Галилеянин и Арсиноя ж-л Рецензент

ИЗ цикла "ОПЫТЫ ГЕРМЕНЕВТИКИ". Эссе.

 Галилеянин и Арсиноя
(подборка стихотворений "Клинопись у глаз" Кузнецова Татьяна)

Вся красота, которую я вижу, заключена в моем сердце, потому что именно там находится камертон, с невыразимой нотой которого я сравниваю все остальное»
(В. Пелевин)

«Бережёного Бог бережёт.
Чем летать - лучше мёрзнуть в пехоте.
Я прикрою от солнца ожог,
говорят, так быстрее проходит.
Может, тёмный останется след,
ну и пусть - все решат, что от грязи.
Здесь никто не поверит, что свет
натворил мне таких безобразий.
Я не лучше, чем люди вокруг,
может, в голосе больше металла.
Ну зачем тебе знать, милый друг,
что я тоже когда-то летала?
Я прикрою от солнца ожог -
бережёного Бог бережёт.

***
Два стремени чуть звякнут, прикоснувшись
друг к дружке. Проезжай-ка ты вперёд!
Моей гнедой породистые уши
легко волненье выдадут её.
Твой вороной привычно и проворно
покажет путь по узенькой тропе,
Мы вслед с кобылой двинемся покорно,
к чему нам быть сейчас эмансипэ?
Я лягу, как обычно, ей на шею,
чтоб ветки не хлестали по щекам.
Я женщинам, ты знаешь, больше верю,
чем молодым и смелым дуракам.
Конец июля. Лист уставший вянет.
Ты это наблюдал так мало раз!
А я теперь за тёмными очками
пытаюсь спрятать клинопись у глаз.
И я тебя, конечно, пропускаю -
я все-таки надежду стерегу,
что, может, ты найдёшь дорогу к раю
в том самом шалаше на берегу,
и может, по утрам твой голос низкий,
и солнца луч, сквозь ветки, невзначай...
Ты вновь ко мне подъехал слишком близко.
Не надо. Скоро осень. Проезжай.

***
Кончилось лето после обеда.
Ветер улёгся спать на полу.
Пасынок Феба катит по небу
медного солнца тусклый валун.
Время за сорок, время разборок.
Тонут в стакане наши пути.
Пыль на ступенях. Где же мой веник?
Галилеянин, ты победил»

Взяв в эпиграф эту фразу Пелевина, я хотела подчеркнуть (ещё раз)огромный интерес рассмотрения произведения «с третьей позиции", с позиции восприятия читателя … Благодаря интернету, появились армады ортодоксов, усвоивших расхожий набор истин и с упоением подгоняющих поэзию под ГОСТЫ, СНИПЫ и всякие прочие стандарты. С другой стороны – без стандартов и снипов (строительные нормы и правила) – мы отравимся мутью графомани, а наши дома рухнут прямо под «огонь и град»… Так вот призвание поэзии, на мой взгляд, это, с одной стороны - опровергать догму, а с другой – беречь от обрушения возведённый до вас Храм.
Почему я завела речь о Храме? Да потому, что в самом названии триптиха, есть слово «Бог», и потому ещё, что подборка закольцована этим же словом в звучании - «Галилеянин». Галилеянин, прозвище Христа (от места, где он родился), аналогично: «Иуда из Кариот».
Поэзия отличается от графомании тем, что в поэзии бесконечное количество смысловых планов и уровней, а в графомании смысловой план один — первый (он же последний).
В данном случае мы имеем дело с поэзией, а не с графоманией. Вот и поговорим о её непервых уровнях… Как у всякого настоящего поэта внутренний космос его души, мир частных лирических переживаний, выходит во внешний, общечеловеческий космос. Вывернутые корнями наверх пласты отношений лир. героя с собой и с миром заводят нас гораздо дальше, чем аллюзия (намёк) на расхожую истину: «с милым рай и в шалаше, но не в нашей полосе». Это только первый смысловой план стихотворения
…"Может, ты найдёшь дорогу к раю в том самом шалаше на берегу…»
«Не надо. Скоро осень. Проезжай». ...И то сказать, осенью в средней полосе в шалаше-то уже холодновато…
Но это не единственный смысловой уровень трилогии. Героиня поэтического рассказа — философствующий, рефлексирующий человек, уже обожжённый и наказанный жизнью за «полёты" и "безумство храбрых». У неё наступает «Время за сорок, время разборок». Каких разборок? Да тех самых - разбор полётов. Вот они, эти полёты - в первой части подборки:

«Я прикрою от солнца ожог,
говорят, так быстрее проходит…»
«Может, тёмный останется след,
ну и пусть - все решат, что от грязи.
Здесь никто не поверит, что свет
натворил мне таких безобразий.
Я не лучше, чем люди вокруг,
может, в голосе больше металла.
Ну зачем тебе знать, милый друг,
что я тоже когда-то летала?
Я прикрою от солнца ожог -
бережёного Бог бережёт»

Так вот оно в чём дело! Героиня уже побывала в роли «молодого и смелого дурака», уже пыталась, как Юлиан–Мечтатель соединить христианскую аскезу со светлой языческой красотой, обожглась и теперь предпочла бы, чтобы ей никто не напоминал об этом ожоге: «пусть - все решат, что от грязи». Общество, в котором она живёт, героиня отождествляет с пехотой. Здесь естественнее иметь «тёмный след от грязи», чем ожог от света в полёте к солнцу. Пехота – общая серая масса, она ненавидит инаких, ненавидит познавших свет, больший, чем видимый из окопной грязи. Бунт героини против пехотного уклада обернулся ожогом и божьей метой: то ли языческий Феб её пометил, как «свою», то ли Галилеянин наказал за гордыню и отступничество… Теперь героиня не хочет выделяться из «нелетающей пехоты», она желает сойти в ней за свою, скрывая свидетельство полётов и следуя заповеди Галилеянина: «Я не лучше, чем люди вокруг». И свою отметину - то ли милость Феба, то ли наказание Галилеянина - предпочитает скрывать…
Вряд ли ей это удастся, однако. Помеченных богами, испытавших полёт при жизни - не так много на грешной Земле. Да и тех, кто не мирится с окопной правдой – тоже.
Второе стихотворение совершенно прелестно. И своей поэтикой, и своим психологизмом.

...Конец июля. Лист уставший вянет.
Ты это наблюдал так мало раз!
А я теперь за тёмными очками
пытаюсь спрятать клинопись у глаз.

Одной строфой Автор передал суть отношения героини к «молодым и смелым дуракам», неважно, о ком это: о коне или лиргерое, или Юлиане-Мечтателе из трагедии Мережковского "Юлиан-Отступник". «Ты это наблюдал так мало раз…» - это нежность к молодости, смелости и неопытности… Метафора «клинопись у глаз» - просто бесподобна. Глаза - не только зеркало души, но и её история. Героиня прячет эту историю не потому или не только потому, что скрывает свой возраст… Она жалеет своего спутника и хочет, чтобы он до времени не узнал участи «отмеченных богами». А, может, Феб ещё признает его своим сыном, зачем же лишать своего спутника собственного полёта? Героиня не может не видеть, что он, в отличие от неё, не утратил талант жить безоглядно, не страшась получить "от солнца ожог". А она этот талант уже утратила. У неё - «время разборок…» Интерес героини к конным прогулкам связан с грустным желанием увидеть мир по-иному, не из окопа, увидеть то, что уже давно стало... для неё незаметным.

«…я все-таки надежду стерегу,
что, может, ты найдёшь дорогу к раю
в том самом шалаше на берегу,
и может, по утрам твой голос низкий,
и солнца луч, сквозь ветки, невзначай...

Героиня невольно мистифицирует, создавая картины нового полёта в прижизненный рай… Причина этого — в осознании мучительности и бессмысленности попытки попасть в другой мир, может быть, более совершенный в силу его естественности и отдаленности от цивилизации с ее нормами и ограничениями. Цивилизации и религии, воспринимаемой героиней, как прозябание среди пехоты...
Озвучание надежды на рай жёстко и жестоко прервано, героиня понимает, что перестать быть собой сорокалетней - означает - перестать быть.

Ты вновь ко мне подъехал слишком близко.
Не надо. Скоро осень. Проезжай.»

Один ожог она уже получила. От второго полёта к языческому Фебу – символу свободы чувства и чувственности, света и радости - её удержал Галилеянин.

Пыль на ступенях. Где же мой веник?
Галилеянин, ты победил»

С резким обрывом монолога о рае в шалаше, с одной стороны, происходит переосмысление содержания стихотворения и переоценка личности героини: раскрывается глубокий внутренний мир современного думающего человека с трагическим мироощущением, одинокого, привязанного к «своему пехотно-окопному» миру, аскетичному храму с пылью на ступенях и кучей запретов - и вместе с тем безнадежно чуждого этому миру…
Героине уже не решиться снова сменить Галилеянина на Феба: скоро осень…
А осенью Феб, причинив очередной ожог, поменяет постоянную прописку на противоположное полушарие.
Фраза «Галилеянин, ты победил» - великолепный финал этой трилогии по сути философии судьбы нашей современницы - открывает ещё один пласт в восприятии этих текстов. Эта фраза – цитата; «текст в тексте». Иначе- интертекст. И выводит она меня к истории Арсинои и цезаря Юлиана–Мечтателя, к трагедии Дмитрия Мережковского «Смерть Богов. Юлиан – Отступник». Эта трагедия заканчивается, как известно так: «НЕТ, ТЫ ЕЩЁ НЕ ПОБЕДИЛ, ГАЛИЛЕЯНИН!» Император Юлиан, летающий во снах к Солнцу, растворяющийся в свете, чувствующий себя сыном Гелиоса (совсем как наша героиня) признался любимой Арсиное в своих взглядах, рассказал о своих мечтах - соединении строгой христианской морали со светлой языческой красотой. Проявление итертекстуальности (различных элементов "текст в тексте") даёт возможность интерпретации триптиха через историю Арсинои и Юлиана, вначале единых в своём порыве к красоте и свету, к почитанию Гелиоса (Солнца) и олимпийских богов с их свободой чувственности и покровительством искусству во всём его многообразии, - а затем разошедшимися в верованиях (Арсиноя приняла христианство, даже монашество). Этот пласт можно обсуждать долго и интересно. Параллелей – множество. Я рассказала об этом в комментариях к обзору Елены Кабардиной «Клинопись у глаз».
Арсиноя многое понимала и видела глубже и дальше Юлиана. Её даже называли "вещей". Она видела лесть и предательство, там, где Юлиан искал многочисленных стороников своих взглядов. Арсиноя посылает его в толпу под видом участника шествия в его честь и...он всё поймёт, он всё услышит сам...Сравните: вот и наша героиня восклицает: «Я женщинам, ты знаешь, больше верю, чем молодым и смелым дуракам»(!)... Язычество – это красота и свобода эллинских одежд, отсутствие многих запретов и догм, искусство без границ, чувственность без запретов, но... пришло другое время, и ожог от языческого Бога нужно прятать…
Арсиноя металась между двумя верованиями… Между свободой и аскезой... Между Галилеянином и Фебом...Она так и не разделила ложе с Мечтателем...Эти метания, в конечном счёте, привели к гибели Юлиана - Сына Солнца и Света(«Я прикрою от солнца ожог…»)...Она обожгла своей любовью и обожглась сама...
Дмитрий Мережковский сделает из Арсинои скульптора, в конце трагедии она работает над фигурой бога, имеющего черты... и Галилеянина, и языческого Диониса.
…А я, представив ту самую пыль на ступенях в лучах «пасынка Феба» (последнее стихотворение), задумалась о происхождении пыли… Уж очень похожа на гипсовую... Или, всё-таки, окопная? ..."Где же мой веник?"...
Из исторических источников последние слова Юлиана-Мечтателя были: «О Великий Божественный Ра-Гелиос, я, как Ты!» И тут же ему стал мерещиться Иисус Христос, согревавший умирающего цезаря своей Всепрощающей Любовью.
«Ты победил, Галилеянин!» – воскликнул император и испустил дух»…
Можно знать о «вложении» в текст другого текста, можно не ведать об этом, однако, думать эти стихи заставляют… И не только о рае в шалаше. Поле восприятия текста, интерпретируемого через другой текст, когда произведения могут многими способами явно или неявно ссылаться друг на друга, сопоставляться, спорить друг с другом – расширяется безмерно.
Спасибо Автору!