Стл

Пространство формируется черными фигурами
Об этом знает каждая девочка, закатывающая чулки
Но в них не заглядывающая
Смотрящая, как закатывают стены домов до локтей синеву
Чтобы руки опускались в ступни  до головокруженья
Чтобы быстрей свет падал, бутылочно  разбиваясь
Но вот -  вечер. Империя подбирает кости
Хорошо, если из миски вчерашние, хуже если брошенные под ноги
Мелочь в каждом кармане, цвета ухи вкус марта
Отливающие чешуей  пытаются вспомнить блеск
Глотаемый  ими во сне, чтобы  вспарывающее утро
Было ясно, чтоб поперечный разрез взбухший
Обещал урожай, выдавливал  глаза пальцем  сыто
За окном размазано манное утро
Кожа пупырчата мальчиков, рвущаяся от натяженья
Белеющий парус чешет китовые спины сонных
И вместо брюк гладких  – весла, гребущие сумраком
Фонарями, стоящими падально, жабрами дышащим транспортом 
Дальше – прочерк, строка банкомата матерна
Ребра паркета комнат, поставлены  боком
Скользко ходить, думать, борт опрокинут полдней
Юбка ещё колышется, но звон колокольный прожит
Как не одевайся в черное, свет  упирается в спину
Стволами насильников или охранников
Что то же и  - одно, что сжимает её до пыли
Можно плыть, слезы глотая, рисуя на них плавсредства:
Семью, смену одежд, работу, обувь ноги  перебирающую
Белый живот  опережает  всегда на пол шага, на пол
Чтобы глядеть   ребенком, за её спину заглядывающимся
Вся жизнь  - насквозь, чулки неряшливо скомканы
Их нечем набить, время ходит безпятое
Передвигается на авто, набитых  ущельем  гортанным
Что же воткнуть в салат улиц, чтоб горло их  захлебнулось?
Жующее ли, говорящее.  Это тоже и одно
Равенства знак поставлен, чтоб каждая ночь внутрь пялилась
Не дожидаясь отклика, эха, молитвы падчерной
Паранджой  кладбища ресницы намертво клеющей
Крепнешь  надгробием, затылком перед наездником
Моллюска вокруг  волны развесишь стиранно
Чтобы зренье пустынь от тины твоей бы выкипело