Нойшванштайн

вышивает Амалия крестиком на амальгаме
лучезарные башни и сад-ледяные рога.
где-то зиму спустили с цепи – вот и бродит кругами,
из овчарни небесной ворует и режет снега.

у Амалии синее платье и косы короной,
ей болтают о разном часы и почтовый рожок:
лебединая девочка выросла старой вороной
и смеётся, в замасленной лапе держа пирожок,
восседает на ветке, озёрной воды избегая,
но внезапно, на миг или два, сквозь воронье враньё,
невзначай встрепенётся чудесная птица другая –
и опять замолчит, будто не было вовсе её.

надо зиму на псарню загнать, покормить, убаюкать,
но Амалия знает: как только отложит она
рукоделие в сторону, в мире не станет ни звука,
ни часов, ни вороны, ни замка, ни крыши, ни дна –
всё рассыплется сразу, едва остановит иголка
свой размеренный ход, золотое исчислив число,
потому что лазурное платье к зеркальному шёлку
крепко-накрепко жилами лунных лучей приросло.