Семен Новорусский. Откровения

Значит так. Семен Новорусский к Сеньке Чемодану никакого отношения не имеет. А кто не понял, блин, тому объясню в другом месте.
Новорусский – человек творческий, респектабельный, и ... это ... апассионарный, вот.  Ну, типа того – лидер в общем, в натуре.
Я, между прочим, редактора нанял, чтобы ошибки исправляла. И всё такое. В меру, конечно, не зарываясь: кто я и кто она, ё-моё...  А то начнут говорить, что в школе не учился, а туда же лезет со своим свиным рылом... А, может, я самородок, как Рома Абрамсон?  Ну, и этот ... Ломоносов. И еще тезка мой Семен Михайлович Буденный тоже ничего мужик был. 

Зубами рву бумаги мясо,
на брюхе по родной стране
неразорвавшимся фугасом
тащусь, а птицы на крыле...
Качусь, а рыбы плавниками
махают медленно в тиши.
О Боже, что же это с нами
случилось в глубине души?

Нравится? Мне тоже. Но это не моё. Это мне один кореш в тетрадку записал вместо эпиграфа. А моё будет ниже.


                К ЭЛЕКТОРАТУ


На Сеньке шапка не горит.
У Сеньки всё теперь ОК.
Рука у Сеньки – монолит,
а голова – горшочек щей.

Он поутру – на стадион,
а вечерами ходит в клуб.
Не только духом он силен,
но и девицам крайне люб.

И неча там метать икру,
что, дескать, он срока мотал.
Господь накажет, если вру:
честнее парня не видал.

Отдай свой голос за него,
от пуза будешь сыт и пьян.
Пусть в Думе все за одного,
Семен – навеки твой пахан.






                МОЁ “ЯБЛОЧКО”


Эх, Сенечка, куда ты котишься?
Попадешь кому в рот – не воротишься.
Говорила мама мне:
“Не ходи в политику.
Чем висеть на фонаре,
лучше жить в обители.”

Только Сенечка
не дурак какой,
у меня карман,
как мошна, тугой,
у меня счетов
за бугром не счесть.
Никому меня
не удастся съесть.


                МОИ НАТЮРМОРДЫ


Трудно быть богатым нашему брату,
всё равно, что в офисе домкрату.
На всякий роток не накинешь платок.
А молоток...?
Утюжок – тоже вещь была,
но уже не модно.
Круто теперь в Куршавеле
шампанское трескать,
чтобы помочь голодным
чаевыми и погулять
с очередной невестой.

 - Посмотри, Сеня,
какой день весенний, -
вдруг она говорит.
А мне что – болит?
Теперь всё одно,
что зима, что лето.
Только свистни -
“Милости просим,
дорогой Семен!”
А я хочу бульон
и жаркое,
к ядреной фене!
Или, на худой конец,
пельмени.

Как дурак,
пошил фрак.
Собаки смеются:
такая у меня в нем рожа –
ни на что не похожа.
Теперь придется
изучать этикет
для выхода в свет.
(Этот, а не тот,
чтобы не вышло наоборот.)
А то бутерброд
боишься засунуть в рот.
Вот.  - Такая кукуруза
на развалинах Союза.



                ЗАДУШЕВНОЕ


Полюбила девушка Орла,
но ее в ментуре повязали.
Никого не выдала она.
И теперь томится на вокзале.
Наша жизнь – тюрьма или вокзал,
но и в ней для подвига есть место.
Прилетел Орел, всех повязал
и увез ее – свою невесту.



                СТАНСЫ


Меня опять снесло в кювет.
Лежу, где сыро и темно.
К судьбе вопросов больше нет,
а память вышибло давно.

Уняв предательскую дрожь,
приподнимаюсь, как могу:
на рай сей берег не похож,
народ в округе – ни гу-гу.

И слава Богу! Лучше так,
чем деньги делать на беде
чужой. Вокруг – не то, чтоб мрак:
видны просветы кое-где

в мозгу, где мыслям дан простор,
где степь да степь одна кругом,
где сам  с собою разговор
веду на празднике чужом.

Не тороплюсь. - Зачем? Куда?
Канава, вроде, как окоп.
Никто не сунется сюда,
и не обгонит слева сноб.

Я позову своих друзей
и мы закатим жизни пир.
И будет лучше, веселей.
И не пойдет никто в сортир,

где мочат. Помочиться здесь,
на месте, не зазорно враз.
И понемногу выйдет спесь
из сердца каждого из нас.