Старая-старая сказка

Что ж ты Богу со среды по воскресенье
мозг и уши челобитными ебёшь?
Сядь, послушай небольшое поученье
о превратностях судьбы, ядрена вошь!

                ***

Втихомолку выскользнув из дому,
каждый день в четырнадцать ноль ноль
к побережью двигалась морскому
юная развратница Ассоль.
Девочку желание   е б а т ь с я
с местною шпаною не влекло,
возбуждать себя посредством пальца,
было стрёмно ей и западло.
Посему, плотнее сжав коленки,
на прибрежных скользких валунах,
пялила она до ночи зенки
на челны, снующие в волнах.
В детстве ей херни нагородила
местная Кассандра по весне,
что какой-то вычурный   х у и л а
водится в неведомой стране.
То на раз вбивает головою
гвозди в корабельные леса,
то, вдруг, красит краской половою
свой корабль, включая паруса.
В общем, поэтичная натура,
больше тут не скажешь ничего.
Поклялась Ассоль (была же дура)
дожидаться только лишь его.

Рядом с ней, на мокрые каменья
умостившись аппетитной попой,
в даль морскую до   о п и з д е н е н ь я
вглядывалась некто Пенелопа.
У мамзели этой с головою
дело обстояло ещё хуже.
Полноценной жизнью половою
жить не удавалось ей без мужа.
Припадать к её ногам и паху
изъявлял решительность любой.
Но она им всем:
«Идите на   х у й,
климакс у меня и геморрой.
Фарингит вдобавок, о миньете
тоже бесполезно речи весть…»
Что ты скажешь тут?!
На белом свете
и такие прошмандовки есть.
Взять бы Амфинома,
чем не пара?
Лыбится порой, как педераст,
так, зато мужским аксессуаром
смывшемуся мужу фору даст.
Поросли троянские окопы,
клевер и чабрец — по самый хер.
Но для вредоносной Пенелопы
не имел значения размер.

Коль на мужика ни похоронки,
ни бумаг, что безвести пропал,
впору даже с климаксом бабёнке
прекратить шататься на причал.
Только Пенелопа верность браку
берегла не зря,
в один из дней
Одиссей вернулся на Итаку,
и вломил всем штатским   п и з д ю л е й.
Далее под парусом карминным
прибыл тот, кого ждала Ассоль.
В жизни есть у каждого мужчины
миг, когда наскучит алкоголь
и потехи в виде подкидного,
в виде болтовни под домино.
Хочется чего-нибудь такого —
с бёдрами и грудью чтоб оно.
Не совокуплений ради бравых.
Просто ебля, в принципе, — х у й н я,
коль не знаешь с кем, сплетя суставы,
помереть синхронно к   е б е н я м.

                ***

Я до безобразия рассеян.
Из-за этой слабости своей
не сумел пробиться в Одиссеи,
и зовут меня совсем не Грэй.
Впрочем, к обиталищу циклопов
я б себя послал, как бандероль,
будь ты хоть немного Пенелопой,
или будь хоть чуточку Ассоль.
Но и с бандеролью незадача.
На пустынном береге моём
только Таня ёбнутая плачет
за мячом, упавшим в водоём.