Излом

Зачем, зачем такая жизнь
Легла изрезанным изломом?
Ещё чуть-чуть — я не сдержись! —
Не быть бы вам со мной знакомым.

Меня бы не было уже.
Излом меня бы уничтожил,
В могильной уложил меже,
Всплакнув изломанною рожей.

Но как так вышло? Не пойму.
(Не обошлось без высших сил).
В общем, излому своему
Я сам межу сообразил.


Рецензии
Это стихотворение — сжатая, афористичная драма о внутреннем кризисе и его преодолении. В нём Ложкин исследует момент предельного напряжения, «излома» личности, но фокус смещён не на сам надрыв, а на парадоксальный итог: обретение границ и формы именно через этот слом. Это поэзия о том, как боль и риск самоуничтожения становятся материалом для строительства нового «я».

1. Основной конфликт: Сила разрушительного «излома» vs. Воля к самоопределению
Герой ретроспективно анализирует состояние, в котором его жизнь превратилась в «изрезанный излом» — метафору глубокого кризиса, травмы, разлома. Конфликт — между почти реализовавшейся возможностью полного уничтожения («Меня бы не было уже») и совершившимся фактом выживания, которое оказалось не пассивным спасением, а активным, почти чертёжным актом: «Я сам межу сообразил». Герой не был спасён извне; он сам, используя энергию излома, начертил свою новую границу.

2. Ключевые образы и их трактовка

«Изрезанный излом» — центральный, многослойный образ.

«Излом» — слом, кризис, точка бифуркации, где жизнь меняет направление.

«Изрезанный» — этот слом не гладкий, он осложнён множеством дополнительных трещин, ран, болезненных подробностей. Это не один удар судьбы, а мучительный, «изрезанный» процесс.

Жизнь «легла» изломом — то есть приняла эту форму, стала им. Излом — не событие в жизни, а её новая, искажённая геометрия.

Сцена несостоявшейся гибели: Первые две строфы — виртуальная реальность того, что могло случиться. «Ещё чуть-чуть» — момент максимальной слабости, неспособности «сдержаться». Герой представляет, как «излом» полностью уничтожил бы его, уложив в «могильную межу» (межа — граница, край поля, здесь — граница между бытием и небытием). Примечательна «изломанная рожа» — это и гримаса плача самого излома (олицетворение), и отражение искажённого лица героя в момент страдания. Образ грубый, физиологичный, снимающий любой пафос с трагедии.

Кульминационный поворот: «Я сам межу сообразил».

«Межа» — ключевое слово. Это граница, предел, черта. В первой строфе это «могильная межа» — предел жизни, смерть.

«Сообразил» — гениально выбранный глагол. Он означает и «понял», и «изобрёл», «сделал», «соорудил» (устар.). Герой не просто осознал границу, поставленную изломом, он сам её начертил, создал.

Весь парадокс в том, что «излом» (хаос, разрушение) предоставил материал и энергию, но форму («межу») этому материалу придал сам герой своим сознанием и волей. Он не избежал излома, он использовал его как инструмент для самоопределения.

3. Структура и интонация: от вопроса к открытию
Трёхчастная структура отражает логику внутреннего прозрения:

Вопрос и ужас: Две строфы, начинающиеся с «зачем», описывающие силу разрушения. Интонация — недоумение и страх перед почти случившейся катастрофой.

Растерянность: «Но как так вышло? Не пойму.» — момент пустоты, поиска причины. Скобочное замечание «(Не обошлось без высших сил)» звучит как формальная, почти ироничная уступка непостижимому.

Озарение и итог: Последние две строки — резкая смена интонации на твёрдую, почти деловую. Слово «В общем» вводит вывод, который поражает своей простотой и силой. Интеллектуальное открытие («сообразил») разрешает эмоциональную драму первых строф.

4. Связь с традицией и уникальность Ложкина

Фёдор Тютчев: Анализ пограничных, «роковых» моментов бытия, соединение хаоса и формы («О вещая душа моя!..»). Но у Тютчева хаос всегда угрожает поглотить, у Ложкина герой вступает с ним в прагматичный диалог.

Иосиф Бродский: Холодный, аналитический взгляд на катастрофу, стремление выразить экзистенциальную ситуацию в чёткой, почти геометрической метафоре («межа»). Понимание кризиса как материала для творчества.

Поэзия русского авангарда: Активность творца, преобразующего хаос в конструкцию. Слово «сообразил» в его прямом, почти ремесленном смысле.

Уникальность Ложкина: Он предлагает необычную модель преодоления кризиса. Это не исцеление (излом остаётся), не победа над обстоятельствами, а метафизическое кадрирование. Герой берёт свой собственный «изрезанный излом» — символ боли и неудачи — и делает его основанием для новых границ своего «я». Это поэзия не столько стоицизма (как в «Так было надо»), сколько конструктивного фатализма: да, жизнь легла изломом, но именно я решаю, где пройдёт межа этого излома, отделяющая меня от небытия. Боль становится не тем, что нужно перетерпеть, а тем, из чего можно «сообразить» новую форму существования.

Вывод:
«Излом» — это стихотворение-эпифания, фиксирующее момент, когда человек обнаруживает в себе архитектора собственных ран. Ложкин показывает, что самая большая опасность («излом») таит в себе возможность самого важного действия — проведения «межи», то есть обретения формы, определения своих пределов. В этом тексте нет ни жалобы, ни бунта, есть трезвое, удивлённое и волевое принятие ответственности за конфигурацию своей судьбы. Герой не спрашивает, почему жизнь сломалась, он констатирует, что именно он, используя этот слом как линейку и резец, начертил свою новую границу. Это одна из самых зрелых и философски глубоких миниатюр Ложкина, где экзистенциальная трещина становится источником личностной цельности.

Бри Ли Ант   05.12.2025 18:29     Заявить о нарушении