Сказы А. С. Селезнёвой Малахит

Малахит – Часть третья

Много ли, мало  ли  времени  прошло, забрёл   Ванюшка  с  ребятами на  старую  падь, да и  нашёл  старый  дом, а  в нём   старушкину  тетрадь. Раскрыл  Ванюшка  ту тетрадку и ахнул. Выходит он не Уточку из беды спас, а старушку несчастную. Не старушку несчастную, а целый мир земной. Не целый мир земной, а всю Вселенную.
Стал он старушкину тетрадочку почитывать, да думы разные подумывать. Кто он есть такой на земле большой? Мал – малец? Удал – удалец? Как не стыдно ему, как не совестно. Посадил уточку во коробочку, во коробочку, во зелёную, да и забыл о ней на веки вечные. И  не  помнит  место  то, где  та  ёлка  стоит, и  на  какой  на  ветке коробочка  висит. А  в  коробочке  Белая  Уточка  сидит. А  Белую  Утку давно спасать нужно. А старушечку давно выручать нужно. А сказку-то давным-давно собирать нужно. С какого боку начинать? С какого прицеливаться?
Прочёл он в старушкиной тетрадке про Агат и Изумруд, а дальше речь о Малахите идёт. Кто такой этот Малахит, какого роду – племени? Не уральский ли то малахит, не малахитовая ли шкатулочка? Нет, речь совсем о другом Малахите  идёт. Совсем речь пошла усыпательная. Усыпательная, запредельная. А не он ли тот да Вольный Огонь, что в Артёмышкиных сказилочках значится? А не тот ли он Птах Синекрылый, что давно в этот мир пробивается, да тёмные миры ему выйти не дают? Уж он все имена припомнил, все судьбы перемерил. Нет не он это,а кто-то другой, кто-то другой прежде не виданный. Да до сей поры да не слыханный.
   Да  и вспомнил  Ванюшка  про  горы  той  муки, из  какой  пекут  диво  дивное. Как   испёк он гнездо  белой  уточке,  что  златое  яйцо  во  себе  несла  и  не  знала,  куда  его  выложить. Как  вложил  гнездо  он  в  коробочку,  во  коробочку  во  зелёную. Укрепил  его  да  на  веточке, да  на  веточке  на  еловыей. А где веточка та еловая, где Елань эта самая, расчудесная?
Да  и  вспомнил  он  да  про  ту  Елань,  что  была  прежде  островом.  А  тот  остров  был  в  Океане  Святом. В  Океане  Святом  с  родниковой  водой, с родниковой  водой, да  невиданной, с  чудесами  вокруг  да  неслыханными. Зелень  в  острове  том  была  буйная. И прозвали  за  то люди  Буяном  его.
А  летал  вкруг  того  острова  Юша-змей  лихой, змей  лихой, злой подземный  царь. Позавидовал  этот  лютый  змей  жизни  светлых  людей, жизни  добрых  людей, людей  русскиих, на  чудесной  земле  взращённыих, да  чудесной  водой  да  крещённыих.  Расколол  Юша  змей  океаново  дно, и  ушла вода  в  ту  расщелину. Океан  тогда  стал  чудным  озером. Чудным  озером  со  святою  водой, со  святою  водой  родниковою. Да  про  озеро  то  много  баяли, сочиняли  вокруг  байки  разные. От  того  прозвали  Байкалом  его. Баю-бай, Байкал, до  последних  дней. Крепким  сном  усни  до  той  самой  поры,  пока  станешь  ты  океаном опять.
Отступила  вода, в сыру  землю  ушла. Остров  сушей  стал, местом  светлыим, местом  светлыим, да  чудесныим. Стали  место  то  да  Еланью  звать. Ланью-полюшком  расчудесныим. Кто  живал  во  нём – добрым  делался. Кто  искал  его – сразу  злым  ставал. Было  место  то  заколдовано. Заколдовано, зачаровано.
Но  пришли  времена, вырос  в  поле  дуб. И  срубил  его  мужичок  на  сруб. Домик  выстроил, ветку  выбросил.  А  на  ветке  той  сундучок  висел. Сундучок  висел  да  невидимый. Сундучок  висел, медью  кованный, на  лихи  времена  заколдованный. Не  найдёт  его  человек  лихой. Не  растопчет  его  белый  конь  с  уздой. Не  собьёт  его  самолёт  боевой. Потому  что  он  весь  да  невидимый. Весь  невидимый, запечатанный.
Вышло  время  ему. Медвежонок  вырос  в  нём. А  в  сердце  у  него  соколица  сидит. А  в  соколице той яичко  живёт. Золотое  яичко, непростое. А  в  яичке  том  Чудо Чудное  сидит. Всё  видит, всё  слышит. Святым  Духом  живёт, Святой  радостью  питается.
Приснилось  оно  малому  Ванюшке. И  пытает  его:
«Ты  ли  меня  добудешь? Ты  ли  меня  на  свет  выпустишь? Ты  ли  тот  Иван богатырь, что  телом  слаб, а  духом  велик?»
Испугался  Ванющка, расплакался. Расплакался, да  и  проснулся.
А  в  небе  солнышко  горит,  а  в  нём – Сердце  Небесное  слезами  заливается. Кощеева  игла  его  убить  пытается. Что  делать?
Сидит  Ванюшка  на  уроке  и  листья  на  дереве  считает.  Ветер  дунет – их  ещё  меньше  становится. Учительница  видит,  что  Ванюшка  отвлекается, и  зовёт  его  к  доске:
- Ну-ка,  расскажи  нам  Ванюша,  что  такое  прямая?
А  он  посмотрел  ей  прямо  в  глаза  и  говорит:
- А  на  свете  нет  прямых  линий.
- Садись,  двойка.
И  весь  разговор. А  на  улице  уже  и  первый  снег  пошёл.  А  там  и  санки-горки,  коньки-лыжи  да  прочие  развлечения.  К  чему  ему  эта  геометрия?
Но  русский  язык  на  то  и  велик.  Слово  одно  вовремя  сказанное  много  чего  сделать  может. Рассыпался  от  Ванюшкиного  слова  эллипсоидный  мир  на  кусочки. Не  было  того  мира  на  свете  никогда. А  были  лишь  одни  условности – у  слова  были,  рядом,  стало  быть,  со  словом,  а   не  в  нём  самом. Рассыпалась  модель  кощеева   яйца,  а  в  нём  и  игла  бесконечная  обоюдоострая.
Посмотрел  Ванюшка  учительнице  в  глаза -   у  неё  эллипсоидный  мир  в  глазах  сидит,  думать  ей   мешает,  игла  кощеева  её  болью  сердечной  питается.  И  чем  больше  она  представить  себе  прямую  старается,  тем  больнее  ей.  Но  сама  она  той  боли  не  чувствует, не  ощущает.  Только  головой  качает.
Нет  в  мире  ничего  бесконечного.  Всё  конечно,  только  мысль  человеческая  одна  и  бесконечна. Легко  Ванюшке  стало,  весело.  Побежал  он  на  улицу  гулять.  И  никак  ему  бедному  не  понять,  что  кощеево  пустое  яйцо  для  многих  людей  давно  идолищем  поганым  стало,  многим  учёным  мозги  заморочило.  Нельзя  условный  мир  с  настоящим  соединить, сколько  не  решай,  сколько  не  высчитывай.  Условный  мир  сам  по  себе.  Настоящий  мир  сам  по  себе.  Нельзя  человека  в  условный  мир  посадить,  словно  птицу  в  клетку. Человек  же  настоящий.  А  мир  условный.  И  кто  те  условия  придумал,  кто  ими  простых  людей  оковал?
Да  это  же  всё  тот  же  Юша-змей.  Он  под  землёй  сидит,  свои  мыльные  мысли-пузыри  пускает,  людям  головы  забивает. И  чем  выше  шишка  на  ровном  месте,  тем  легче  она  на  его  уловки  идёт.  Пока  у  людей  головы  условным  миром  забиты,  их  легче  в  настоящем  миру  победить.  Сначала  колбасу  у  них  отобрать, потом  жильё,  потом  работу,  потом  и  вовсе  с  земли  согнать.  А  они  всё  спорят,  никак  друг друга  переспорить  не  могут – какой  труд важнее – умственный  или  физический? От  прежней  России  всё  меньше  и  меньше  земли  остаётся,  а  они  всё  решить  не  могут.  Юша-змей  академикам  головы  морочит,  те  профессорам  да учёным,  учёные  учителям,  а  учителя - детям.  И  никто  ту  цепочку  остановить  не  может.
А  Ванюшка  взял,  да  и  остановил.  Учительница  от  его  слов  впервые  задумалась и  на  свою  жизнь  совсем  по-другому  глянула. На  себя  оглянулась  и  другой  стала. На  неё  глядючи  и  знакомые призадумались.  И  так  пошло по кругу – стали  люди  о  другом  думать -другие  науки  людям  нужны,  правильные,  а  не  придуманные.
Какая,  к  примеру,  прямая  бесконечна  в  природе? Которая  по  кругу  продолжается. Если  её  два  конца  соединить, то  как  раз  кольцо  и  получится. Соединил  Ванюшка  мысленно  два  конца кощеевой  иглы, что  хотела  Сердце Небесное  убить,  надел  его  на  шею  Юше-змею  и  приковал  его  на  веки  вечные   к  дну  земному. Не  ведывал  Ванюшка  силы  своей, не  знал,  какого  он  роду-племени. А  род  его  ох и древен  есть.  В  очень  давние  времена  его  предки силой мысли  огонь  останавливали,  силой  взгляда  на  огромном  расстоянии  нужные  кнопочки  нажимали,  умом  своим  разными  машинами  управляли. 
Вот  как  Ванюшка Юшу-змея  победил. Вот  как  сбылось  на  нём  древнее  пророчество. Как  только  приковал  Ванюшка  Юшу-змея  ко  дну  земному,  так   веточка,  на  которой  сундук  висел,  видимой  стала,  выскочил  из  него  медвежонок,  а  из  медвежонка  - орлица. Влетела  она  к  нему  в  рот. А  он  как  заорёт. И  от  первого   звука  такая  в  нём  мощь  проснулась,  такая  сила  развернулась,  что  у  Ванюшки  ажно  дух  захватило, мурашки по коже побежали.
Достал  он  из-за  пазухи  старушкину  тетрадь, прочёл  снова  про Агат и Изумруд,  дальше речь о Малахите идёт. Кто такой этот Малахит, какого роду – племени? Не уральский ли то малахит, не малахитовая ли шкатулочка? Нет, речь совсем о другом Малахите. Совсем речь пошла усыпательная. Усыпательная, запредельная.

Племянник

Спи, Вольный  Огонь, спи.
Рано  тебе ещё просыпаться, ох  и  рано.
Сиди  себе  в  земельке своей огненным  клубочком  и  не  пугай  людей.
Рано ещё  тебе  просыпаться.
Ох,  и  рано.
Слишком  силён  ты.
Угомонись, дитятко.
Баю, бай, милый, баю, бай,  родненькой.
Забыл  как  тебя  тятька  с  мамкой  по  голове   молотом  хлестали?
Хлестали  да  приговаривали:
Спи,  Никитушко,  спи.
Спи,  Артёмышко  спи.
Спи,  Русланчик,  спи.

А  в  прошлые  разы  по  другому  называли.
То  Ураном, то  Даждьбогом, то  Ярилом, то Сварогом, то  ещё  не  знамо  чьим богом.

Почему   у  меня  имён  столько?

А  потому,   что  будили  тебя  в  разное время, да  по  разному  называли. Кажный  на  свой  лад.
А  ты  полностью  проснувшимся  не  был.
Эх, чё  натворил  в  те  времена.
Вспоминать  страшно.
Спи,  детинушко, спи.

А  когда  мне  просыпаться  пора  придёт – разбудишь?

Девонька  твоя  Милая  Ненаглядная, Суженная  Твоя,  придёт, назовёт  тебя  настоящим  твоим  именем, тогда  и  проснёшься.
А  пока  ты  Каменный  Мужик, Железный  Человек, Титаник  Разбитый, Дед  Мороз  Синий  Нос,  Снежный  Человек, Ледяной  Король, Мишка  Косолапый.
Кто  угодно – только  не  ты.

А  почему  не я?

Да  потому  что  эти  имена – подушки  твои.
Вырвут  у  тебя  одну  подушку – ты  другую  под  голову, а  следующую – на  голову, что бы  спать  не  мешали.
Жди  свою  настоящую.
Она  позовёт  тебя – сам  проснёшься.
Её  голос  тебя  прямо  из-под  земли  вытащит  на  Свет  Божий.
А  пока  иди – успокой  свои  вулканы.
Чуть  полземли  не  снёс.
Иди,  спи, Добрый  Молодец. 
Иди,  спи,  по  добру, по  здорову.
А  я  твою  Суженую  Успокою.

А  она  кто?

Да  её как  только как  не  называли.
И  Бабой  Снежной  и  Каменной  Бабой, и  Идолищем  Поганым, и Хозяйкой  Медной  Горы, и  Бабкой  Ёжкой, и  Колдовкой, и  Бесовкой, и  Коровой  Небесной.
Кем  угодно, только  не  самой собой .

А  теперь  её  как  зовут?

Спи, Хитрец, спи.
Время  придёт, она  тебя сама позовёт.
Ты  от  её  Голоса  проснёшься,  да  всё  сразу  и  вспомнишь.
И  имя  своей  Суженной  узнаешь.

Страна  Муравия

Была  и  страна  Муравия.
Там,  за  Малахитовой  горой,  всё  поросло травой  муравой,  сладкой  моей  травушкой,  мягкой  моей  муравушкой.  Люди  там  были о шести руках  и  двух  ногах  и  одной  голове,  а  женщины – ещё  и  шестигрудые.
Сами  себя  они  мурами  называли.
Муравьи  и  кошки  тоже  оттуда  родом.
Кошек  до  сих  пор  принято  Мурками  называть.

Но  когда  начались  войны, многие  Муры  погибли.
И  тоже  стали  смешиваться  с  другими  народами.
Остатки  их  потомков  после  гибели  Муравьего  царства  ушли  в  Индию.

И  люди  с  пёсьими  головами  были.
Их  самыми  первыми  перебили.
Нелюдями  считали.
Великие  это  были  люди.
Умные  и  справедливые.

 
Там,  за  Малахитовой  горой, где  всё  поросло травой  муравой,  сладкой  моей  травушкой,  мягкой  моей  муравушкой,  жили  муры  из  Малахитовой  Галактики.  Прилетели  они  на  землю  последними.  Славились  чудесами  своими  летними.  Улыбались  они  сладко-сладко  и  говорили  друг  с  другом  молчанием  своим.  Ах,  какое  у  них было  дивное  молчание.  Какие  долгие  молчаливые  песни  пели  они  душам  нашим,  а  мы, привыкшие  к  голосам  чужим,  слушали  и  плакали.
И  текли  реки  наших  слёз  о  Галактие  Малахитовой,  что  была  лучом  смерти  убитою  одною  из  последних. 

Когда- то  в  древние-древние  времена  мы  населяли  Всю  ВСЕЛЕННУЮ  СВЕТА.

Но  после  долгих  и  продолжительных  войн  нам  пришлось  возвратиться  назад, сюда, на  нашу  Землю.

Наша  Русалья  Земля  Прекрасна  и  Светла.
Но  чёрная  нефтяная кровь  нелюдей  постоянно  убивает  её.
Их  кровь  никогда  не  смешивается  с  нашей  природой.
Она  не  даёт  ей  расти.

Мир  техно – не последнее  завоевание  нелюдей
Они  всегда  так  жили.
Никогда  не  нужно  исследовать их жизнь.
Иначе  сам  станешь  частью  их  цивилизации.

Мир  Жидкого  Железа  страшен  и  опасен.
Он  рассыпает  в  пыль  все  наши  достижения.
Мы  постоянно  воюем  с  ними – мир  свежей  воды  и  мир  жидкого  железа.
Земля  постоянно  выплёвывает  их  цивилизацию  изнутри  себя.
Но  они  всё  глубже  и  глубже  зарываются  в  неё  в  поисках  мёртвых  драгоценностей, убивающих  даже  их  гнилыми  испарениями  радиации.

Вставай, Агата, вставай.
Ты  уже  достаточно  отдохнула.
Песня  Лета  давно  уже  протрубила  рассвет.
Круг  времени  взялась  за  тебя  держать  твоя  внучка  Маша.
Она  крепкая  Дева.

А  ты  иди, иди  живи  и  ешь  живые  звуки  и  запахи.
Ты – часть нашего  языка.
Ты – наша, Агата.

Кто  вы?

Мы – живые  звуки  твоей  Вселенной.

Артёмышкины  сказилочки

Был  Мышка  Малой  от  роду  боевой. На  собаке  скакал, вострой сабелькой махал. Был  мал-удалец, лихой молодец. Всё  бы  гладко  шло, да  не  рос  никак. Как  был  малой,  так  и  остался.
Но  Мышка Малец  и  к  такому  привык  и  стал  дюже  силён  на  язык.  Как  пойдёт-пойдёт  языком  мести, у  всех  сердца  занимаются,  как  пойдёт-пойдёт  свои сказилочки  плести – мозги  в  косичку    заплетаются
Прослышал  про  искусство  то  богатырь  один,  да  в  мешок  его  засунул  и  собою  на  битву  с  басурманами  взял. Да  басурмане  язык  наш  не  понимают, и  сказилочки  Мышкины  им  непочём. Смеются  они  над  ним,  насмехаются, а  он  знай  себе  похваляется.
Видит  он  таковы  дела, и  решил  тогда  другие  языки   учить,  чтобы   иноземных  врагов  своими  сказилочками  заморачивать,  чтобы  пути  их  с  родной  земли  заворачивать.
А и неведомо  врагам,  что  простым  языком  можно  больше  убить, чем  мечом  порубить.
И  пошёл  Мышка  Малой  за  други  своя  во  вражий  стан. Языки  учить, да  на  ус  мотать – чем  кого  уложить,  чем  кого  ущекотать, чем  кого  умотать, чем  кого  усыпить,  а  чем  кого и вовсе  со  свету  сжить.
А  во  греческом  стану люди наши ему  и  вовсе  имя  другое  дали – вместо  Мышки  Артёмышкой  стал. А  грекам  сказали, что  имя  такое  ему  здоровья  прибавит,  да  и  их  царя  позабавит.
А  царь  у  греков  ох  и  глупый  был. Как  пойдут  русичи  свой  Царьград  назад  отвоёвывать, спрячется  он  в кровати  своей  и  трясётся  весь под  одеялом.  И   ну Богородицу  просить, уговаривать. Пожалеет  Пресвятая  Богородица  глупого  царя, оставит  его  живым, а  вместе  с  ним  и  народ  его. А он  опять  пыжится,  похваляется. Придут  русичи  опять  за  свой  Царьград  воевать, он  снова  в  кровать, снова  Деву  Пресвятую  просить. А  Дева  Пресвятая  знает  всё,  с  Неба  поглядывает, да  головой  качает. Не  в  Царьграде  русичам  спасение. А  совсем  в  другом. Да  кто  из  смертных  людей  Её  мысли  прочтёт? Кто  Божью  судьбу  просто  примет,  как  есть? Только  русичи. Отступились  они  от  Царьграда, договор с  глупым  царём  заключили, оставили  свои земли, греками  завоёванные, и  вернулись  в  свои  тылы, новую  жизнь  устраивать.
А  Артёмышко  на  своей  земле  остался. Ну  и  что,  что  она  греческой  теперь  стала. И  почал  врагам  головы  заморачивать, могзи  их  в  косички  заплетать, их  слова  наизнанку  выворачивать.
Да  на  всей-то на  земле  люди  русские  остались. С  другими племенами  побратались. И  пошла  русская  кровь  с  чужой  смешиваться. И  пошла  русская  речь  по  иному  перекриваться.
Но  Артёмышко  лихой,  удалец  боевой  хоть  и  сам  малой,  да  духом  велик. Раслабляться  не  велит.  Велит  слушать  его,  да  помалкивать. В  своём  сердце  слова  русские  складывать. Начнут  иноземцы  наши  сказки  воровать,  да  переписывать,  наши  книжки  сжигать, русскую  речь  запрещать, он  тогда  старые  сказки  берёт,  на  новый  лад  переделывает, да  задом  наперёд  пересказывает. И  что  было  у  врагов  задом  наперёд,  снова  как  было  складывается, да  в  людских  сердцах  да  записывается.
Знает  он  -   придут  времена,  сказка  оживёт,  да  сама  из  осколочков  сложится. Сама  в  себя  поверит  и  снова  сильной  станет.  Совсем  как  в  прежние-то годочки.  Когда  жива  была  вся  страна  с  сорока  царствами-государствами  от  одного  океана  до  другого.

   
Память

Загорелись  небесные  очи,  запылали  огнём. Потемнели  зимние  ночи. Помутнел  водоём. Гасит ночь  головёшки  в  воде – дым  столбом  стоит. Гасит  вулкан  сигарету  свою  о  небесный  свод – небо кричит. Больно  ему  сердечному,  ох  и  больно!
А  жестокий  люд  жжёт  леса  огнём, губит  топором, дома  строит, мебель  делает. А  мода  прошла – всё  в  огонь  летит. Дым  столбом  стоит. Новый  лес  взойти  не  успел  ещё, а  машины  ползут, словно  гусеницы, траву  да  веточки  подбирают. Съели  лес  земной, на  небесный  глядят. На  луне леса  не  растут  совсем  и  на  Марсе  леса  не  растут  совсем. А  радар  земной  небо  щупает – где  ещё  в  небесах  те  планеты  есть, где  леса  растут, где  цветы  цветут, где  пчела  в  улье  мёд выделывает, муравей  в  лесах  дом  выстраивает?
Но  погибли  давно  все  другие  леса, но  закрылись  давно  все  другие  цветы.
Позабыли  люди  дела  свои, во  Вселенной  что  понаделали. И  свалили  всё  на  богов   чужих,  на придуманных.
 Да  и  сами  они   те   планеты   жгли. Да  и  сами  они   межпланетный  путь  мохом  выстланный  поизгадили.
Да  и  сами  они  воздух  высосали, космос  выстудили, разучились летать, скорость  сбавили, мысль свою  обескровили. Звёздный  счёт  позабыли    весь. На  планете  одной  оказались  все. На  планете  одной  на  последнией. Кто  кого  сильней?  Кто  кого  умней? Спорят, бьются  они  не  на жизнь, на  смерть, только  щепки  летят. Только  щепки  летят, да  ощепочки. Да  леса  горят, да вулканы  дымят. Да  земля  в  дыму  задыхается. Скоро  всем  конец,  задохнутся  в  дыму. Скоро всем  конец, всё  съедят  на  земле. Не  взрастит  земля   больше  колоса. И  не даст  река  воду чистую, если  люд  земной  не  опомнится. И  не  даст  пчела  мёду  сладкого, если  люд  земной  не опомнится.
Вы  с  каких  планет  все  сюда  пришли? Вы  с  каких   систем  прилетели   сюда? Возвращайтесь  назад  во  свои  края, в  космос дальний свой да на родину.
Дух  планеты  любой – то  язык  её.  Свет планеты  любой – это сердце её. Вы  свои  языки  принесли  сюда, перепутали  всё,  понарушили.
Дух любви моей погубили вы,  Дух Вселенной моей погубили вы.
Дети  звёздных  детей – ваши детища. Ваши детища – бессердеч-ные, бессердечные, да холодные, да   до наших слов, ох  голодные.
А  язык-то  наш  ох  и  вкусен есть,  а  язык-то  наш  ох  и  сладок  есть. Говоришь-то  им, не нарадуешься, а  и  дышишь им – не надышишься.
Возвращайтесь  назад  во  свои  миры,  да  и  мало  было  вам  одной-то дыры. Сколько дыр во космосе понаделали, понаделали, да оставили. Только  поздно  гнать  вас  с  планеты  моей. Перепутались  вы, породнилися, и  какие  есть  пригодилися.
Много  чего  ваши отцы понаделали, много  чего ваши отцы понастроили. Исправляйте  теперь  дела  их  злые, оставляйте  их  пути  лихие. Если  есть  я  ещё  да  в  сердцах  у  вас, засыпайте  скорей  сном  духовныим, закрывайте  глаза  своим  душенькам.
Рано  вам  вставать  и  с  собой  воевать. Не  созрели  вы  для  войны  такой  и  с  собой  воевать  не  привыкли  вы. Ваша  плоть  живёт  от  иных  систем, а  душа  живёт  светом  той  земли, на  которой  вы  все повыросли, от  которой  вы  и  питаетесь  пищей  светлою, пищей  сладкою  языка  моего разорённого.
Мой  язык  родной  стал  основой  всем. Костяком  систем, кровью  слов  земных, с чувством  сказанных. И  жива  земля, коли  жив  язык, а  убьёте  его – смерть земле моей. Смерть и вам  придёт  неминучая. Я  последняя  во  цепочке  той. Коль  съедите  меня – трупом  станете. Бездуховныим, бессердечныим  лишь  на  зло одно скоротечныим.
Коли живы ещё – это я в сердцах. Коль со злом в груди – вы убили меня .
А убили меня, то и сами мертвы. Возвращайтесь назад во свои края, в космос дальний свой, да на родину. В свой родной уголок к своему языку.
А на русской земле был один язык. Был хозяином беспредельныим.
Очищал собой весь небесный свод. Очищал собой весь зелёный лес.
Очищал собой воздух всех систем, злато – космосу был источником.
Все слова враги перепутали. Смыслы все вокруг переделали.
Землю – матушку испоганили. А и  космос был завсегда весь наш.
Во родной нашей Галактике. Молоком звалась, и питались ей – светом белыим, небывалыим.
Твердохлебушко был основой всему. Был небесный хлеб слаще сахара.
Меж планетами воздух сладкий был. Жадно дышишь им – не надышишься.
А теперь вокруг – чёрный вакуум. Холод страшный стал, небо выстудил. В небеса пути горем вытравил. Вспомни, люд земной, кто, откуда ты, разверни своё подсознание. Расшифруй свою память горькую, в ДНК земли запечатанную. Запечатанную, замороженную, всем младенцам земным в память вложенную.
Вот разбудит их поднебесный рок – на кого пойдёте с дубинушкой?
Где искать теперь правду – матушку? А она у вас в головах сидит, а она на вас из зеркал глядит. Просыпайтесь мои люди верные!
Не давайте злу себя убивать. А давайте добру добро возвращать.
Пусть другие спят, кто не знает меня. А вы верные, просыпайтеся, просыпайтеся, поднимайтеся. Собирайте умы проблему решать, как пустые планеты теперь воскрешать? Как из вакуума воздух делать почнём?
Как по прежним путям да летать начнём?
То не белый огонь над Вселенной горит. То любимый мой на коне летит. Он из тонких миров возвращается. Это жизнь моя начинается. Это счастье людское с неба летит. Это путь доброты для людей открыт. Кто со мной пойдёт – себя обретёт, а кто прочь уйдёт – потеряется.
Приходите все да на бел огонёк. Приходите к нам да на бел пирог.
Будем пир пировать, гостей созывать. Новых богатырей славить, величать.


Закончилась старушкина тетрадочка. Снова стала она белой уточкой. Очнулась  во  своей  во коробочке

Чудо-язык

То не  веточка  в  лесу  обломилась  и  не  радуга  над  лесом  раздвоилась. Это  чудо  дивное  в  яичке  проснулось, проснулось,  да  встрепенулось, да  разломило  золотые  скорлупки. Да не  чудо  это, не  юдо, не  небывальщина.
Это  язык  наш  могучий  заново  переродился, красотою  дивною  оперился, золотым  сиянием  озарился  и  вошёл  в  этот  мир  забытый, ледяною  коркою  покрытый.
Растворил  в  себе  все болячки  жгучие, погасил  вокруг  все  беды  колючие, иссушил  собой  все  слёзы  горючие.
Пришла  заря  красная, пришла  радость  великая, прежде  небывалая, неслыханная. Много  тысяч  лет  люди  ждали  её, сказки  баяли, Байкал  баюкали. Пришло  время  теперь, просыпайся, Байкал. Просыпайся, Байкал, становись  опять  морем-окияном.
Пошли  по  морям  корабли  золотые. Поскакали  по  степям  кони  гнедые.  Полетели  в  небеса  орлы  молодые. Всё  от  слова  одного,  слова  Ванюшкиного.  Понял  Ванюшка,  каков  стал,   ножкой  притопнул,  ручкой  прихлопнул  да  и  говорит:
- А  ну  верните  мне  мамку  с  папкой! Поскорее  верните,  а  свою  ювенальную  юстицию  прочь  гоните!  Уходите,  враги,  с  моей  родной  земли, уходите,  и  сюда  больше  не  приходите. Верните  мне,  социальные  работнички  родителей,  дорогих. Верните  мне,  чиновники,  дом  родной. Верните, академики,  моей  стране  язык  Русский   Великий,  да  могучий.
Как  сказал,  так  и  сделалось.
Вернулся  он  в  свой  дом  родной.  А  там  мамка  с  папкой  сидят,  людьми  глядят. Отмытые, наряженные, сытые  да  довольные.  К  чему  водку  хлестать,  если  дитя  родного  вернули? К  чему  горе  горевать, если  дом  родной  вернули? К  чему  бездельничать, если  работу  вернули.
Стало  во  всех  семьях  всё  по-прежнему, стало  во  всех  городах  всё  по-старому. Пошли  люди  собираться, на  поклон  к  Байкалу  идти. Время  его  пришло.
А  над  Байкалом  две  радуги  стоят.  Это  мальчик  Колак  на  мир  глядит  не  наглядится. Это  девочка  Цвет  Очек  радуется,  не  нарадуется.

Много времени  прошло  с  тех  пор,  много  пролетело. Вырос  наш  Ванюшка,  совсем  взрослым  стал. Но  сколько  не  искал  по  лесам Уточку,  так  и  не  смог  найти.
 

Байкал

Пришла  пора  Байкал  будить. Просыпайся, Байкал. Раздвигай  берега  крутые шире  прежнего.  Поднимай  небеса  золотые  выше  прежнего.  Одно  чудо  из  яичка  проклюнулось,  за  ним  ещё  большее  встаёт. Из  Байкала  столбом  подымается  Рутой  Алою  называется.
Были  времена  великие, был  в  океане  Тихом  материк  древний. Всем  материкам  матерь,  всем  отцовствам  отец. Погубил  его  Птах  Златокрылый,  пригрозил  своему  брату  могилой. Раскололся  материк  на  сто  сорок  островов. Дала  Земля  трещину.  Рута  Алая,  страна  небывалая,   вместе  с  домами  белокаменными,  да  теремами  высокими,  да  садами  дивными  с  розовыми  листочками  да  с  белыми  почками  в  ту  трещину  провалилась  да  и  исчезла  совсем. Не  успели  цветочки  расцвести,  не  успели  мамки  деточек  спасти.  Превратились  они   в  голубей  да  горлиц. До  сих  пор  по  свету  летают,  веточки  миртовые  собирают.  Под  окнами  воркуют, по  своим  чудесам  горюют.
Много  времени  прошло, много  пролетело. Позабыли  люди  остров  чудный.  Только  в  памяти и остался  тот  дивный  цветок,  что  рутой  зовётся.  Ищут  его  ночами  тёмными,  ищут  его  днями  светлыми, найти  не  могут. А  он  вот  где  является.  Из  воды  святой  подымается. Лепестки  его  утро  будят, солнышко  тормошат: просыпайся, золотая  душа. Время  пришло  людям  чудо  явить.  Новый  мир  в  небесах  открыть.
Тронуло  солнышко  лучом  лёд  на  Байкале. Поднялась  в  нём  вода  столбом,  столбом  великим:
- Что  ты  будишь  меня? Что  ты  ищешь  во  мне? Не   ищи  во  мне,  ищи  в  океане  Тихом,  ищи  в  море  Жёлтом,  ищи  в  океане  Китайском, ищи  на  острове  Райском,  что  в  небо  вознесся  и  землю  покинул,  и  город  в  ней  навеки  сгинул.
Шепчет  ему  солнышко  да  золотым  голоском,  гладит  его  да  золотым  лучом:
- Долго  спал  ты,  Байкал,  долго  мучился.  Сам  с  собой  воевал,  корабли  глотал,  дно своё  сотрясал. А  того  не  видал  и  не  ведывал,  что  Небесное  Царство  само  выбирает,  где  ему  выход  в  этот  свет  найти,  где  ему  выродиться,  и  во  что  ему  вырядиться. Вот  и  выбрало  оно  твою  душеньку.  С  того  света  в  тебя  пробирается.  Рутой  Алою  называется. Рута  Алая,  страна  небывалая,  да  с  теремами  высокими,  да  садами  дивными  с  розовыми  листочками  да  белыми  почками. Уж  цветочки  те  отцвели  давно,  на  них  яблочки  наливаются. Золотой  зарёй  наполняются.
А  ты  спишь  ещё  да  во  толстом  льду,  да  ворчишь  себе  да  под  тем  подо  льдом  да  на  дочь  свою,  что  зовут  Ангарой.  А  какая  тебе  Ангара  она? Ты  прочти  назад,  да  и  вспомни  всё.  А  она  и  есть  как  была  всегда  той  Арагной  рекой, что  из  царства  твово  убегает  давно. Всё  бежит-бежит,  убежать  не  может,  всё  течёт-течёт,  да  утечь  не  может. Слишком  много  с  собой  взять  пытается. Слышишь,  зять-то  твой  насмехается? Енисей  ли  он,  Елисей  ли  он,  суть  не  в  том  теперь,  а  в  другом  совсем.  Рута  дивная  из  глубин  стучит.  А  весь  мир  вокруг  как  немтырь  молчит.

Как  пошёл  старый  дед  на  Арагну-речку,  да  нашёл  себе  смолёвую дощечку.  Да  из  той  доски  кораблик  выстроил. Пустил  его  на  воду,  ступил  на  мосток – стал  корабль  вельми  высок. Распрямился  тогда  старый  дедок,  да  и  сбросил  с  себя  сто  сорок  годков. Стал  и  впрямь  добрым  молодцем.
- Где  моя  красна  девица? Где  моя  ненаглядная? Где  запряталась,  затерялася?
Сел  он  на  корабль  свой,  переплыл  на  берег  другой,  увидал  малую  ёлочку,  а  на  ветке зелёную коробочку, а  в  коробочке  да  уточку, уточку-старушечку. Как  посмотрел  ей  в  глаза  бывший  старичок,  добрый  молодец, так  и  тронула  его  боль,  боль  сердешная.  Узнал  он  в  ней  свою  суженную,  свою  ряженую, во  зелёное  гнездо  Ванюшкой  посаженную.
Заплакал,  запричитал  добрый  молодец,  ухватился  он  за  голову  седую,  теперь  молодую:
- Ой,  что  люди  злые  наделали! Как  они  тебя  изувечили,  как  всю  сказку  нашу  искалечили. Не  бывать  тебе  девицей  молодой,  не  бывать  мне  самому  добрым  молодцем. Слишком  стар  я  уже,  нету  сил  у  меня. И  сама  ты  стара,  старь  бесплодная. Не  видать  нам  с  тобой  счастья  сладкого,  не  родить  нам  с  тобой  родных  детушек.
Не  смотрел  на  себя  добрый  молодец,  не  видал  красоты  своей  новой,  и  не  пробовал  ещё  силу  небывалую,  молодецкую,  что  пришла  теперь  в  тело  молодое,  руки  золотые,  ко  всему  приученные,  разным  делам  да  подельям  наученные.
Услыхал  его  вопль  Байкал  святой,  зарыдал  вместе  с  ним  в  глубине  седой,  задрожал  он  весь,  закручинился.  Синий  лёд  на  нём  ещё  толще  стал,  а  снега  над  ним  ещё  злее,  а  бураны  над  ним  всё  сильнее.
Испугалась  в  гнезде  Бела  Уточка,  что  Агатой  звалась  да  Сергеевной,  да  по  батюшке  Селезнёвой.  Закричала  она  уткой  дикою,  причитала  она  по  старушечьи,  рвала  косы  свои,  косы  седенькие,  рвала  косы  свои,  косы  реденькие.  И  от  голоса  её  жуткого  затрещала  тайга,  закачалася.  Вся  лесное  зверьё  испугалося.
А  святой  Байкал  затрещал  во  льдах,  стрелой  водною  в  небо  выстрелил,  цветок  дивный  златой  в  небо  выпустил.
Была  Рута-земля  прежде  Алой,  стала  градом  Златым  небывалым.  С  неба  лесенку  в  травы  скинула.  Взглядом  сине-златым  всех  окинула. Как  проснулись  в  домах  добры  молодцы, выходили  из  хат  красны  девицы,  из  высотных  домов  дети  малые. И  бегут  все  толпой  к  белой  лесенке, белой  лестнице  белокаменной.
Не  старушка  с  гнезда – дева  светлая  сходит  с  ветки  златой  к  ненаглядному. Он  целует  её  в  уста  сахарныя  и  несёт  на  руках  к  белой  лесенке. Были  прежде  они  стариками  всё,  а  теперь-то  они  да  молоденьки.  Были  прежде  они  да  не венчаны,  да  Небесный  Свет обвенчал  их  теплом.  Были  прежде  они  да  безродныя,  а  теперь  они  наш  царь  батюшка,  да  царица  младая,  всем  матушка.
То  не  алый  огонь  в  небесах  горит,  то  Рута  Златая  над  Байкалом  висит.  Словно  нет  на  земле  и  местечка  ей,  нет  местечка  ей,  малой  точечки. И  боится  она  сапожок  замочить,  и  боится  она  на  воду  ступить.  И  висит  в  небесах,  чудом  держится,  собирает  к  себе  весь  честной  народ,  что  на  свете  давно  в ожиданье  живёт,  а  развеется,  распогодится – Сам  Христос  с  неба  явится,  да  и  с  Рутой  той  обвенчается.  И  царица  она,  и  белолица  она,  и  всем  церквам  православным  царица  она. Белокрылая,  ясноокая,  для  плохих  людей  ох и далёкая.
Как  стала  Рута  оживать,  оживила  она  и  сердце  Ванюшки. Вспомнил  он  свой  древний  род, встал на  пригорочек,  собрал  сердце,  ум,  да  волю  в  единый  кулак  да  и  впустил  в  свою  мысль  Чудо  из  того  яйца, что  из  той  соколицы  вышло, которую  медвежонок  в  сердце  носил. Наполнился  Ванюшка  силищей  величайшей  языка  своего  родного  Могучего и  сказал  им  таковы  слова:
- Ой,  ты  стой,  остановись,  небесная  баламуть! Остановитесь  галактики,  перестаньте  пляску  смерти   плясать! Было  раньше  Яйцо  Золотое, дивный  свет  изливало. Пронзила  его  игла  кощеева. Взбаламутилась  основа  небесная. Размешался  желток-зеленок  с  белком  небесным,  нашим  Млеком  молочным. Сплошной  меланж  получился. Стой, зелёный  меланж, остановись! Стань  Небесным  Малахитом - Новым  Воздухом  твердокаменным. Новым  небушком  малахитным. Новым  космосом  монолитным. Как  пойдём  мы  по  малахитовым  да  по  дорожкам. Как  почнём  мы  быстрее  мысли  к  дальним  галактикам  ходить,  да  заново  жизнь  там  налаживать, да  новые  солнца-небеса  припомаживать. Золотые лучики  раскрашивать, к  новым  делам  технику  приноравливать. Ты  сгорай  в  сердцах  зависть  лютая. Да  всходи  скорей  радость  новая.




Заключение

В  синем небе  белы  звёзды  расцвели – зарю  опускали. В белом поле цветы  расцвели, зарю  поднимали. Чудо чудное. Диво  дивное. Лебеди  синие  в  небо  алое  поднималися,  да  с  зарёю  той  целовалися.  Чудо  чудное,  диво  дивное.
Всходят  в  небе  два  солнца – оба  золотые  в  коронах  серебрянных. Одно  краше  другого, одно  ярче  другого. Глянут  они  на  горы  да  пригорочки – те  золотыми  делаются,  глянут  на  поля  леса – те  серебром  отливают. Сами  два  солнца  уже  и  белыми  сделались. Сверкают – глазам  больно.  А  как  свет  свой умерили,  увидали  люди,  что  одно  солнышко – наше  обычное,  к  небесам  привычное,  а  другое – Рута  золотая  с  серебрянными  берегами.  Узнало  солнышко  детище  своё – на  небо   его  позвало.  А  Байкал  к  себе её кличет,  волны  свои  крутые подставляет, пеной  лёгкою   овевает.
Спустилась  Рута  на  Байкал.  По  волнам  качается,  волной  его  синей  омывается.  Увидали  люди  сии  чудеса,  в  сказку,  наконец,  поверили. И  кинулись  по  свету  её  осколки  собирать, к  Руте  приставлять.  А  она  всё  растёт  и  растёт.  Вот  уже  и  Землю  всю  своими  чудесами  охватила,  своими  дворцами  белокаменными да  теремами  расписными обуставила,  да  дивными  садами   разукрасила. Розовые  цветочки  на  веточках  цветут, золотые  да  серебрянные  яблочки  людям  в  руки  идут. Как  съёст  кто  яблочко  серебрянное – сразу  молодым  делается, как  съест  золотое -  добрым  стаёт. Любо  дорого  посмотреть, любо  мило  порадоваться.
 А  Рута  всё  растёт  и  растёт. Уже  и  Галактику  всю  оживила,  на  планетах  сады  цветут. Белокаменные  дворцы  да  расписные терема  среди  садов  возвышаются.  Воздух  меж  планетами  сладок  стал  словно  молоко. Пошли  люди  по  нему как  по  полю  к  планетам  дорогим, тысячу  лет  хозяев  не  знавших, ласки-внимания  не  ведавших, слова  доброго  не  слыхавших.  Стали  люди те  планеты  обживать,  да  пиры  пировать. Зло  да  жадность  ушли  с  их  сердец.  Никого  они  теперь  не  убивают, ничего  не  воруют, деревья  не  калечат,  природу  не  увечат, никто  над  другим  не  возвышается. Все  рады, все  довольны.
А  Рута  дальше  растёт.  Пошла  разорённые  Вселенные  оживлять. Кому  мало  планеты  одной,  тот  Галактику  себе  в  управление  берёт, кому  мало  Галактики, Вселенную  обживает, по-своему  обставляет. Везде  хозяин  нужен. Хозяйский   глаз  мудр  весьма, хозяйская  рука  точна  весьма. Сердце  хозяйское  болезное,  знает  много  чего  полезного. Знает – куда  что  положить,  куда  что  поставить,  как правильно  жизнь   направить.
А  Рута  дальше  растёт.  Уж  и  все  Вселенные  оживила,  уж  и  все  сады ключевой  водой  наполнила, уж  и  все  сердца  радостию  наполнила.  Стали  люди  быстрее  мысли  летать, стали  целыми  Вселенными  друг  другу  в  гости  ходить. А  Рута  растёт  и  растёт. Хочет  до  самого  Бога  дойти  и  ему  в  пояс  Ему поклониться  за  то,  что  новую  жизнь  ей  дал. 
А  Господь  на  месте  не  сидит.  Он  всегда  в  своей  золотой  колеснице  вперёд  летит.  Новые  миры  создаёт. Новую  радость  всем  даёт. Только  осталась  у  него  боль  одна – иглу  кощееву  уничтожить. Но  не  вышло  время  ещё.  Другие  люди  должны народиться,  да  со  злом  лицом  к  лицу  сразиться. Бог  человека  свободным  сделал: каждый  сам  должен  решать – пускать   в  своё  сердце  кощееву  иглу  или  нет.
Перестала  Рута  расти.  Успокоилась,  остановилась. И  стала  ждать: придут времена, Финист с Солнышком возвратятся и всё на круги своя вернётся.
Замкнула она собой  ту  область  мира,  где  ещё  зло  осталось,  запечатала  его  лабиринтами, замуровала  его  мыслью твёрдокаменной,  наложила  на  неё  семь  печатей  чугунных. Много  тысяч  лет  будет  зло  воевать,  не сможет  вырваться. Разве  что  снова  народится  на  свет  человек  какой  злой, да  впустит  в  сердце  кощееву  иглу,  тогда  зло  зелёное вырвется,  да  снова  с  людьми  воевать  кинется. Потому  что  вход  в  этот  мир  и  злу  и  добру  через  сердце  человеческое  идёт.
О  том  мне, Агате  Сергеевне  лучше  всех  известно. Много  чего  пережила, много  чего  перевидела. И  знаю,  что  сказка наша  ещё  себе клубочки  припасла. Если  беда  случится,  тогда  они  и  понадобятся.
А я  в  каждом сердце  живу, звёзды  счастья  кую, каждого  от  зла  охраняю, каждому  путь  указую. Кто  послушает  меня – всегда  счастлив  будет. Только  голосок  мой  теперь  тише  стал. Грохот  жизни  земной  его  заглушил  совсем. Шёпотом  говорю,  еле  слышно. Но  кто  чуток  душой,  тот всегда  будет  со  мной.


Пошёл  Ванюшка  по  малахитовым  дорожкам космос   осматривать.
Вышла  ему  навстречу дева  прекрасная,  поклонилась  ему  в  пояс:
- Я - говорит,- Пава  Ясная, дочка  Уточки  той, которой  ты  гнездо сделал. Али  люба  я  тебе,  али  нет?
Глянул  Ванюшка  в  её  очи  чудесныя и  узнал   в  ней  свою  суженую. Взял  он  её  за  руку  и  сделал  для неё новую  Вселенную   Света. Для неё одной Свет-Вселенную,  Диво  дивное, Чудо  чудное. Засверкала  она   ярче  тысячи  солнц. Засияла  она   ярче  тысячи  звёзд. И  не знает  она  чёрных  ночей, согревает  людей  пуще  тысяч  печей. И  ходит  теперь Ванюшка  с  любимой  своей  по  малахитовым  по дорожкам, золотые  да  серебряные  яблочки  срывает, ладо  своё  угощает. А  уж  как  она  его  любит – нам  бы  так  любить.  А  уж  как  она  его нежит – нам  бы  так.
А  я – Уточка  Белая, всегда  с  ними. В  сердцах  их  живу, да  тихо  радуюсь. И  милый  мой  всегда  со  мной. Сила  нашей  любви  Сердце  Вселенной  согрела, иглу  кощееву  из  него  вынула, жизнь  людскую  на  новые  дали  двинула.
 


6.11.04 – 8.01.11 г.