Моей лошадке

Ты для кого была женою,    
              Тот умер не своей судьбою.

Визжи от восторга
И дрыгай ногами,
Но я уезжаю
Работать на БАМе.

Меня ты не любишь
В своей мелодраме
Валютой не пахнет
В брюк чистом кармане.

(А можно в брючистом,
А можно в сверхчистом,
А можно в брючном,
Но в брючном неказисто).

Хотел я конечно
Работать при бане,
Иль в Сирии, или
При ресторане.

А можно в Панаме,
Где жизнь как в романе
И где даже «чёрный»
Гуляет в панаме.

А можно в Иране,
Но там при Коране
И молятся Ламе
Не помня о маме.

Увы! Не пущают
«Рабочее быдло».
Досадно, обидно,
Надрывно, завидно.

Рифм много на «аме»,
Хотя пишу даме,
Но вовсе не Анне,
Которой нет в плане.

Пишу письмо Ольге,
Что любит на «Волге»
Катясь уплетать
Апельсинные дольки.

И даже катаясь,
И даже качаясь,
Во всём сознаваясь,
Смеясь и не каясь.

А кофе бразильский
Пить любит в постели.
Мужчин же в артели
И тех что «при деле».

А те, что хотели
Да вдруг не успели
Снять номер в «отеле»
Напрасно потели.

Опять «еле – еле»,
Как будто не ели
Растут в лесу ели.
Их шмели заели.

Пишу плагиатом,
Конечно, не матом.
Сказал бы своё
Да не «тянет перо».
(А может яйцо,
А быть может лицо)
Пишу письмецо,
Да всё что-то не то.

Но дрыгай ногами                Визжи от восторга
С меня не дождёшься
Ты большего толка.

Тебе бы мужчину
Иметь с «Военторга»,
А лучше с «Продторга»,
Но только не с Морга.

Ведь я импатентен,
К тому ж беспатентен,
Не интелегентен,
Не эквивалентен.

Люблю кофе с птицей,
А птицу с горчицей.
Лапшу люблю с перцем,
А женщину с сердцем.

И чтобы одетой,
Хотя бы в «приличье»
И чтоб без мыслей
О блатном заграничье.

Но ты не хотела
Побыть со мной рядом,
Меня обласкать не рукой,
Даже взглядом.

И мне как изгою
Противно с тобою,
Туды не женою,
Сюды не судьбою.

Конечно, с рогами
Работать на БАМе
Не больше геройства,
Чем в поте на даме.

И с потом потом
Поворачивать сани
И в даль голубую
Катить с вензелями.

А лошадь стегать,
Что с чудными глазами
(А может бровями,
А может губами,

А может ушами,
А может ногами)
Бежит по равнине,
Как голый по бане.

Но лошадь плетётся,
Как с шайкой пустою
И что остаётся
Такому герою?

Сейчас будет прочерк –
В душе всё клокочет,
Но, если не топчет,
То в суп идёт кочет.

Поеду до БАМу
Отбив телеграмму:
«Люблю свою даму,
Как гвоздь пилораму».

Но грех мне на
Душечку милую злиться
Она всего «лошадь»
К тому же ослица.

А я «змей» проклятый
Ума три палаты
Почти без зарплаты,
Почти и без хаты.

А лошадь со стойлом
И даже дровами
Украшены стены,
Украшены сани.
И в стойле, что стоймя
Змеи недостойно.
Змее лишь пригоже,
Что лёжа на ложе.

Увы! Расторжимы
Змея и Лошадка,
А жизнь по режиму
Довольно не сладка.

Дрова не прельщают,
Ни стойло, ни стоймя.
Змея я и только.
Прости меня Ольга.

И, даже на БАМе
И даже с рогами,
Увы, не смогу я
Подрыгать ногами

Как лошадь. А быть
Под копытом – накладно.
Пора уж заканчивать,
Было и ладно.

Что было – то было.
Веселье бродило
И мне в том пиру
Не усы омочило.

Хоть было порой
Вдруг и больно и сладко:
Была под уздой
Боевая лошадка,

Что билась, как в пене,
Кусала удила,
А вырвавшись с плена
Сказала мне: «Мило».

А может быть «милый»,
А может быть «мимо,
Идя магазина
Купить надо мыло».

К чему говорить
О любви между делом,
Ведь мылом мы моем
Не душу, а тело.

И с мылом залезть можно
…Только…не в душу.
Барометр предсказывал
Ветер и стужу…
Но дрыгай ногами,
Визжи от восторгу,
Ведь мы были вместе
Постольку – поскольку

В эпоху «Застоя»
Мы были моложе
Рифмуется «стоя»,
Рифмуется «ложе»

И нас ещё мало                Хлестало по роже
Мы были наивны,
Юны и пригожи.

Но время ушло
И в канун Перестройки
Нам тоже хотелось
Быть с кем-то на койке.

Пройдут времена,
Перестройка тем паче…
В углу стремена
От заморенной клячи

Остались на память
И слёзы украдкой
В ведро отжимаю я
Половой тряпкой.

Веселье прошло
И пройдёт ещё стужа.
Желаю тебе
Настоящего мужа.

                8.3. 1989 г.