Нижнеудинск, карьер. 1992г

Заводоуправленье у карьера
Мне долго будет выпуклым примером,
Нелепого до скуки бытия.
Ряд зданий на загаженном пространстве
В копчено-штукатуренном убранстве,
И куча раздробленного сырья.

   В поселке, за чертой карьерной власти,
   Наверное, разгуливают страсти,
   Пьют водку, дебоширят и шалят,
   А на работе, больше отдыхают,
   От дома, где заботы душу мают,
   Да бабы фордыбачить норовят.

Под боком – заводская кочегарка,
То холодно, то очень-очень жарко,
Две крайности старинного котла,
А я сижу, скучаю в кабинете,
При ярком, сотни две ваттовом свете,
Как в мойке, одинокая метла.

   Мелодия привычного пейзажа,
   И оторопь нейдет на сердце даже,
   Так много по стране таких контор.
   Куда б не занесло меня в поездках,
   Сюжет один, как на церковных фресках,
   Котельная, кладовая, мехдвор.

С религией сравненье некорректно,
Там краски, хоть местами и поблекли,
Там души так и светятся в глазах.
А вид разукрупненного мотора,
Или пятно пролитого автола,
Как рыло Сатаны на образах.

   А по утрам, усиленный морозом,
   Паяльной лампы, нудный ариозо,
   И злой водитель изощряет мат.
   По человечески его, конечно, жалко,
   В аккумуляторе, видать, запала банка,
   А для ремонта нужен спирт, иль блат.

Проблема водки – местная зараза,
Сродни глобальным разработкам НАСА,
Как, впрочем, на просторах всей Руси.
В лекарство, иль на бартерную сделку,
Не говоря уж, чтоб на опохмелку,
Никак не сыщешь, даже не проси.

   Вот в это средоточье недостачи
   Еды, мануфактуры и удачи,
   Нас бросила изменница судьба.
   Искать в застывшей пойме – что найдется,
   Питаться, как попало – чем придется,
   А в перерыве – пьяная гульба.

Прости читатель за вступленье это,
За то, что стих не мчит кабриолетом
В волшебную страну прекрасных грез,
 Прости, что проза лезет во все щели,
И рифм тяжелых, нудные качели,
Все больше про навоз и про мороз.

   Привычка века, бедного на краски,
   Еще с той, давнишней завязки,
   Иль альтруизм, иль просто бандитизм.
   Сначала – бурный взрыв негодованья,
   Почти столетье – самолюбованье,
   А на венец – животный мазохизм.

Мы добирались в эту пойму долго,
И потеряли пару дней без толка, -
Дань слабой подготовке мастерских.
Энтузиазм по - прежнему в почете,
Но этого не видно при расчете –
Новация порядков воровских.

   И, как всегда, мы будем не сдаваться,
   Чинить станок, которому лет двадцать,
   Бутылками, латая, цепь прорех.
   Крепить товарно-денежные связи,
   В попытках приподнять объект из грязи,
   С сомнительной надеждой на успех.

Разруха, что творится в государстве,
И в малом местном замкнутом пространстве,
Влияет на настрой рабочий наш.
Уныние отечественной смуты
Привносит, разложенья, атрибуты,
В работе же необходим кураж.

   А потому, формулировка жизни,
   Как в нашей раскуроченной Отчизне,
   Банальна, как мычание быка.
   Рубить концы, и в новую идею,
   В обогащенья, омут, сунуть шею,
   Хоть, 100%, что намнут бока.

Но я отвлекся, частная задача,
Гораздо восприимчивей к удаче,
Пробить валун и оценить объем.
А значит, надо крепко упираться,
Пока еще, есть рецидивы братства,
И флаг нам в руки, если не запьем.
   
   Ирония – лишь маска для защиты,
   От бесов новоявленной элиты,
   Которая нас тащит в никуда.
   Да если бы не юмор, россияне,
   И фига, вновь зажатая, в кармане,
   Уж точно, неизбежная беда!

Тут, сразу, руки вверх, и на Голгофу.
В трактовке современной – значит к штофу,
Тем более, загружен магазин
Вином, крепленым чистым ацетоном,
Что нынче не считают моветоном,
Ведь это не какой-то там, бензин.

   И с этим предложеньем романтичным,
   Для гегемона, в общем-то, привычным,
   Ко мне, вчера, пришел мой контингент,
   Но я пресек преступные потуги,
   Подобные кивку вокзальной шлюхи,
   Не тот экономический момент.

А, заодно, озвучил цель и средства,
Без всякого излишнего кокетства,
И точки дислокации бура.
Назавтра, прямо с ходу, без раскачки,
Начнем решать локальные задачки,
За сим, спокойной ночи, и Ура!