химера

ХИМЕРА

Хищной ящеркой в душу скользнула.
Затаилась. Ну что ж, поглядим.
Октябрем из столицы подуло,
 Как по сердцу резцом ледяным.

В закромах моих шумно вздыхает
Пустота, как ночная сова.
Задыхаясь от воя и лая,
Ощетинилась злобно Москва.

Но химера, что в душу прокралась,
Оживает и льстиво поет:
-Верь, проявит столица и жалость,
Задохнется народ от щедрот.

Вот ступил на московскую землю.
А химера-то -  шасть от меня!
И теперь вместе с русскою чернью
Я придавлен пятою Кремля.

Большевистский сапог ладно скроен,
Сразу видно – халдей мастерил.
До свиданья, Москва. Я спокоен.
Я в чертогах твоих отгостил.

Я познал цену делу и слову,
И мне тошно в столичной толпе.
Возвращаюсь, и камнем пудовым
Придавлю свою жалость к тебе.

Только ящерка вновь сердце гложет:
-Что, хреново тебе, мужичок?
Быть собою себе же дороже.
А раз так, то роток на крючок.

Я, как бывший советский товарищ,
Присоветую: ты охолонь.
Ковш рассвета всегда отрезвляющ.
Знай же место свое, охламон.

Всяк кому-нибудь задницу лижет,
Все повязаны сладким враньем…
-Ненавижу, - кричу, - ненавижу!
Да гори ты вся адским огнем!..

Но в виденьях, во снах заполошных
Я метельную душу свою
Выношу вновь на Красную площадь,
С головой непокрытой стою.

Я смотрю на высокие храмы
Сквозь невзрачный московский снежок.
Где-то там петушок есть упрямый,
Тот еще – Золотой петушок!

На малиновой маковке дремлет,
Просыпается, песню поет.
И слетает на русскую землю,
И по зернышку правду клюет.

Закаляется клюв от ударов
О брусчатку – аж искры летят!


Ох, недаром, Москва,
                Ох, недаром
Петушиные глазки горят…
          1992 г.