодернистским пастишем и как бы не чуждо экспериментаторскому, просветительскому и барочному духу таких пионеров идишской книжности,как, например, Менделе Мойхер-Сфорим. Кстати, Виктор Шапиро владеет идишем и даже пишет на нем стихи. Важным резервуаром стиля и приемов переданным «через воздух» еврейской культуры, являются для Шапиро смеховые жанры идишского фольклора и литературы, например пародийные портреты хасидов,«литваков», «просветителей» и других традиционных внутриеврейских идентичностей. Конечно, вышеобозначенные стереотипы, во-первых, совершенно неразличимы «извне» и, во-вторых, вполне утрачены сегодня и для самих евреев, но косвенно по-прежнему оставляют некоторые следы. Зато существуют новые конструкты, вроде современного «хабадника», которые служат триггером для возрождения старых жанров. В своих куплетах, балладах и притчах на субкультурные религиозные, социально-идентификационные и этнографические темы Виктор Шапиро часто использует в качестве отправной точки русскую или советскую классику: Некрасова, Пушкина, великие советские песни. Личность автора и его внутренний взгляд на культурный процесс здесь правомерно «растворяется» в игре с высоким наследием и популярными клише. Мы можем при этом наблюдать хорошее владениене только современным ивритом, но и религиозной терминологией, понятной для практикующего еврея, а для другого читателя или зрителя остающейся в качестве своеобразной красивой загадки. Перед нами часто макаронические стихотворения, изобилующие русскими сленговыми гебраизмами, ивритоязычными вкраплениями, кальками и, наконец, каламбурами. Многие языковые шутки при этом невозможно обнаружить без дополнительных знаний — или даже не следует обнаруживать, так как они составляют эзотерическую часть «мессаджа»:
Провожали хабадника на далекий шлихут.
С парнем Ребе беседовал восемнадцать минут...
Любой русский читатель узнает пастишную отсылку к песне «Огонек», советской песенной поп-классике: «На позицию девушка провожала бойца...», при этом «внутренний» читатель узнает субкультурное слово «шлихут», заимствованное из современного иврита. Кто-то может заметить сакральное значение числа "восемнадцать", соответствующее числу брахот — благословений, и наконец «для желающих» здесь присутствует «ненавязчивый», но энергичный каламбур: «минут», «минес» — еврейское теологическое понятие, примерно соответствующее «ереси» в христианстве. На этом примере видно, насколько обманчивым является ощущение простоты, примитивизма, анекдотизма в этих стихотворениях. Автор охотно берет на себя роль «амореца», «а-пошетер ида» (простака, простого еврея), продолжая традицию еврейской и европейской литературы, связанную с амбивалентной подачей учености под маской простоты, сентиментальности и трогательности под видом «пошлого» и «вульгарного». В книге возникает эффектный сплав интереснейших традиций и веяний русской и еврейской литератур XIX–XX века, а также городского фольклора и советских «маргинальных» жанров. Она легко читае тся и доставит вам много удовольствия. И главное — помимо всего,что уже было сказано, в ней есть какая-то искренность, честность, душа человеческая. А без этого никакой филологии быть не может, только чепуха может быть. А тут не чепуха. Тут есть огонек, как в песне, есть любовь. Это хорошая книга. Прочтите ее.