Облико морале...

          Солнышко на улице жарко светит. Весна дышит прохладными хакасскими ветрами, степью пахнет и талым снегом, оттого и не очень понятно, тепло уже на улице или ещё до сих пор холодно? Вылез я из пыльного, тряского, обшарпанного автобуса с собачьей кличкой ПАЗ, маршрута Ермаковское – Шушенское и пошёл отыскивать, где на вокзале продаётся мороженное? А то прям пересохло чего-то во рту, так пятки от автобусных печек разогрелись. А вокзал в Шушенском по сравнению с нашим Ермаковским – просто шикарный. Эхо как в горах. У нас-то всего на четыре ряда кресел, с маленьким буфетом и с вечным запахом уголовной каталажки, а тут бальные танцы можно танцевать. Там недалеко от вокзала кафешка, вот тут тебе и кофе и мороженное. Иду, жую эскимо, аж зубы зашпаривает, окружающими пейзажами любуюсь. Благодать-благодатная!

          Не часто я бывал в Шушенском, хоть и жил не очень далеко. Так, возили несколько раз нас в музей-заповедник «Ленинская ссылка» со школьными экскурсиями. Помню, очень я тогда удивлялся нечеловечной жестокости царского режима. Это же надо же, как они заставляли страдать ссыльных революционеров. Квартирку выделили маленькую, трёхкомнатную. Гулять с ружьём и охотиться, разрешали только в пределах одного уезда, по площади, правда, равного Бессарабии. Пенсия на содержание выделили маленькую. Прямо ничтожную. В месяц на эти деньги можно было купить только одну корову и маленького телёнка. Но самое страшное – разрешили приехать к нему в ссылку жене и тёще! Вы представляете? Три года рядом с тёщей. Не знаю, существуют ли на свете большие испытания, чем жизнь в одной квартире с тёщей? Да, воистину царский режим был кровавым! Теперь понятно, почему он так царя возненавидел.

          Ну да Бог с ним, с этим царём. Слава Богу, сейчас мы при нашей родной советской власти живём! При развитом социализме. Слава Богу, сейчас на улице одна тысяча девятьсот восьмидесятый год. Спасибо дорогому Леониду Ильичу, что в мире нет войны, а в магазинах есть колбаса…, бывает иногда. В Шушенском конечно бывает чаще, чем у нас. Посёлок специального снабжения, государственного значения, однако. Наши деревенские, частенько здесь бывают – пивом затариваются, сметаной, дорогими импортными сигаретами «Мальборо», вы мне не поверите, но даже иногда, югославские женские сапоги бывают – благодать. Джинсы вот я здесь покупал, не какие-нибудь буржуйские, а наши настоящие, советские. Да и чище здесь на улицах, чем в окружающих местностях-окрестностях. Вот и «Инспекция исправительных работ» - одна на два района, тоже здесь находиться. Уж больно мало нас, осужденных к такому виду сурового и неизбежного наказания. Так что и не выгодно, в каждом райотделе милиции своего инспектора держать. Вот и делают одну инспекцию на два, на три района.
 
          И я попал под эту непонятную раскорячку. Вроде и дело-то было совсем пустяковое. Ну подрались в клубе на танцах пацаны. Конечно же, из-за девчонок. Честно дрались – сначала один на один, а потом как получится. С кем не бывает? Но почему-то победа в этот раз оказалась на нашей стороне. Хотя обычно было наоборот. Сами удивились. Раньше обычно, все стычки заканчивались выдиранием пуговиц с мясом и обещанием – «обломать рога» и «выдернуть ноги», но тут чего-то сильно наболело. Увезли парнишку с оборванным ухом и сломанным носом на скорой. Ухо-то пришили. Приштопали накрепко. Но наказать кого-то надо. И схватили, первых кто попался под руку. Второго отпустили, ему ещё и семнадцати не было. А мне всего двух дней до восемнадцати не хватало, вот и оказался я главным зачинщиком, хотя в вожди не напрашивался!  Стыдно признаться, но даже какая-то гордость распирала – смотрите пацаны! За вас страдаю – никого не сдал! Настоящий мужик!  Было бы мне уже восемнадцать, впаяли бы реальный срок, а так дали один год исправительных работ, с выплатой двадцати процентов заработной платы в пользу государства. Вот и приехал в Шушенское на учёт становиться!

          Где музей-заповедник я знаю хорошо, а вот где милиция не знаю совсем. У кого бы спросить? Ага…, вот как раз на ловца и зверь бежит. Навстречу мне идёт высокий милиционер с лейтенантскими погонами и потирает нахмуренный лоб.

          - Не подскажете, как пройти к милиции? – вежливо так спрашиваю и в то же время как можно расхлябанней. Статус обязывает. Негоже «жулику» перед милиционером прогибаться.
          - А…! Я как раз туда и иду, пошли со мной, - отвечает старлей, ладошкой разглаживая потное, помятое лицо. И тут же через двадцать шагов сворачивает в магазин, где покупает бутылочку пива, как сейчас помню «Бархатное-таёжное». Выйдя из дверей, быстренько открывает бутылку и так чтобы никто не видел, за четыре глотка быстренько выпивает и пустую бутылку бросает в кусты.

          - Перебрал вчера, - объясняет он смущённо, – день рождения у жены был. Ох, и нажрались же мы, как свиньи! Не помню, как спать лёг. Сегодня проснулся, крыса эта – тёща. Как прицепилась ко мне, и давай морали читать, целый час мясо из души выкусывала. Вот змея! Тут и так, башка раскалывается, а тут ещё она нудит. Хотел встать и от всей души зарядить ей в рог. Убежала падлюка. А то бы точно врезал. Вот сейчас и не знаю как дома появляться. С женой разругался, тёща заявление в милицию собралась относить. Вот жизнь. А ты зачем в милицию-то идёшь? Что за дело у тебя?

          - Да, вот, - отвечаю, - в Инспекцию Исправительных работ надо, в двенадцатый кабинет к инспектору Хрулёву, на учёт становиться.
          - А! – почти радостно сообщает мне он, - так это ко мне, как раз! Я инспектор! – и почти дружески улыбается мне!

          Ну и естественно когда мы уже подошли к его кабинету, перед которым сидело человек шесть, по каким-то делам пришедших людей, то я уже на правах почти знакомого, зашёл к нему без очереди.

          Первым делом он открыл окно и включил вентилятор. Достал из сейфа какую-то бутылку, налил пятьдесят грамм спирта, это я почувствовал по запаху, выпил и на пять минут завис. И я тоже сижу на жёстком стульчике, любуюсь  пейзажами за окном, верхушками начинающих покрываться коричневатой зеленью тополей и почти прозрачными, слабомолочными облаками, парящими над тишиной, тихий посёлок и умиротворённый, нет здесь, ни чисто деревенских звуков – собачьего лая, и треска тракторов, ни звуков города – машинных бибикалок и грохота трамваев. Шушенское – место где живёт тишина!
          И старлей сидел, шебуршал какими-то бумагами , с трудом что-то соображая. Что-то подписывал. И наконец протянув мне направление на работу, почти официально произнёс.

          - Короче, смотри! Устраивайся в течении недели. Работа не пыльная. В школьную кочегарку, а сейчас сезон уже заканчивается. И до сентября у тебя отпуск. Так вот предупреждаю! Не дай Бог узнаю, что ты там в деревне выпиваешь или в семье скандалишь, сразу на зону отправлю. В первую очередь помни – советский человек, это человек высокой морали. Морали коммунистической! Пьянства я не потерплю. Давай, счастливо! И пригласи там следующего….